100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников

Чтобы реализовать и менять идею, конфигурацию при стыковке, оставался один шаг. Идея заключалась в том, чтобы сделать конструкцию и научить космонавтов изменять конфигурацию стыковочного агрегата в полете: делать его активным со штырем или пассивным с конусом или андрогинно–загадочным, с зубатым кольцом внутри, активным или пассивным. Я еще раз вспоминал, как нам удалось частично реализовать эту идею на ОС «Мир» и как непросто приходилось космонавтам в переходном отсеке (ПхО) базового блока станции, когда требовалось менять крышки, чтобы принять очередной модуль на боковой причал: они одевали скафандры и, разгерметизировав ПхО, устанавливали на этот причал приемный конус. Так было в середине 1990–го, когда к ОС «Мир» причаливал модуль «Кристалл», и позднее, летом 1995 года.

Полная или неполная реализация этой идеи еще впереди. Кроме всего прочего, она поможет расширить проход, увеличить диаметр переходного тоннеля вплоть до почти идеальных 40 дюймов (1 метра), и даже до заветных 50 дюймов, т. е. метра с четвертью. Можно сказать, это поможет раздвинуть горизонты. Я еще надеюсь дожить до этого времени, увидеть наяву не только мифологических андрогинов, но и их почти сказочные превращения. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» — пели пионеры и комсомольцы в годы моей молодости. Уверен, что мифы древней Греции не только углубили наши исторические, общечеловеческие познания, но и пошли на пользу космической технике, внесли вклад в нашу творческую деятельность, увеличили продуктивность конструкторской работы.

Только конструирование имеет смысл.

Only designing makes sense!

Этого я не понимал, поступая в МВТУ им. Баумана в далеком 1950 году 17–летним мальчишкой, не мог понимать. Этому могла научить только жизнь.

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью».

4.11   1994 год: Байконур и другие события

Можно верить или не верить в народные приметы, но жизнь подтверждает, что многие из них все?таки работают. Есть такая примета: как проведешь первый день нового года, таким сложится весь остальной год. То же самое говорят о дне рождения. Мой опыт подсказывает: в этом что?то все?таки есть. Приметы основаны на статистике, а она, как известно, — упрямая вещь. Первый день после новогодней ночи непросто провести так, как хочется, как намечаешь делать это в новом году, например начать новую жизнь. День рождения — тоже особый, нестандартный день, хочется сделать его необычным, запоминающимся. Как это получается, часто зависит не только от нас.

Новый трудовой 1994 год накатился на нас почти без новогодней рождественской паузы, к которой мы уже стали привыкать, начиная с 1992 года. Тогда большой православный праздник Рождества Христова официально вернулся к россиянам. Мой день рождения объявили выходным днем, пошутил я тогда. Уже 2 января «группа быстрого реагирования», как называли выездную команду технического руководства, вылетела на космодром Байконур. На 8 января был запланирован пуск очередного корабля «Союз ТМ-18». Накануне пуска, в так называемый первый стартовый день, распив в небольшой компании бутылку «Кинзмараули», захваченную из Москвы, я отметил свой выездной день рождения.

Так и покатился тот 1994 год: в подготовке «Союзов» и «Прогрессов», в поездках на полигон и в другие горячие точки, — и прошел в других космических и некосмических делах.

Через два дня после пуска, 10 января, мы были уже в ЦУПе. Стыковка рождественского «Союза» завершилась нормально, экипаж, в числе которого в космос прибыл В. Поляков, перешел на станцию, где Валерию предстояло провести 15 рекордных месяцев. Еще через четыре дня, 14 января, пилотируемая космонавтика, орбитальный комплекс «Мир», все мы на Земле и в космосе пережили еще одно испытание.

После расстыковки, которая стала почти рутинной операцией, В. Циблиев и А. Серебров на корабле «Союз ТМ-17» выполняли облет «Мира». Их задача состояла в том, чтобы сфотографировать станцию, в первую очередь — андрогинный причал на модуле «Кристалл» с установленной на нем американской мишенью. Это требовалось сделать в плане подготовки к будущей стыковке Спейс Шаттла. Произошло почти невероятное: корабль столкнулся со станцией, дважды скользнув вдоль андрогинного модуля. Все?таки нам всем повезло: в очередной раз ни корабль, ни станция не получили заметных повреждений. Как показал последующий анализ, на ручке управления движением (РУД) переключатель оказался в неправильном положении, и корабль на команды не реагировал.

Все, включая посадку космонавтов, закончилось благополучно.

Из четырех поездок на Байконур самой необычной оказалась вторая, в середине марта. В том году в Казахстане стояла очень суровая зима. В феврале начались совершенно необычные для этих районов снегопады, а традиционно сильные ветры собирали выпавший снег вдоль дорог, у старта и других препятствий. Отопление в испытательных корпусах и в гостиницах работало с перебоями, это мы испытали сами еще в январе. В монтажно–испытательном корпусе (МИК), на самой старой площадке полигона — «двойке» — произошел пожар. Ночью, 8 марта, в традиционной советский праздник — Международный женский день, в бытовках американской пристройки, оставшейся со времен «Союза» — «Аполлона», загорелся самодельный нагреватель, каких много используют испытатели в зимнее время. К счастью, никто не пострадал, несколько офицеров и солдат в последний момент успели выскочить из горящих пультовых. Чудом не пострадал почти готовый к полету грузовой корабль «Прогресс М-21». Его лишь слегка залили при тушении приехавшие с опозданием пожарные. Их ближайшая команда «встала на профилактику», а дальние — с трудом пробилась на «двойку» из?за снежных заносов. Сгорела испытательная станция и электрические кабели, из?за этого не успели выполнить заключительные проверки корабля. Перед этим через переходной тоннель производилась загрузка грузового отсека корабля. Наш стыковочный механизм, который устанавливался на крышку люка на последнем этапе, остался неиспытанным. Оперативная группа, вылетевшая на полигон 8 марта, решила перенести эти испытания на стартовую позицию. С последней группой испытателей я вылетел на Байконур 14 марта.

Ничего подобного в жизни видеть мне не приходилось, тем более на юге, в Казахстане. До сих пор жалко, что со мной не оказалось фотокамеры, а ведь, как помню, была такая мысль — взять ее с собой. Удержало от этого старое советское воспитание: на секретный полигон с фотоаппаратом — обязательно арестуют, как шпиона. На этот раз весь полигон оказался арестованным необычными снежными заносами. Все автомобильные и железные дороги не просто занесло, а так, что в них приходилось прокапывать глубокие тоннели. Глубина этих снежных проходов местами доходила до 7–8 метров. Мы приехали уже тогда, когда снег стал оседать под лучами весеннего солнца. От аэропорта до «двойки» наша машина двигалась в ущелье глубиной 3–4 метра. Когда попадался встречный транспорт, приходилось останавливаться и пятиться в поисках специальных разъездов, тоже выкопанных в снежных стенах.