Жизнь - Кит Ричардс

Мик перебрал трех или четырех продюсеров. В том, чего ему хотелось, не было никакой общей идеи. Немудрено, что со всей этой колодой на руках, продюсерами и музыкантами, включая восемь человек бас-гитаристов, весь процесс понесло черт знает куда. Кончилось вообще тем, что в первый раз за всю историю мы практически делали параллельные альбомы: мой и Мика. Кто только там не записывался кроме самих Stones в половине случаев. На каком-то этапе — когда у нас с Миком отношения натянулись до предела - наше совместное творчество превратилось в посиделки Мика и Дона который вместе с ним сочинял слова к песням. Дон там был как мой адвокат, доверенный представитель: он зачитывал Мику все выписки с набросками текста, которые делала одна канадская девица, пока я что-то набарматывал в микрофон, — использовал это дело как шпаргалку, когда они подыскивали строчки, рифмы и все остальное. Далеко же мы ушли от кухни Эндрю Олдхэма — соавторство, при котором мы даже не пересекались. Мик нанял всех, с кем хотел работать, а я еще хотел, чтобы был Роб Фрабони. Никто не знал, кто чем занимается, а у Роба есть эта доставучая привычка, когда он поворачивается ко всем и говорит: «Вы, конечно, в курсе, что если это пропустить через микрофон M35, то все пойдет коту под хвост?» — а на самом деле, конечно, никто не в курсе.

При всем этом я до сих пор ловлю большой кайф от Bridges to Babylon — есть там кое-что интересное. Мне все еще нравятся Thief in the Sight, You Don’t Have to Mean It и Flip the Switch. Роб Фрабони познакомил меня с Блонди, настоящее имя — Теренс Чаплин, когда мы сводили Wingless Angels в Коннектикуте, и Блонди пришел что-то дописать, что было нужно. Он из Дурбана. Его отец, Харри Чаплин, был среди главных банджоистов в Южной Африке, работал на «Голубом поезде» между Йоханнесбургом и Кейптауном. Вместе с Рикки Фатааром, ударником, который сейчас часто работает с Бонни Рейтт, и Риккиным братом у Блонди был свой бэнд, Flames. Они были самой крутой группой в ЮАР, и это несмотря на то, что Блонди классифицировался как «цветной» вместе с остальным коллективом, хотя по другим статьям проходил как белый. Такая была штука - апартеид. Когда они приехали в США, их взяли под крыло Beach Boys, и они поселились в Лос-Анджелесе. Блонди стал постоянно подменять Брайана Уилсона, даже пел на их хите Sail On, Sailor, а Рикки стал их ударником. Фрабони продюсировал для Beach Boys альбом Holland и таким образом еще одно семейное древо музыкантов вырастило новые веточки. Блонди по моей просьбе находился рядом во время репетиционного периода перед туром Bridges to Babylon, и с тех пор мы с ним в постоянном контакте. Песни, которые у меня тогда появлялись, очень многим обязаны нашей работе с Блонди и Бернардом, потому что их бэк-вокал был частью сочинительского процесса. Теперь он все время со мной работает. Золотой человек, один из лучших, кого я знаю.

Очень часто в песнях и в их сочинении имеет место параллельное повествование — одна история рядом с другой. Вот вам несколько, где к каждой прилагается свой рассказ.

Flip the Switch — это песня на Bridges to Babylon, которую я написал чуть ли не по приколу, но почти сразу выяснилось, что она вещая — меня аж пробрало.

I got my money, my ticket, all that shitI even got myself a little shaving kitWhat would it take to bury met?I cant wait, I can’t wait to see.I’ve got a toothbrush, mouthwash, all that shitI’m looking down in the filthy pitI had the turkey and the stuffing tooI even saved a little bit for you.Pick me up — baby, I’m ready to goYeah, take me up — baby, I’m ready to blowSwitch me up — baby, if you’re ready to gо, babyI’ve got nowhere to go — baby, I’m ready to go.Chill me freeze meTo my bonesAh, flip the switch.[190]

В девяноста милях к югу, в Сан-Диего, сразу после того, как я дописал эту вещь, — дня, наверное, через три — произошло коллективное самоубийство тридцати девяти членов НЛО-культа под названием «Врата рая», которые решили, что Землю скоро уничтожат и что как раз пора пересесть в НЛО, которое летит в хвосте кометы-убийцы. Посадочным талоном у них стали фенобарбитал, яблочное пюре и водка, которые принимались посменно. После этого ложись в своей униформе и жди прибытия транспорта. Пока ребята реально все это проделывали, я был ни сном ни духом и услышал только на следующий день, когда проснулся, — про всех этих людей, покончивших с собой, разлегшихся рядками в ожидании переброски на новую планету. Диковатая ситуация, мягко говоря, и больше мне такого бы очень не хотелось. Глава культа выглядел как персонаж из «Инопланетянина», и звали его Маршалл Эпплуайт.

А я-то так еще весело писал:

Lethal injection is a luxuryI wanna give itTo the whole juryI’m just dyingFor one more squeeze.[191]

Есть один бордель рядом с Очо-Риос, моим ямайским логовом, — называется Shades, и хозяином там один вышибала, которого я знал по Тотенхэм-Корт-роуд.

Google Map : Shades adult Nightclub

Выглядит заведение как классический дом терпимости: балконы, галереи, танцпол с клеткой и шестами и солидный запас местных красоток. Все как полагается: силуэты за занавесками, и зеркала, и минет прямо в танцзале. В один вечер я поехал туда и снял комнату. Мне нужно было выбраться куда-нибудь из дома. Я пособачился с моими Wingless Angels, которые играли кое-как, и весь заряд куда-то делся. В общем, я оставил их разбираться самих с этой херней, прихватил Ларри Сесслера и Роя и отправился в Shades. Мне хотелось поработать над одной песней, поэтому я попросил владельца заведения привести мне пару из его лучших девиц. Мне они ни для чего такого не были нужны -просто я хотел где-то перекантоваться в уютной обстановке. Пришлю к тебе лучших, сказал он. И я обосновался в одной комнате: кровать под красное дерево, одно пластиковое бра на стене, шкафчик для уборщицы, красное покрывало, стол со стулом, диван с красно-зелёно-золотой обивкой, красная подсветка по полу. У меня с собой была гитара, бутылка водки, немного колотого льда, и я сказал девчонкам, чтоб они представили, что мы здесь застряли навсегда втроем, и как бы они украсили это место. Леопардовая шкура? Парк Юрского периода? Что они говорят заезжим канадцам? Да ну, отвечают. У них пара секунд — и все кончено. Говоришь что угодно — что ты их любишь. Не обязательно же это чувствовать[192].

И потом они уснули, лежали в своих бикини и тихо посапывали. Это для них была не самая обычная работа, и они ломались. Если мне не приходили в голову слова, я их будил, и мы еще немного разговаривали. Спрашивал их всякое. А теперь как вам, ничего звучит? Ладно, спите дальше. За ту ночь в Shades я и написал You Don’t Have to Mean It.

You don’t have to mean itYou just got to say it anywayI just need to hear those words for me.You don’t have to say too muchBabe, I wouldn’t even touch you anywayI just want to hear you say to me.Sweet liesBaby babyDripping from your lipsSweet sighsSay to meCome on and playPlay with me, baby.[193]

Любовь продала больше песен, чем ты за жизнь съел горячих обедов. Тии-Пэн-элли на том и держится. Хотя вопрос еще в том, что люди понимают под любовью. Тема-то распространеннейшая. Вот ты — насколько ты способен придумать здесь новый ход, найти новое выражение? Если всерьез за нее взяться, поработать, получится неестественно. Тут все должно идти исключительно от сердца. И тогда люди вокруг начнут тебя спрашивать: это о ней, да? Это обо мне, правда? Угу, немного и о тебе, во второй половине последнего куплета. Чаще всего это про воображаемых возлюбленных, сборная солянка из женщин, которых ты знал.

You offer meAll your love and sympathySweet affection, babyIt’s killing me.‘Cause baby babyCan’t you seeHow could I stopOnce I start, baby.[194]

How Can I Stop. Мы писались в студии Ocean Way, в Лос-Ан-джелесс. Дон Уоз был продюсером, и он же сидел за клавишами. Он в эту вещь упаковал множество всяких намеков и отсылок. По ходу действия она все усложнялась и усложнялась, так что в один момент я уже думаю: черт, как мы будем отсюда выбираться? И с нами был Уэйн Шортер, которого привел Дон — наверное, самый главный на планете джазовый композитор из живущих (а саксофонист и подавно), который молодости играл в составах у Арта Блейки и Майлза Дэвиса, у Дона офигенные связи с музыкантами всех стилей, фасонов, размеров и расцветок. Он продюсировал большинство из них — почти всех, кто вообще того стоит. И кроме того, Лос-Анджелес был его родным домом уже сколько лет. Уэйн Шортер как джазмен заметил, что ему проходу не дадут за то, что он явился сюда отыгрывать дежурство, как это у них называется. Но как бы не так, вместо этого он выдал волшебное соло. Я думал, что приду и отыграю свое дежурное, сказал он, а в результате все мозги себе выдул. Потому что по поводу этого последнего куска песни я ему сказал: не думай ни о чем, играй что играется, давай. И он отработал фантастически. И Чарли Уоттс, который лучший джазовый ударник за все чертово столетие, тоже с ним отличился. Шикарная получилась сессия. How Can I Stop — это настоящая песня сердца. Все стареют, что уж там. Её отличие от ранних вещей — насколько обнажены чувства, они здесь никуда не прячутся.