Темный рай - Тэми Хоуг

— Что ж, по крайней мере, я смогу сочинить об этом песню, — пробормотала Мэри и набросала две строчки в своем секретарском блокноте.

Она уселась в кресло-качалку и предалась созерцанию волшебной красоты окружающего мира, затягиваясь при этом заменившей ей сигареты пластиковой трубочкой для коктейля. Чувства успокаивались. Дыхание становилось ровнее. Красота природы исцеляла Мэри, навевая не имеющий определения, умиротворявший сердце покой.

Вдали высились, накрытые куполом неба темно-синие горы. Это бескрайнее небо Монтаны — синее, как кобальт, в последней стадии дня — было усеяно барашками облаков. Ласковый ветерок пробегал по долине, колыша метелки высокой травы. Вдоль ручья покачивались головки купальницы. Над головой, распластав крылья в бесконечном полете, лениво кружил орел. Две антилопы выбрались из-за густых лиственниц и, бросая любопытствующие взгляды на пасущихся неподалеку лам, подошли к ручью напиться.

Мэри впитывала в себя всю эту картину, мысленно облекая образы в слова, обрывки доносимых до нее ветром звуков — в мелодию. Подтекающей шариковой ручкой она разлиновала блокнот нотными линейками. День ускользал вместе с медленно клонившимся к закату солнцем. Время от времени Мэри слышала лай Спайка, появившегося вскоре, чтобы проверить, в порядке ли Мэри, и дать ей понять, что у него все под контролем. Утомленный своей разведывательной миссией, пес свернулся калачиком под креслом Мэри и уснул.

И, конечно же, упустил возможность проявить себя в роли сторожевой собаки, не проснувшись до тех пор, пока тяжелые башмаки не застучали по ступенькам бокового крыльца. Спайк выскочил из-под кресла и, откинув голову, разразился таким истошным лаем, что его передние лапы оторвались от пола.

Из-за угла дома появился Рафферти и, подбоченившись, грозно взглянул на пса:

— Это что еще, черт побери, за недоразумение?

— Спайк. Моя собака! — с некоторым оттенком негодования заявила Мэри, вскакивая с кресла и заправляя за уши непослушные пряди волос.

Джей Ди фыркнул, как бы давая понять, что он не может считать нечто столь мелкое, как Спайк, настоящей собакой. Спайк же не сводил с Рафферти глаз и не собирался отступать.

Джей Ди медленно присел на корточки и протянул руку, предлагая собаке обнюхать для знакомства его ладонь. Минуту спустя Рафферти уже чесал терьера за ухом и поглаживал по мускулистой спинке.

— Малый рост он компенсирует громкостью лая, — заметила Мэри.

— Берет пример с тебя.

— Очень остроумно! Рафферти, что ты здесь делаешь? — нахмурилась Мэри, внутренне съеживаясь от беззащитности своего тона. В нормальном мире она была бы спокойна и холодна. Но мир здесь не был нормальным. Мэри знала это лучше кого бы то ни было.

Джей Ди медленно встал и засунул руки в карманы.

— Приехал присмотреть за скотом, — сказал он с каменным лицом.

Мэри медленно кивнула, не веря ни единому его слову:

— Ты опоздал почти на месяц.

— Было над чем поразмыслить.

— Как Дел? — спросила Мэри.

— Раз в неделю встречается с психиатром в Ливингстоне. Парень был во Вьетнаме. Ходят вместе на рыбалку и болтают. Дел в полном порядке.

— Я рада.

Слегка прищурившись, Мэри оглядела Рафферти с головы до ног.

— Как поживаешь, Мэри Ли? — поймав ее взгляд и выдержав его, тихо спросил Джей Ди. Ему страшно хотелось подойти к Мэри, дотронуться до ее лица и запустить пальцы в ее волосы. Хотелось прижаться губами к ее губам и не отрываться от них по меньшей мере год. Хотелось уложить ее на что-нибудь мягкое и заниматься с ней любовью вечно, но прежде следовало кое-что уладить.

Я одинока. Я тоскую по тебе. Я беременна. — Прекрасно.

— Ты здесь счастлива? Без тебя — нет.

— Очень.

— Останешься?

— Навсегда.

Минуту Рафферти взвешивал ее слова, потом медленно кивнул.

— Ты не собираешься сказать мне, что я здесь чужая? — поинтересовалась Мэри.

— Нет, мэм.

— Не собираешься набрасываться на меня за то, что я чужачка?

— Нет.

— И не собираешься выжить меня отсюда?

Стиснув губы, Джей Ди покачал головой.

Мэри рассмеялась своим низким, хрипловатым смехом.

— Больше всего, ковбой, я ненавижу в тебе то, что ты никогда не умолкаешь!

У Рафферти дернулся уголок рта.

— Ты говоришь столько, что хватает на нас обоих.

Мэри вскинула голову и угрожающе усмехнулась;

— Туше.

Она прислонилась к перилам веранды. Нервы были натянуты, словно струны рояля. Пальцы впились в перекладину перил. Она изо всех сил боролась с желанием погладить себя по животу.

— Значит, ты приехал повидать лам?

Джей Ди в упор посмотрел на нее:

— Я приехал повидаться с тобой.

— Зачем?

Какое-то время Джей Ди смотрел на стол, перекатывая пальцем трубочку для коктейля. Мэри нацарапала несколько строк в своем блокноте. Наверное, слова песни. Почерк у нее был такой же неразборчивый и растрепанный, как и ее волосы. Джей Ди застыл, поразившись, сколько же мужества потребовалось ему, чтобы подвигнуть себя на этот разговор! Он месяц готовился к нему, убеждая себя и теряясь, споря с собой о будущем и аргументах в его пользу. Он репетировал, что скажет, приехав сюда, а теперь вот стоял, не в силах вымолвить ни слова.

Где-то рядом тихо пела Мэри-Чапин Карпентер, спасая Мэри и Джея Ди от гробовой тишины.

Вздохнув, Рафферти наконец поднял глаза на Мэри:

— Что ж… Уилл и Саманта начинают все заново. Ты вот здесь начинаешь все заново. Я подумал, не можем ли мы начать все заново вместе?

У Мэри перехватило дыхание.

— Эти последние несколько недель я много думал, — тихо признался Джей Ди. — Я был не прав. Во многих вещах.

— И одна из них — я?

— Мэри Ли, всю свою жизнь я был одинок, — прошептал Рафферти.

Она мгновенно поняла, что он имеет в виду. С детских лет Джей Ди чувствовал себя брошенным ребенком. С тех пор он и выработал для себя такой способ защиты. И теперь отказывался от нее ради Мэри.

— Я считал… я думал, так будет безопаснее и проще. Но это — всего лишь одиночество, а я так от него устал!

Мэри тоже была одинока. Она, как никто, знала поразительную боль одиночества такого сорта.

— Что скажешь, Мэри Ли? — разведя руки, спросил Джей Ди; сердце его бешено колотилось. — Ты дашь тупоголовому ковбою право на вторую попытку?

Мэри посмотрела на Рафферти, стоявшего здесь, на крыльце ее дома, в праздничной одежде, чисто выбритого, причесанного, и сердце ее переполнилось щемящим чувством.

Мэрили, ты — безнадежна.

Тупоголовые не начинают со своего портрета. Рафферти противоречив и вспыльчив, и на многие вещи у них разные взгляды. И он близок, и упрям, и самоуверен… И он — хороший, честный, сильный и храбрый, и она любит его. Никаких сомнений, что она его любит.