Никита Хрущев - Жорес Медведев

«Оставалась, – отмечает А. А. Громыко, – в тот момент еще одна задача: успокоить общественность. Но как? И вот тут Хрущев проявил завидную находчивость. Он предложил в высшей степени оригинальное решение.

Утром на заседании Президиума ЦК КПСС в тот день, когда никто ни о чем, кроме как о сложностях и об опасном состоянии отношений с Соединенными Штатами, и думать не мог, когда каждое сообщение из Вашингтона или Гаваны изучалось с самым пристальным вниманием… Хрущев вдруг предложил: “А не пойти ли членам Президиума сегодня вечером в театр? Давайте покажем и нашему народу, да и всему миру, что у нас обстановка все же спокойная”.

Такое предложение первоначально несколько удивило присутствующих. Но потом, когда все поняли заложенный в нем смысл, его охотно приняли. Что шло тогда в театре, не помню. Да, наверное, никто из присутствующих членов Президиума не очень внимательно интересовался тем, что происходит на сцене. Опера, балет или драма – для всех было все равно. Думали все о том, что делается там, в Западном полушарии. Но все честно и спокойно сидели, аплодировали, как полагается завзятым театралам.

На следующий день сообщение о том, что все члены Президиума ЦК КПСС побывали на спектакле, опубликовали газеты. Оно эффектно сыграло свою роль. Можно сказать, что сработало успокаивающе лучше, чем тысячи самых искусных лекторов» [153] .

К сожалению, такое ложно-значительное многословие является вообще характерным для воспоминаний Громыко. Историк напрасно стал бы искать в них информацию о его директивах послам в кризисных ситуациях или о расстановке сил в руководстве страны. Зато в них без труда можно найти почти все слегка подновленные идеологические штампы, оформлявшие в недавнем прошлом советскую внешнюю политику.

Президент США направил Хрущеву письмо с призывом соблюдать правила блокады. Кеннеди писал, что США не намерены открывать огонь по советским кораблям. «Мое желание, чтобы оба мы держались осмотрительно и не допускали, чтобы события осложнили положение и еще более затруднили контроль над ним». Это послание не было опубликовано в СССР, как и призыв У Тана приостановить перевозку оружия на Кубу. Аналогичный призыв исходил и от 89-летнего английского философа Бертрана Рассела. Кеннеди получил сообщение о появлении в Карибском море советских подводных лодок, что являлось серьезной угрозой для американских авианосцев.

Утром 24 октября два советских судна приблизились к линии блокады в 500 милях от Кубы. Их прикрывала подводная лодка. Навстречу шел авианосец «Эссекс» с вертолетами, оснащенными для борьбы с подводными лодками. Р. Макнамара отдал приказ – в случае необходимости атаковать советскую подводную лодку глубинными бомбами со слабыми зарядами, чтобы заставить ее всплыть на поверхность. Но Хрущев не хотел рисковать и приказал советским судам остановиться на линии блокады, предложив Кеннеди срочную встречу в верхах. Кеннеди отметил, что он готов встретиться с Хрущевым, но только после устранения с Кубы советских ракет. Воздушная разведка показывала, что они будут готовы к действию через несколько дней. Над Кубой дважды в день низко пролетали эскадрильи из восьми американских самолетов. Другие самолеты непрерывно следили за советскими подводными лодками. Новые советские корабли, приближаясь к линии блокады, останавливались в океане, однако некоторые получили приказ лечь на обратный курс. Монтаж ракетных установок и бомбардировщиков продолжался. Один из американских самолетов был сбит, и летчик погиб. Хрущев опасался, что Кастро может предпринять какой-либо неосмотрительный и опасный шаг. В своих первых посланиях к Кеннеди Хрущев придерживался угрожающего тона. Он называл действия американского президента «чистейшим бандитизмом», «безумием выродившегося империализма» и заявлял, что СССР не будет считаться с блокадой и сумеет защитить свои права.

Напряжение нарастало. 26 октября Кеннеди отдал приказ о подготовке к вторжению на Кубу. Узнав о гибели американского летчика, он приказал увеличить в несколько раз число самолетов, проносящихся над Кубой. Вечером 26 октября Кеннеди получил от Хрущева новое письмо, составленное в иных выражениях. Оно не появлялось в советских газетах. Письмо было продиктовано лично Хрущевым и даже не отредактировано. Советский премьер убедился теперь, что США не блефуют и что мир оказался на краю пропасти. Теперь и Хрущев просил Кеннеди проявить сдержанность, ибо «если разразится война, то остановить ее будет не в нашей власти. Я сам участвовал в двух войнах и знаю, что война кончается только после того, как прокатится по городам и селам, сея повсюду смерть и разрушения».

Хрущев не отрицал теперь, что на Кубе имеются советские ракеты. Он утверждал, что американская блокада поэтому не имеет смысла, так как все оружие уже доставлено на Кубу. Но ракеты находятся под контролем советских офицеров и не будут использованы для нападения на США, но только для содействия обороны Кубы. «В этом отношении, – писал Хрущев, – вы можете быть спокойны. Мы находимся в здравом уме и прекрасно понимаем, что если мы нападем на вас, то вы ответите нам тем же. Но тогда это обернется и против нас, и я думаю, что вы это тоже понимаете. Из этого следует, что мы люди нормальные. Как же мы можем допустить, чтобы произошли те несуразные действия, которые вы нам приписываете? Только сумасшедшие могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть, и весь мир перед тем уничтожить». Однако из мемуаров самого Хрущева позднее стало известно, что позиция, которую он называл «сумасшедшей» и «самоубийственной», все же имела место, и тревога Кеннеди, следовательно, была небезосновательной. Хрущев вспоминал: «Мои товарищи по руководству и я поняли, что наш друг Фидель совершенно не представляет, для чего мы поставили ракеты. Мы поставили их не для того, чтобы совершить нападение на Соединенные Штаты, а для того, чтобы не допустить нападения Соединенных Штатов на Кубу. Позднее, когда я принимал Кастро в Советском Союзе, я сказал ему: “Ты хотел начать войну с Америкой. Если бы война началась, мы как-нибудь выжили бы, но Куба наверняка бы существовать перестала. Ее стерли бы в порошок. И все же ты предлагал нанести ядерный удар”. – “Нет, – ответил Кастро, – я не предлагал”. – “Фидель, – вмешался переводчик, – ты же сам мне об этом говорил”. – “Нет”, – отбивался Фидель. Мы проверили стенограммы. Переводчик сказал: “Смотри, вот здесь – слово «война», здесь – «взорвать»”. Фидель был смущен» [154] .

Хрущев предлагал Кеннеди снять блокаду и дать обязательство не вторгаться на Кубу. В этом случае СССР заберет или уничтожит доставленное на Кубу ракетное оружие. Хрущев писал: «Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому что чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придет время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто связал его, не в силах будет развязать, и придется разрубить… Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы» [155] .