Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

Наташка зарыдала. Ленка Власенкова, подойдя, обняла ее. Вот так, а я и не замечал, что она неравнодушна к поляку…

– Где Олька? – спросил Вадим. – Пусть перевяжет, не могу больше…

– Она больше никого не перевяжет, – сказал Сергей. – Ее убили… И Кольку, и Игоря, и вообще… – Он шмыгнул носом и скривился.

– Я перевяжу. – Ингрид, державшаяся, как всегда, рядом с Бассом, подошла к нам. – Я хорошо умею…

– Тогда держи. – Сергей отдал ей Олькин мешок. – Работай.

* * *

Жоэ был честен. Он ждал нас, пока мог.

Сожженная наполовину каравелла лежала боком на мели. Песок был истоптан и почернел от крови, валялся разный мусор. Вяло чадил большой костер – остаток ниггеровского пиршества. Тут же, у черного борта корабля, лежали несколько голов.

Жоэ был третьим слева.

Мы одновременно подняли головы. Там, где стояла крепость, тянулись в утреннее свежее небо столбы дыма.

– Север… – Я осекся. – Джек, посмотри – нет ли там живых.

– Да, – кивнул он.

– Корабль сожжен. – Саня попинал борт, тронул его пальцем, с гримаской вытер испачканную руку о песок. – А нас двадцать два человека…

– Двадцать один, – подошла Ингрид. – Кристина умерла.

– Достаньте ассегай, – приказал я. – И похороните ее.

Но потом не выдержал, пошел сам посмотреть.

Пальцы Кристины после смерти разжались, и ландскетта выпала. Я поднял шпагу, помедлил… положил ее на грудь девчонке. Мышцы ее красивого лица расслабились, нижняя губа чуть отвисла – и от этого Кристина казалась обиженной…

…Джек со своими прикатил из крепости четыре больших глиняных сосуда и принес моток веревки.

– Плот, – сказал он. – Надо строить плот, иначе погибнем. Не спрячемся. Остров-то небольшой… У нас есть время – немного, но есть, они пока сюда не додумаются вернуться.

– Через пролив на плоту? – Фирс покачал головой.

– Тогда можешь вернуться в горы и еще несколько дней по ним побегать, – отрезал я. – Ладно. Похороните Кристину – и за работу!

* * *

– Еды мало. – Ленка Власенкова тоже получила свое, она была ранена в левое плечо и в левое запястье. – Воды в эти кувшины войдет литров по пятьдесят, всего, значит, двести, если по литру в день – это всем на десять дней. Думаю, хватит за глаза, а еды мало.

– Поголодаем, – отрезал я, тревожно оглядывая холмы и лес на них. – Я вообще не жрать готов, лишь бы отсюда подальше…

– Логично, – вздохнула она. – Ладно. Пойду укладывать, а то побросают как попало…

«Вот и все, – подумал я. – Два часа – и все. Мы уже ни про кого не помним. Дела и надо укладывать груз…»

– Есть одна опасность, – раздался голос за мной, и я повернулся. Джек стоял около меня, машинально оттирая руки от черных пятен смешанной с грязью и гарью смолы. – Нас может подхватить течение. Плот не выгребет, не корабль.

Джек говорил тихо и спокойно. Поэтому и я ответил так же:

– Тогда что?

– Тогда – Мальта. Пантеллерия. А дальше – Балеарские острова. Только до них есть риск уже не доплыть. Или, может, нас кто-нибудь подберет.

– Шансы?

– На благоприятный исход? Три из десяти… Надо еще все фляжки наполнить… Знаешь, князь, а умирать-то не хочется.

– И тебе? – хмыкнул я.

– И мне… А все-таки, – он сощурил глаза, – на юге что-то есть. Недаром они так бросаются на всех, кто идет туда!

– Недаром, – согласился я. Потом задумчиво сказал: – И все-таки еще странно они появились. Ведь не было их. И вдруг на тебе! Как с неба…

С плотом наши спешили, но делали его прочно. Море – это море… Плавника, обкатанного ветром, песком и водой, на берегу хватало, и все вкалывали – кроме девчонок, которые несли стражу и пытались напоследок поохотиться (аркебузу Вальки Северцевой взяла Наташка Мигачева) да подсобрать травок и кореньев. Таскали воду в кувшины, набирали фляжки…

Плот нарастал на мелководье.

– А все-таки я вернусь, – тихо, но упрямо сказал я.

Старый бродяга в Аддис-Абебе,Покоривший многие племена,Прислал ко мне черного копьеносцаС приветом, составленным из моих стихов.Лейтенант, водивший канонеркиПод огнем неприятельских батарей,Целую ночь над южным моремЧитал мне на память мои стихи.Человек, среди толпы народаЗастреливший императорского посла,Подошел пожать мне руку,Поблагодарить за мои стихи.

Много их, сильных, злых и веселых,Убивавших слонов и людей,Умиравших от жажды в пустыне,Замерзавших на кромке вечного льда,Верных нашей планете,Сильной, веселой и злой,Возят мои книги в седельной сумке,Читают их в пальмовой роще,Забывают на тонущем корабле.Я не оскорбляю их неврастенией,Не унижаю душевной теплотой,Не надоедаю многозначительными намекамиНа содержимое выеденного яйца,Но когда вокруг свищут пулиКогда волны ломают борта,Я учу их, как не бояться,Не бояться и делать что надо.И когда женщина с прекрасным лицом,Единственно дорогим во вселенной,Скажет: я не люблю вас,Я учу их, как улыбнуться,И уйти и не возвращаться больше.А когда придет их последний час,Ровный, красный туман застелит взоры,Я научу их сразу припомнитьВсю жестокую, милую жизнь,Всю родную, странную землю,И, представ перед ликом БогаС простыми и мудрыми словами,Ждать спокойно Его суда.

Николай Гумилев

…– Земля!

Я открываю глаза.

– Земля… – Сергей не кричит, как мне сперва показалось, а хрипит эти слова. На потрескавшихся губах – капельки крови.

Я тяжело приподнимаюсь. Те, кто еще может, встали, остальные смотрят лежа или сидя.

Огромное алое солнце садится за острую, изломанную от скальных пиков линию земли. Это не остров – она уходит вправо и влево, сколько хватает глаз. Плот медленно, но верно несет к ней.

Сил у меня больше нет. Но, кажется, мы все-таки будем жить.

Рассказ десятый

Зима – холодное время

…Не разжалобит слезаТе зеркальные глаза,Вместо капель упадетСнег.Неужели в той странеТы забудешь обо мне?!Там холодный ветер дышит,И меня никто не слышит…

Из мюзикла «Снежная королева»

Песен, еще не написанных,Сколько? Cкажи, кукушка, пропой.В городе мне жить или на выселкахКамнем лежать или гореть звездой, звездой.

Солнце мое, взгляни на меня,Моя ладонь превратилась в кулак.И если есть порох, дай огняВот так.

Кто пойдет по следу одинокому?Сильные да смелые головы сложили в поле, в бою.Мало кто остался в светлой памятиВ трезвом уме да с твердой рукой стою, в строю.

Солнце мое, взгляни на меня,Моя ладонь превратилась в кулак.И если есть порох, дай огняВот так.

Где же ты теперь воля вольная?С кем же ты сейчас ласковый рассвет встречаешь,Ответь.Хорошо с тобой да плохо без тебя,Голову да плечи терпеливые под плеть, под плеть.

«Кино»

Пламя костра казалось особенно ярким в ледяной зимней ночи. Оно весело выплясывало над большой грудой хвороста, от которой плыли сквозь лес волны запаха. Пахло жареным, чуть пригорелым мясом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});