Институт экстремальных проблем - Саша Камских

— Вы знаете, сколько людей после травм, после болезней живут, будучи не в состоянии самостоятельно передвигаться? И не просто живут – работают, занимаются спортом, создают семьи, рожают детей! Какой вам пример понагляднее привести? Слышали когда-нибудь о Хокинге? Это астрофизик, уже не один десяток лет прикован к инвалидному креслу, у него не только ноги, но и руки не действуют. Он ученый с мировым именем, известный даже неспециалистам благодаря своей деятельности по популяризации науки, пишет книги, читает лекции…

— Я не астрофизик, — у Вадима на миг вспыхнули глаза, когда он перебил Кленова, но это было единственным проявлением эмоций, — я спасатель. У меня в первую очередь должны быть сильные руки, ноги и крепкая спина, когда я кого-то вытаскиваю из-под развалин дома или из сплющенной в лепешку машины. Я все знаю, о чем вы мне рассказываете, но утешиться этим не смогу.

Олег не выдержал:

— В конце концов, наука, медицина не стоят на месте. Четверть века назад ожог более двадцати процентов площади тела вел к летальному исходу, а сейчас даже пятьдесят процентов – не приговор. А про стволовые клетки ты слышал? Какие результаты исследований в этой области – дух захватывает!

— Собираетесь из меня подопытного кролика сделать? — равнодушно спросил Вадим.

— Раз у тебя мозги пылятся без употребления, то ты все равно ни на что другое не годишься, — Олег насмешкой попытался вывести Медведева из состояния мертвящего безразличия, но потерпел фиаско.

— Вадим Дмитриевич, вы о своих родных и близких, о Светлане подумали? — в разговор снова вступил Кленов. — Чудо, а не девушка у вас, сказка, фея самая настоящая, а вы ее решили бросить таким вот диким образом.

— Японцы ее так и называли «Кагуя-химэ», что примерно означает: «Волшебная лунная дева, лучезарная дочь солнца», — добавил несколько некстати Олег.

— Зачем же такой небожительнице нужен полураздавленный червяк? — Вадим смотрел мимо Худякова все тем же неживым взглядом.

— Может быть, мы Светлане самой предоставим решать, кто ей нужен и зачем, — подчеркнуто кротко сказал Олег Медведеву и повернулся к Кленову. — Я – пас, Евгений Петрович. Что будем колоть?

— Подождите, Олег Михайлович, — поморщился Кленов и встал, — что вы сразу: «Колоть, колоть…» Это мы всегда успеем. Я о другом с вами посоветоваться хочу.

Они вышли из бокса. Светлана сидела рядом с Оксаной, которая обнимала ее и что-то тихо говорила. Кленов подошел к ним и ласково погладил Свету по голове.

— Светлана, вы творите чудеса; но не обижайтесь, милая моя, потому что я подожду день-другой и, если Вадим Дмитриевич будет оставаться в таком настроении, приглашу психотерапевта. Не хочу вас пугать, но мне очень не нравится его взгляд.

Света вопросительно посмотрела на него.

— В нем нет желания жить, это очень плохо. Давайте вместе подумаем, как вывести его из такого состояния. Может быть, все-таки вызвать родителей? Как вы считаете? — Кленов, казалось, размышлял вслух. — Почему Вадим Дмитриевич категорически запретил сообщать им что-либо?

— Это отдельная история, не стоит сейчас ее обсуждать, — Олег махнул рукой. — Только как самое последнее средство я могу посоветовать вызвать его мать или отца.

— Я попробую что-нибудь сделать, но не уверена, что у меня получится, — Света печально вздохнула. — Я, к несчастью, вовремя не поняла, что раздражительность Вадима, его несдержанность и, с другой стороны, замкнутость – это чистой воды симптомы эмоционального выгорания, а теперь ко всему этому добавилась тяжелейшая травма. Я предвидела такую ситуацию, старалась предотвратить ее, но, как видите, ничего не вышло.

— Я тоже попробую, — вмешалась Оксана. — У меня свои методы найдутся, не научные, а чисто бабские, но достаточно эффективные.

Медведев лежал, глядя в потолок пустыми глазами, и на вошедшую в бокс Оксану никак не прореагировал.

— Это ты сам такое выдумал?! Или надоумил кто? — Оксана подошла к нему вплотную. — Я была о тебе другого мнения. Оказывается, ты за эти годы изменился не в лучшую сторону, не могла себе представить когда-то, что ты можешь довести девушку до слез. Какой был хороший, добрый мальчик, и в кого превратился?!

— Был, — равнодушно согласился Вадим, — но больше уже никем не буду.

— Что значит не будешь? У тебя вон какая девонька распрекрасная, она уж милого своего на ноги поставит. Ради такой зубами за жизнь должен держаться, а ты что придумываешь?

— Не нужно со мной возиться. Я все знаю, что со мной, я никогда не встану.

— Встанешь, — Оксана уперла руки в бока. — Я в медицине почти тридцать лет, много чего повидала, знаю, что говорю. Ради Светланы, слышишь, ради нее встать обязан. Когда такая девушка говорит, что любит, мертвый и то подняться должен.

— Она не может меня любить, не должна. Говорит так, только чтобы меня утешить, — в тихом голосе Вадима появился оттенок горечи. — Зачем я ей такой нужен? — Голос стал чуть громче. — Почему мне не дали умереть? Все проблемы одним махом решились бы. Не захотели показатели испортить?

— Нет, ты глупеешь прямо на глазах. Света почувствовала, что с тобой что-то неладно, примчалась в клинику в два часа ночи, обнаружила отключенные датчики, тебя в луже крови и подняла всех на ноги. А ты говоришь, что не может она тебя любить! Сегодня уже среда, Светочка ни на минуту отсюда не выходила с того момента, как приехала, себя во всем винит, что не поняла, какой у тебя был настрой! — Оксана покачала головой. — Чего ты, в итоге, добился? И так весь искромсанный, и опять тебя пришлось резать, чтобы снова ставить дренажи. Теперь их пришили так, что уже не выдернешь, как ни старайся. И наблюдение за тобой круглосуточно будет вестись, никого не уговоришь датчики выключить.

— Зря все это. Зачем мне жить? Я не хочу существовать калекой и лучше умру. Света успокоится, в конце концов забудет меня, выйдет замуж, нарожает детей и будет жить нормальной жизнью, которой я ей дать не смогу.

— Да-а, оплеуху Светочка тебе правильно отвесила! Мало еще досталось, я сейчас от себя добавлю, у меня-то рука потяжелее будет, — не шутя, пообещала Оксана, ее черные глаза гневно заблестели. — За каждую Светочкину слезинку тебе десяток пощечин дать нужно.

— Она плакала? — в глазах Медведева появилась боль.

— А ты этого даже и не заметил… Конечно, где уж тебе! Ты такой же эгоист, как все мужики, только о себе и думаешь, упиваешься своим благородством – не хочу портить ей жизнь, уйду, умру, пусть забудет меня. Не знаешь ты ее совсем! Светочка всю жизнь тебя помнить и любить будет, даже если, не дай бог, все пойдет по твоему сценарию, даже если она выйдет потом замуж за кого-нибудь. Счастлива она не будет никогда. Ты ее не любишь и никогда не любил, если так про нее можешь говорить.

— Люблю, — слабым вздохом донеслось до Оксаны.

— Тогда должен все возможное и невозможное сделать, чтобы не плакала твоя любимая, иначе грош цена всем твоим словам!

Оксана еще долго что-то говорила, то отчитывала, то уговаривала его, но Медведев, лежа с закрытыми глазами, уже почти не слушал медсестру. Он отчасти был согласен с ее словами, но будущее пугало его. Жизнь сломалась четко на две равные части – до и после. Страшный вопрос терзал его мозг: «Была бы сейчас возможность выбрать, что предпочел – прежнюю жизнь, но без Светланы, или жизнь рядом с ней, но жизнь калеки?» Нет, он не хотел прежней жизни, по сути, пустой, с «бегом от себя», с попытками заполнить ее риском, алкоголем, сексом, другим подобным допингом, но и не знал, как существовать после того, что с ним случилось. Перспектива полной зависимости от другого человека, пусть даже от любимого и любящего, вызывала ужас. Вадим всегда гордился своей свободой и опасался эмоциональной близости с другими людьми, особенно с женщинами; ему казалось, что он перестанет быть собой, подпустив кого-либо близко к себе, что такого рода слияние двоих в единое целое грозит потерей своего «я» в другом человеке. Это было своеобразной клаустрофобией – по-своему страшно, когда другой человек закрывает весь мир. Медведев подумал о Сергее Томском: тот не испытывал никаких сомнений, ничего не испугался, когда влюбился в Ирину, а с радостью сделал ее центром своего мироздания и был счастлив от этого. Наверное, так и нужно – идти навстречу своей судьбе, ничего не боясь и не раздумывая о том, правильно ли ты поступаешь.

Светлана… Неужели он до сих пор сомневается, боится непонятно чего? Как же поздно пришло понимание того, что Света – его судьба, его вселенная! Сколько лет они были совсем рядом, но ничего не знали друг о друге, ни разу даже не встретились случайно на улице! Сколько времени потеряно! Вадим застонал от отчаяния.

— Что с тобой? Тебе плохо? — на лоб легла легкая прохладная рука.

— Света, прости, — в горле стоял ком.