Человек системы - Георгий Арбатов

Под откос

«Эра Горбачева» для людей моего да и не только моего поколения была периодом, когда мы впервые вздохнули по-настоящему свободно, вздохнули полной грудью, с верой, что оставшиеся (а их было еще немало) трудности удастся преодолеть и нормальное, приличное, более счастливое и благополучное будущее возможно.

Нельзя сказать, что приход к руководству Ельцина был воспринят обществом недоброжелательно, как грозящий ухудшениями и бедами. Ельцин – отчасти благодаря своим собственным заслугам (особенно во время августовского путча 1991 года), отчасти благодаря, как уже отмечалось, ненамеренной помощи М.С. Горбачева был встречен как продолжатель демократических перемен и реформатор. Но вскоре выяснилось, что смена лидера в данном случае сопровождалась сменой не только политического стиля, но и многих основ политики.

Отвлекаясь, хотел бы повторить, что почти о каждом лидере нашей страны можно сказать: руководителем партии и государства он стал в какой-то мере случайно. Вообще-то роль случая здесь в принципе исключать нельзя, и не только когда речь идет о нашей стране, но и о любой другой. Зрелость политической системы во многом определяется как раз тем, что она сводит эту роль случая к минимуму, равно как и последствия случайностей, то есть их воздействие на политику, а нередко и на судьбы государства.

В целом каждый политический строй создает систему, которая отбирает, воспитывает и продвигает в число лидеров людей, отвечающих потребностям этого строя. Советский строй не был исключением. Ему были нужны лидеры, не только верные его идеологии (правда, не обязательно грамотные в ее теоретических основах, философии, экономических, политических и социальных воззрениях), но и достаточно жесткие и безжалостные, чтобы держать огромную, почти всегда неблагополучную, полную проблем и противоречий страну под твердым контролем. В силу ряда исторических причин эта сторона политики и власти была у нас часто гипертрофирована.

Но по мере перемен – экономических, политических и социальных – выпестованные системой руководители, как уже состоявшиеся, так и потенциальные, становятся все менее пригодными для выполнения каких бы то ни было общественно необходимых и полезных функций, заботясь лишь о самосохранении и самообогащении.

На этом окончу короткий экскурс в сферу общих проблем. Что касается прихода к власти Ельцина, то его было бы нелепо объяснять лишь одной игрой случая, хотя и он определенную роль сыграл.

К концу лета 1991 года Б.Н. Ельцин не только выдвинулся в число лидеров, но своим мужественным поведением во время августовского путча завоевал видное место в истории страны, помог избежать еще одного постыдного и губительного поворота (пусть даже кратковременного). Я себе просто не представляю, кто, кроме него, мог бы в тот момент сыграть роль смелого и твердого руководителя политических сил, противостоящих путчистам, лишить их решимости пустить в ход военную силу.

Собственно, путчисты, ненавидя Горбачева, едва ли относились много лучше к Ельцину. Но объективно они сыграли ему на руку, расчистили дорогу к власти, подорвав авторитет Горбачева, убрав главное препятствие, преграждавшее Ельцину путь наверх. Наверное, было здесь и немало византийских, дворцовых интриг. Я, например, просто не понимал причин поспешной амнистии путчистов, кроме той, что Ельцин и пришедшие с ним к власти люди не хотели настоящего расследования антигорбачевского заговора – не исключаю того, что могли раскрыться вещи, отнюдь не выгодные Б.Н.Ельцину.

Но, как бы то ни было, в дни путча страна, народ увидели в Ельцине твердого и мужественного человека, не дрогнувшего перед наводнившими улицы Москвы танками, бронетранспортерами и солдатами, равно как угрозами штурмовать или бомбить Белый дом. Однако очень скоро все кончилось, путчисты позорно провалились и были препровождены в тюрьму. Горбачев вернулся в Москву.

Знал ли Ельцин, что делать дальше, думал ли он вообще об этом, исключая его несомненное желание отстранить от власти Горбачева? На сей счет у меня были и остаются серьезные сомнения. Я помню первую встречу с ним после путча, когда я решился сказать, что, надеюсь, он понимает, насколько радикально изменилась обстановка. И сейчас пора «слезать с танка», с которого он в разгар путча произнес смелую и важную речь. Пришло время вернуться в кабинет, сесть за письменный стол и заняться делами, может быть более скучными, но в данный момент крайне важными. И, что особенно существенно, – окружить себя людьми, которые могут помочь в решении этих будничных дел, настоящими специалистами, хотя, может быть, они и не мастера говорить зажигательные речи на массовых митингах на площадях.

Ельцин не возражал, только спросил: а не предадут ли они, эти люди, его, как предали Горбачева некоторые в прошлом близкие ему деятели? Я ответил: в том-то и дело, что личные привязанности в политике не играют такой уж большой роли и путч это еще раз показал, продемонстрировав измену ряда людей, не только всем Горбачеву обязанных, но и слывших его личными друзьями.

Со сколько-нибудь ясной программой Ельцин так тогда и не выступил. Единственный лейтмотив его речей был – борьба против привилегий; лозунг неплохой, хотя он так и остался лозунгом. Даже когда Борис Николаевич попытался сдобрить его кое-какими другими популистскими предложениями, а в период своей опалы и продемонстрировал серьезность своих намерений посещением районной поликлиники вместо «кремлевки», использованием в качестве средства транспорта скромный «москвич» вместо ставшего для него уже привычным «членовоза».

Вряд ли на первых порах это ставилось ему в вину – и другие лидеры не баловали нас внятными, умными и привлекательными программами. Да и образование, и прошлый опыт жизни и работы не давали общественности повода ждать от Ельцина в этом плане очень многого. Это, естественно, огорчало, но не могло слишком уж сильно разочаровывать.

Сужу по себе – первые серьезные разочарования принесли не ельцинские планы на будущее и программы (вернее, их отсутствие), а его реальные действия, его политика. Что он сделает что-то важное сам, едва ли кто-нибудь тоже ожидал. Но надеялись на то, что он окружит себя толковыми честными советниками и консультантами, вообще попытается возместить какие-то из собственных слабостей профессиональным и интеллектуальным качеством своего окружения.

Можно полагать, что необходимость в этом ощущал и сам Ельцин. Так он создал при себе Высший консультативный и координационный совет – название несколько высокопарное и не совсем понятное, но стало ясно, что он просто хотел иметь около себя группу толковых советников, а это было уже хорошо. В совет поначалу вошли академики Заславская, Богомолов, Рыжов, Емельянов, автор этих строк, писатель Данин, режиссер Захаров, мэры Москвы и Санкт-Петербурга Попов и Собчак, профессор Левада и ряд других уважаемых людей, несомненно способных принести пользу руководству, если бы оно пожелало их слушать.