Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус

– А почему?

– По двум причинам: во-первых, мне слишком дорога моя шея, чтобы я продался дьяволу, а во-вторых, я ни разу не встретил человека, который мог бы рассказать, как найти корень разрыв-травы, где он растёт и в какой день и час его нужно выкапывать, хотя спрашивал об этом многих храбрых охотников.

Так и не удалось хозяину «Золотого Ягнёнка» пролить свет на свои сомнения, и он перестал донимать рассказчика вопросами.

Тогда взял слово престарелый пастух Блаз:

– Жаль, сосед Мартин, что ты дал этой тайне состариться вместе с тобой. Если бы ты открыл её лет сорок назад, то наверное, нашёл бы корень разрыв-травы. Пусть ты уже никогда не поднимешься на Броккен, я всё же, ради забавы, расскажу тебе, как его достать. Легче всего это сделать с помощью чёрного дятла. Заметь весной, в каком дупле он совьёт себе гнездо и, как только наступит время появления на свет птенцов, улучи момент, когда птица вылетит на поиски пищи. Тогда сунь в дупло крепкую затычку, а сам спрячься за деревом и жди, пока дятел не вернётся кормить птенцов. Заметив, что гнездо плотно закупорено, он с испуганным криком будет кружить вокруг дерева, а потом вдруг полетит на запад. Теперь позаботься о том, чтобы у тебя под рукой был ярко-красный плащ, а за неимением такового, заранее купи в лавочке четыре локтя красного сукна, спрячь его под платьем и жди у дерева день или два, пока дятел снова не вернётся к гнезду с разрыв-травой в клюве. Как только он коснётся корнем затычки, та вылетит с огромной силой, как пробка из бутылки с бродячим вином. Не теряя времени, быстро расстели под деревом красный плащ или сукно. Дятел подумает, что это огонь и от испуга выронит разрыв-траву. Некоторые на самом деле разжигают под деревом небольшой костёр, который немного дымит, и бросают в него цветы лаванды, но это не очень надёжно. Если пламя недостаточно быстро разгорится, то дятел улетит и унесёт с собой корень. В случае удачи, овладев разрыв-травой, не забывай каждый день привязывать к ней веточку крушины, иначе он потеряет силу и пропадёт без всякой пользы.

Сидящие за столом ещё долго на разные лады обсуждали эту историю, и было уже далеко за полночь, когда наконец все разошлись.

В стороне от собравшихся, за печкой, в мягком кожаном кресле хозяина, рядом с собакой и котом сидел ещё один гость, весь вечер погружённый в такое глубокомысленное молчание, будто готовился дать монашеский обет в картезианском монастыре. Обычно мало расположенный к созерцательному настроению, на сей раз он весь углубился в себя, охваченный тяжёлым раздумьем, для чего причин у него было более чем достаточно.

Некогда трактирщик и винодел, которого знали и мудрые члены магистрата, и простые горожане, потом колодезник и наконец просто бездельник, Петер Блох за последнее десятилетие опускался всё ниже и ниже, со ступеньки на ступеньку большой лестницы счастья и почёта. А надо признать, что от винодела до колодезника немногим ближе, чем от кайзера до пономаря.

В прошлом, когда он был ещё богат, это был жизнерадостный человек и прирождённый шутник. На устраиваемых им торжественных обедах, он умел в одинаковой степени насыщать и желудки, и дух гостей. Не легко было превзойти его в поварском искусстве. Петер умел прекрасно приготовить глухаря со взбитым сладким соусом, высокие студни из рыбы, превосходные печенья, айвовые торты, пироги с облатками, а кабаньи головы у него всегда были украшены позолоченными ушами.

В своё время он решил присмотреть себе помощницу, но, к несчастью, его выбор пал на девицу, прославившуюся на весь город своим злым языком, которым она жалила, как змея. Любого, кто попадал под её обстрел, будь то друг или враг, – ей было безразлично, – она могла одним духом девять раз опозорить. Не щадила даже святых на небе. Она была знакома с их скандальной биографией не хуже, чем фрау Шнипс [297], – ей не посчастливилось только запастись таким же, как у той, богатым остроумием, и острословы были не на её стороне.

Фольбрехт Ильза ненавидела всех без исключения. Она всем давала отвратительные прозвища, и молодые парни за версту обходили её. Поэтому она перезрела, как плод шиповника, который оставляют не сорванным из-за колючек на кустах. Но мастеру Петеру расхвалили Ильзу за её ловкость в работе и хозяйственность и в конце концов уговорили посвататься к ней. И пошли тогда по городу дубоватые стишки, звучавшие так:

Ильзу в жёны,Видит бог,За то, что злойУ ней язык,Никто не брал,А повар БлохНа ней женился вмиг.

Едва обвенчанная пара вернулась от алтаря, как начался супружеский разлад. Городской винодел, в порыве радости, по случаю торжественного дня, дал вину одолеть себя, что, впрочем, с ним случалось и в обычные дни, и повис на руках невесты. Тут и обнаружились её острые колючки. Брачный календарь предсказывал молодым бурную неприветливую погоду, сильную грозу с градом и проливным дождём, немного солнечного света и много холодных ночей.

Прогноз от начала и до конца оказался верным, хотя впоследствии обилие детей позволило предполагать, что по крайней мере иногда случалась и благоприятная погода и тёплые ночи. Несмотря на это, детский лепет – «папа» – ещё долго не радовал слух мастера Петера. Всё его потомство было таким хилым и слабым, что едва родившись, дети умирали в сильных судорогах, как молодые козлята холодной зимой. Ярость сварливой женщины отравляла материнское молоко и превращала его в ядовитый напиток, который нежные малютки пили из источника жизни.

Хотя мастер Петер и не был настолько богат, чтобы оставить заметное состояние своим наследникам, всё же ему было неприятно оставаться бездетным. Часто он жаловался соседям на свою несчастливую звезду и, когда хоронил дитя, говорил:

– Вот и опять облетел цветок с вишнёвого дерева, не дав завязаться и созреть плоду.

Тогда одна умная женщина открыла ему причину его семейного несчастья, и когда у него снова родился сын, винодел нанял кормилицу. Мальчик рос крепким и здоровым, и отец не мог на него нарадоваться. Петер взял дорогого мальчугана под свою опеку и, как только тот стал носить штаны, повёл его вместо школы на кухню. Он не мог отказать сыну ни в каких лакомствах и сделал из него маленького обжору. В полдень, когда на кухне готовили гостям обед, малыш уже стоял на страже и то подцеплял вилкой из миски кусочек печёнки, то указывал пальцем на петушиный гребешок, и рука доброго отца тут же протягивала ему лакомство, ткнув его предварительно в соль. Но стоило мальчугану попросить что-нибудь вкусненькое у матери, как та принималась кричать на него, бранить за невоспитанность и бить поварёшкой по рукам.

Любимое дитя плакало, чтобы разжалобить отцовское сердце, и тогда мастер повар подливал масла в огонь, добродушно обращаясь к разбушевавшейся супруге на своём франконском наречии:

– Мамуля, дай же дитюле кусочек курочки.

Так воспитывал добрый отец сына, пока на седьмом году не закормил его до смерти.

Из всех детей у него осталась только одна единственная дочь, такая крепкая и здоровая, что ей не могли повредить ни эссенция белены – материнское молоко, ни обилие отцовских лакомств. Под суровым надзором матери и балуемая отцом, она выросла стройной и красивой, так что теперь мастер повар никак не мог пожаловаться на чёрта, который всякий раз норовил подсунуть ему в дом чёртово яйцо.

Между тем благополучие семьи заметно изменилось. В юности Петер пропускал занятия по математике в школе, и ни одно из основных действий арифметики – вычитание, сложение и умножение – никак не укладывалось у него в голове, а делением он не мог овладеть всю свою жизнь. Поэтому ему стоило очень большого умственного напряжения регулировать в своём деле расход и приход. Когда у него были деньги, он щедро пополнял запасами кухню и погреб, кормил и поил бездельников в кредит, ни в чём их не ограничивая, угощал легкомысленную братию, умеющую рассказывать весёлые истории, и наполнял желудки нищим и всем, кому удавалось вызвать у него сострадание. Когда же касса его истощилась, мастер Петер стал брать в долг у ростовщиков под большие проценты, а сварливой жене, державшей его под башмаком, говорил, что эти деньги получены от старых должников.

Основным правилом, с которым он очень хорошо ладил и которому и в наши дни следуют многие ленивые хозяева, было: «Как-нибудь обойдётся, – всему бывает конец!»

И конец действительно настал. Петер Блох разорился, попал под конкурс и поневоле, к великому сожалению всех блюдолизов и тонких гурманов города, лишился трактира и погреба. Но благоволивший мастеру Петеру магистрат, из уважения к его поварскому искусству, завоевавшему ему расположение многих сограждан, а также во избежание злых сплетен, – мол в имперском городе Роттенбурге умирает с голоду трактирщик, – предоставил бывшему повару скромную должность колодезника. Только и на этой маленькой должности у него не было ни счастья, ни удачи.