Место встречи изменить нельзя. Гонки по вертикали - Аркадий Александрович Вайнер

– Это как же?

– Ну что «как, как»? Что вы, маленькая? Пиф-паф – и в дамки!

– А какой следственный эксперимент? – спросила она недоверчиво.

– Ну сделал он признание: так, мол, и так, я убил сторожа и хочу на месте показать, как это все происходило. Поскольку он сидит в полной несознанке, оперативники обрадовались, захотели побыстрее закрепить его показания. Повезут его туда обязательно… По телефону договаривались – он сам слышал.

– Что еще сказал Евгений Петрович?

– Ну, детали всякие, как это сделать. И еще он велел, чтобы вы горбатому сказали: если его у муровцев не отобьют, он на себя весь хомут тянуть не станет – сдаст он его самого и людей его сдаст…

– Понятно… понятно… – протянула она и вдруг громко сказала: – Вы поедете со мной и расскажете про все эти детали – что надо делать…

– Нет, – покачал я головой. – Такого уговора не было, я и Фоксу сказал: постараюсь бабу твою разыскать и все обскажу, а никуда ходить с вами я не собираюсь и в дела ваши встревать не хочу…

– А тебя, мусор, никто и не спрашивает! – раздался тихий голос за моей спиной, и в бок мне воткнулся пистолетный ствол. – Садись в машину…

Я повернулся слегка и увидел грузчиков фургона – один жал мне ребро пистолетом, а другой стоял, на шаг отступя, и руку держал в кармане.

Дух из меня вышибло. Ах, глупость какая, вот ведь почему пропала малокопеечка – он меня сдал, с рук на руки. Может быть, Жеглов бы об этом и раньше догадался, а у меня, видать, еще опыта маловато. Я тупо смотрел на них, стараясь сообразить быстрее, что мне делать, и ничего путного не приходило в голову. Их тут все-таки двое с пушками, и даже если я затею с ними возню и наша засада, которую я сейчас и не видел, придет мне на помощь, то бандиты все равно успеют меня срезать, и, главное, совершенно бесполезно, бессмысленно – мы ведь все равно еще не уцепили кончик! Допустим, их тоже застрелят или похватают – что толку, это, возможно, пустяковые людишки, уголовная шушера, подхватчики…

И я начал быстро, гугниво бормотать:

– Граждане, товарищи дорогие, что же это такое деется? Я вам доброе хотел, а вы…

– Молчи, падло, – скрипнул зубами бандит; у него лицо было совершенно чугунное, серое, ноздреватое, с тухлыми белыми глазами, ну просто ни одной человеческой черточки в нем не было, будто Господь Бог задумал сделать его, свалял из всякой пакости, увидел – брак и выкинул на помойку, а он, гад, все равно ожил и бродит среди живых теплых людей, как упырь. Ткнул он меня сильнее пистолетом и сказал: – Садись быстро в машину, ссученный твой рот!

Эх, чего же мне на фронте не довелось только увидеть, чего я не вытерпел, каких страхов не набрался, а вот никогда у меня не было такого ощущения, что смерть – совсем рядом! Он мне сам казался похожим на смерть, и воняло от него смрадно.

И я шагнул к распахнутому люку хлебного фургона. Второй бандит прыгнул за руль, вместе с ним в кабину села Аня, а чугунный мерзавец влез за мной в кузов и захлопнул складные дверцы.

Не успел я еще сесть на ящик, как фургон покатил. Сначала я пытался считать повороты, чтобы как-то ориентироваться, мне казалось, что машина едет куда-то в сторону Каланчевки, потом она стала крутить, разгоняться, тормозить, где-то посреди улицы развернулась, мотало нас на колдобинах и ухабах, и снова зашуршал под колесами асфальт, глухо пророкотали рельсы на переезде, по стуку судя, это были железнодорожные, а не трамвайные рельсы, и где-то совсем рядом засвистела электричка. Потом мы долго стояли, тяжело прошумел шатунами, натужно вздыхая, паровоз, и снова начались ухабы и тряска неровной дороги, и опять зашелестел асфальт, и мне пришло в голову, что они нарочно кружат, проверяя, нет ли за фургоном слежки. Ехали то быстро, то медленно, потом остановились и снова поехали. И когда фургон затормозил, хлопнула дверца в кабине и распахнули снаружи люк, я даже приблизительно не представлял себе, где мы находимся.

Шофер спросил:

– Завязать глаза ему?

А Чугунная Рожа засмеялся:

– Зачем? Он никому ничего не разболтает…

Мы стояли во дворе скособоченного двухэтажного домика, замкнутые квадратом высоченного дощатого забора. Я подумал, что с улицы через этот забор крышу фургона, пожалуй, и не увидать. Ну ничего, покувыркаемся еще немного. Я как-то не хотел верить, изо всех сил отгонял я от себя мысль, что ребята, которые должны были обеспечивать меня, могли совсем потерять след фургона. Или хотя бы номер его не засечь…

И хотя Чугунная Рожа уже объяснил мне насчет моей судьбы, я надеялся выкрутиться. Ведь если бы они меня раскололи или совсем не поверили, ни к чему им было бы катать меня по всему городу. Стрельнул на месте или ткнул заточкой – и все, большой привет! А они меня привезли сюда, значит пока еще план мой окончательно не завалился, игра продолжается, господа мазурики…

Я бы, наверное, чувствовал себя много скучнее, если бы знал, что у Ростокинского переезда машина службы наблюдения потеряла из виду хлебный фургон окончательно и Глеб Жеглов бьется на Петровке, стараясь задержать операцию по прочесыванию каждого дома в зоне Останкино, Ростокино и в то же время выясняя, где может находиться хлебный фургон номер МГ 38–03…

– Давай, Лошак, веди его, – сказал Чугунная Рожа шоферу. – Я огляжусь, не рыскают ли окрест легавые…

Лошак подтолкнул меня в спину, не сильно, но вполне чувствительно, и я сказал ему:

– Не пихайся, гад!..