Десять лет под внешним управлением. История Российской Федерациис 1991 по 2000 год. - Вадим Первышин

Наука обнаруживала высокую эффективность и удивительную жизнестойкость в очень сложной внутриполитической и международной обстановке потому, что это была целостная система. Несмотря на слабости и структурные дефекты, мы располагали сплошным фронтом научных исследований. Сейчас наука всех суверенных государств бывшего СССР, включая Россию, скачкообразно становится структурно ущербной. Дай Бог, чтобы нам удалось компенсировать эту ущербность интеграцией в мировое научное сообщество, достраивая недостающие звенья, — не скоро это получится, даже при самых благоприятных обстоятельствах, до которых весьма далеко.

Но главное даже не в этом. Мы переживаем процесс_разрушения нашего научного потенциала, как целостной системы. Надежды на то, что можно финансировать и спасти хотя бы одну часть этой системы (например, только фундаментальную науку), иллюзорны. Наука — это организм, а не конгломерат автономных механизмов. К сожалению, концепции спасения отечественной науки, ее выживания нет ни у политиков, ни у научной общественности. Реальные драматические процессы заслонены новыми идеологическими мифами, утопическими прожектами и абстрактными суждениями.

А суть этих процессов проста. Отраслевая наука опорочена в глазах общества, как часть ненавистной командной системы — взамен же пока ничего не предложено. А ведь речь идет о громадном научно-техническом потенциале, миллионе ученых, многие из которых работали в режиме гражданского подвига. Имея скромные ресурсы, которые предоставило им общество, эти ученые часто показывали эффективность, немыслимую в других странах мира. Лишить отраслевую науку средств к существованию оказалось просто — путем ликвидации министерств.

В тяжелом состоянии находится наука в вузах, также лишившаяся государственной поддержки и социальной защиты.

По-иному развивались события в отношении Академии наук — хранительницы очага русской науки. Здесь объектом разрушения стал сам ее уклад, который формировался 275 лет, а отнюдь не 75, как нас пытаются уверить. В условиях смуты достаточно надломить сердечник, а тело само развалится. Это стало общим методом развала всех основных элементов государственности. Через 60 лет после 1929 года была начата кампания против Академии наук СССР под теми же лозунгами и почти с той же фразеологией — полистайте сегодня Кагановича или начальника комиссии по проверке Академии наук в 1929 году Фигантера. Так же, как и радикальные сталинисты, нынешние критики прежде всего обвиняют академию в недемократичности, в том, что она «резко отстает от демократических процессов в обществе».

Известную проблему сочетания демократии с поиском научной истины замещают примитивной мыслью о пользе любой демократии в любой ситуации. Живой, хотя, быть может, и больной организм приносят в жертву фантому демократии—понятию, которое и объяснить толком не могут. Пресса иронизирует над тем, что ученые Академии наук СССР «не определились» в понятии «демократизация». Согласно опросу, 80 процентов ученых затрудняются определить понятие «демократизация» в отношении науки. И это признак здравого смысла и ответственности, за которые общество еще будет благодарно ученым.

Да, научная истина не может быть найдена путем голосования, и в этом смысле ее поиск, если хотите, недемократичен. Процесс научного познания — это почти всегда противостояние меньшинства, а то и одиночек большинству. Не следует забывать, сколь дорого обошлось нашему обществу внедрение популистского понятия демократии в науку «народными академиками», типа Лысенко.

Да, Академия наук по самому своему типу является организацией стабильной — именно потому и смогла она собрать и защитить ученых в самые трудные периоды нашей истории. В условиях разрухи, гражданской войны наш народ, государство и ученые нашли силы, чтобы сохранить для России науку. В 1918—1919 годах было открыто 33 новых крупных института, которые вошли в костяк нашей научной базы. В 1920 году в Саратове Николай Иванович Вавилов на съезде селекционеров сделал свой гениальный доклад о гомологических рядах, и в том же году доклад был издан. А сегодня умирают эти институты, обанкротились научные издательства.

Третий раз за советский период Академия наук подвергается разрушительным ударам под флагом радикальной демократизации.

Недавно я сказал в докладе общему собранию АН СССР: «Если сейчас, в ходе преобразования государственных структур, мы допустим распад Академии наук СССР как целостного организма, потерю ее кадрового потенциала, всей науке страны будет нанесен непоправимый ущерб. И даже когда будет преодолен политический и экономический кризис, страна без собственной сильной науки подняться не сможет». Это предупреждение, к сожалению, не вызвало никакой реакции ни власть имущих, ни демократической общественности. Положение ухудшилось, и мы с полным правом обращаемся с этими словами уже к российскому руководству.

Разрушение советской науки будет тяжелой потерей и для всего мирового научного сообщества — мы можем сказать это без всякой самонадеянности и пресловутого мессианского оттенка, а исходя из системных представлений. Лишь СССР и США обладали национальной наукой с целостным научным фронтом — а это особое качество. Даже такая мелочь, что, кроме США, лишь СССР издавал систематические реферативные журналы по основному циклу дисциплин, имела большое значение для мировой науки. Многие ученые Запада понимают, что ослабление науки нашей страны — это ослабление фронта всей мировой науки, и необходимо как можно скорее предложить межгосударственную программу по сохранению нашей науки, а не просто составлять прогнозы массовой эмиграции наших ученых.

Сейчас общество переживает кризис. Меняется тип государственного устройства, хозяйственный механизм, повсюду видны разрывы в преемственности общественных институтов, разломы социальных и экономических структур. Все говорит о том, что как раз сейчас целесообразно использовать академию как ковчег для спасения сердцевины нашего научного потенциала. Безумно экспериментировать, радикально трансформировать академию именно сейчас — это недальновидно, а с точки зрения долговременных национальных интересов, глубоко ошибочно. Особенно опасно в переходный период отделять институты или их ассоциации от членов Академии наук — ядра академии. Мы — за расширение прав институтов, за их свободное развитие, возможность быстрого создания гибких творческих структур. Нужно преодолеть годами формировавшуюся невосприимчивость сферы материального производства к научным достижениям. Может быть, это сделает рынок, но к работе в условиях рынка необходимо серьезно готовиться, ибо он преподнесет науке еще не один сюрприз.

Изъяны и недостатки в академии есть, перемены необходимы. Но есть и объективные законы жизни сложных систем, каковой является и наша академия. Менять в ней что-либо надо осмотрительно, ибо полностью предсказать последствия каждого шага никто не в силах. И если что-то идет не так, надо вовремя остановиться и, проведя анализ, найти иное решение. Те, кто пытается навязывать сложной системе свои жесткие и однозначные планы и темпы, закономерно приводят ее к разрушению.

Сегодня, когда завершается почти трехсотлетний путь Академии наук Российской империи и СССР и вступает в жизнь новая, формирующаяся в трудных условиях Академия России, непозволительно лукавить. И надо ясно представлять, что и Российская академия, так же как в последние годы АН СССР, будет ареной действий трех основных сил.

Первая состоит из тех, кто пытался проводить необходимые изменения в рамках последовательных эволюционных реформ. Те, кто пытался сохранить необходимые для выживания нашей науки структуры, они сегодня представлены обществу как ретрограды. Нам не хватило проницательности, умения и твердости. Мы были слишком зависимы от власти, верили в ее благие намерения и понимание национальных задач. Потомки предъявят нам за это справедливый счет и будут правы.

Другая сила — радикалы, имеющие мощную идеологическую поддержку прессы. Они уверены, что имеют право разрушить это «имперское образование», Вероятно, они искренне верят, что построят потом «цивилизованную» науку западного, например, типа. Но на развалинах первым вырастает чертополох, а до культурных растений дело не доходит. Думаю, уже нынешнее поколение поймет, что в данном случае мы имеем дело с разрушителями отечественной науки.

И, наконец, третья сила — «молчаливое большинство», от позиции которого будет в конце концов зависеть судьба нашей страны. К этому большинству ученых я и обращаюсь. До сих пор вы поддерживали, часто пассивно, радикальные проекты. Пришло время с позиций научной логики оценить результаты и тенденции процессов, запущенных при вашем участии. Они еще не стали необратимыми, есть возможность влиять на ситуацию. К руководству приходят новые люди, не отягощенные ошибками, не обклеенные ярлыками. Помогите им сформулировать фундаментальные, конечные цели и критерии, помогите им освободиться от дешевых лозунгов. То руководство, которое уходит, освободилось от многих иллюзий, накопило ценный, хотя и болезненный опыт. У нас есть концепция системы мер, направленных на выживание ядра отечественной науки, на ее последующее возрождение.