Чтобы люди помнили - Федор Раззаков

Тело моё туго приклеилось к туловищу лошади — держался я всеми нужными и ненужными мышцами… А душа звенела, пела, куда-то вырывалась из груди — это упоение, это счастье!..

…И не доезжая десяти–пятнадцати метров до камеры, лошадь, неожиданно для всех и, главное, конечно, для меня, рванула в сторону… Я брякнулся на землю! А нога осталась в стремени… Взбешённый конь волочил своего горе-всадника ещё с полсотни метров по пыльной земле…

Вся группа и участники массовых сцен с охами и ахами окружили меня. Я бодренько вскочил, преодолевая жгучий стыд за себя, неумёху, но, стряхивая пыль с одежды, что-то промямлил вроде: „Нормально!.. Всё нормально!!!“

Все облегчённо вздохнули: „Ну и слава Богу“. Усадили меня на раскладной (режиссёрский, во какая честь!) стул и стали галдеть — гадать, как такое „грехопадение“ могло случиться…

Наконец съёмка возобновилась. Я рывком поднялся с кресла… и как подкошенный рухнул на серую от пыли траву… Почувствовал дикую боль в спине, и нога, словно чужая, не слушалась меня. Кое-как уложили меня на солому, стали снимать сапоги… Боль… Разрезали голенище… Разрезали штанину галифе. Нога — колода…

В районной больнице сказали, что у них нет электрического света, а при керосиновых лампах операцию делать они не берутся. И попав в московский ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии) в руки (всё-таки я везучий) знаменитого хирурга, в прошлом знаменитой спортсменки Зои Сергеевны Мироновой, которая многих балетных артистов, футболистов, мотоциклистов вернула в строй, я избавился от двух порванных менисков на левой коленке…»

Фильм «Поднятая целина» вышел на экраны страны в 1960 году и занял в прокате 9-е место (30,2 млн. зрителей). Однако в том же году в прокат вышел ещё один фильм с участием нашего героя, который занял 2-е место (34,1 млн. зрителей). Речь идёт о картине «Воскресение» (1-я серия) по роману Л. Толстого, которую снял режиссёр Михаил Швейцер. Матвееву в нём досталась главная роль — Нехлюдов. Для многих этот выбор режиссёра был странным — после темпераментного, взрывного Нагульнова актёру предстояло сыграть углублённого в себя Нехлюдова. Актёр Михаил Царёв, отпуская нашего героя из Малого театра на съёмки картины, откровенно удивлялся: «Отчаянный вы, Евгений Семёнович… На этой роли ещё ни один актёр не срывал лавры… Катюша Маслова, выражаясь балетным языком, будет вертеть тридцать два фуэте, а вам достанется только поддерживать её за талию…» Были и ещё более откровенные отзывы недоброжелателей, которые заявляли: «Швейцер с ума сошёл. На кирзовый сапог (имелся в виду всё тот же Нагульнов) собирается надеть замшевые гамаши».

Однако ни режиссёр, ни сам актёр не испугались. Матвеев ещё задолго до съёмок стал готовиться к роли, посещал Ясную Поляну, Хамовники, прочёл записки и дневники самого писателя. Е. Матвеев вспоминает:

«Сказав себе: „Я Нехлюдов“ — вёл в жизни соответственно: стою в очереди — я князь, протискиваюсь в автобус — я князь, держусь за поручень в вагоне метро — я князь и т.д. Дома жена и дети, видя во мне перемены, поначалу подтрунивали вроде: „Князь, кушать подано“, а потом привыкли…

Кстати, в этом фильме едва не снялся и мой сын — маленький Андрейка. В фильме есть такая сцена: Нехлюдов приходит в тюрьму на свидание с Катюшей, и вдруг к нему подходит ребёнок. Нехлюдов удивлённо спрашивает у мальчика: „А ты что тут делаешь?“ А он отвечает: „Я здесь родился. Моя мама — политическая“. Вот и вся сцена. Швейцер говорит мне: „Роль крошечная, искать ребёнка времени нет. Может, ты своего приведёшь?“ Андрею тогда лет пять было. Тут же отрядили „волгу“ и привезли его на съёмочную площадку. Швейцер приступил к репетиции и долго уговаривал его сказать: „Моя мама — политическая“. Андрей крепился-крепился, а потом выпалил: „Не скажу! Моя мама — хорошая!“ На этом и кончилась его актёрская биография».

Стоит отметить, что вживание Матвеева в роль Нехлюдова проходило не всегда гладко. Т. Сёмина вспоминает: «Матвеев решил проникнуться тюремной жизнью и стал проситься, чтобы ему показали тюрьму. Его провели по коридору. Он вышел оттуда весь оплёванный, чем-то облитый. Кто что мог, то и швырнул в него через решётку… Матвеев рыдал потом, не мог поверить ни своим глазам, ни своим ушам…»

С выходом в 1960 году сразу двух фильмов с участием Матвеева и взяла старт его всесоюзная популярность.

2-я серия фильма «Воскресение» вышла на экраны страны в 1962 году, но заняла уже 12-е место (27,9 млн. зрителей).

Одним из самых удачных и любимых у зрителей фильмов, в котором снялся Матвеев, можно смело назвать картину режиссёра Михаила Ершова «Родная кровь». В нём наш герой сыграл роль сержанта-танкиста Федотова, который полюбил мать троих детей, паромщицу Соню (в этой роли снялась Вия Артмане). Фильм вышел на широкий экран в 1964 году и занял в прокате 4-е место, собрав на своих сеансах 34,94 млн. зрителей. В том же году он был удостоен почётных призов на трёх различных фестивалях: в Мар-дель-Плата, Буэнос-Айресе и Ленинграде.

Любовная история, рассказанная в этом фильме, не оставила зрителя равнодушным. Тысячи одиноких женщин, посмотрев «Родную кровь», сразу же влюбились в образ, созданный Матвеевым. Вот что вспоминает об этом сам Е. Матвеев: «После спектакля поклонницы Лиду просто отталкивали, мол, ты ещё ночью увидишь. И письма писали, и телефон обрывали, и гадости говорили. А уж про моих партнёрш чего только не придумывали. Про Вию Артмане, Олю Остроумову, Валерию Заклунную, Людмилу Хитяеву. Когда встречаюсь с этими очаровательными женщинами, они смеются: какая я там у тебя в гареме? Это не значит, что у меня к ним не было никакого душевного расположения. Было. Ещё как. Но я всегда боялся, что рассыплется семья. Без своей жены я или спился бы, или истаскался по бабам!..»

И всё же однажды, в середине 50-х, нашему герою пришлось испытать серьёзную любовную драму. Вот что он рассказывает: «У меня были влюблённости. И один раз у жены. Помню (мы тогда ещё в Новосибирске жили), Лида даже попросила, чтобы я ей помог перейти на другую работу, потому что там у неё намечался какой-то роман. Был случай, когда я уходил из дома. Увлёкся я тогда очень сильно. Та женщина приклеила меня сценическим темпераментом. Тоже вот увидел её на сцене — и показалось, что это любовь! Лида обо всём догадалась, спросила: „Женя, тебе трудно?“ Я сказал честно: „Да“. Тогда она мне: „Не мучай себя и нас. Если тебе там лучше — иди туда“. Это меня поразило. Если бы она устроила скандал, я бы ушёл навсегда. Взыграло бы самолюбие. Вот увидел бы я, что она не такая, какую я любил. Я тогда ушёл, но не к предмету страсти, а к другу. Две недели — голову под холодную воду. И в конце концов вернулся. Когда пришёл домой, Лида открыла дверь и спросила: „Ты сегодня не завтракал?..“»