Я, Великий И Ужасный - Изяслав Кацман

запиваю кружкой воды. Подействовало тонизирующее почти сразу же — сознание ясное, в теле лёгкость. Теперь можно и гонца с юга дожидаться.

Тот вломился в ворота Цитадели практически одновременно с восходом солнца. Запылённая фигура, освещаемая кровавыми лучами настраивала на весьма тревожный и мрачный лад. Получив бамбуковый пенал с письмом, я, оценив измотанный вид вестового, распоряжаюсь: "Иди, смой с себя дорожную грязь и поешь. До полудня можешь отдыхать, а потом жду тебя, Гихуту, с подробным рассказом. Никому о принесённых тобою вестях ни слова" — заканчиваю на строгой ноте. Посыльный согласно пожимает плечами и двигается в сторону общей купальни.

Я же разворачиваю трубку бумаги — целых три листа. Ничего себе, что же там такое случилось.

С первых же строк никаких мыслей — одни эмоции…. Приплыли…. Причём в буквальном смысле. Приплыли на "большом железном корабле". Вот только кто — непонятно.

В письме каллиграфическим почерком штатного писца при Киратумуе (кажется, какой-то не то двоюродный, не то троюродный племянник моего Кутукори, а, может быть, и его дядя — я начинаю вникать в родственные отношения подчинённых только тогда, когда подозреваю кого-нибудь в сговоре по хищению государственной собственности) излагалось, что "вечером второго дня полной луны" (позавчера, то есть) в Тинсокский залив вошёл "большой корабль (употреблено вохейское слово), сделанный будто бы из железа (опять вохейский термин), посреди торчала труба, из которой шёл дым". Ночью чужаки, как я понял, не рискнули плыть по неизвестным прибрежным водам, а утром продолжили движение, добравшись к обеду до селения тинса вблизи Тин-Пау. С корабля спустили две лодки, высадившие на берег "примерно два десятка человек в странных одинаковых одеждах". Далее шло описание (со слов наших данников, обитавших в указанном поселении) сих "одежд". Судя по дословному изложению косноязычных пояснений свидетелей, моряки с неизвестного судна носили какую-то униформу, состоящую из штанов и курток, а на ногах ботинки или сапоги. Вооружены же они были "железными штуковинами, разной длины, некоторые из которых заканчивались тонкими мечами или ножами".

Потоптавшись немного по прибрежному песку и не сумев объясниться с местными, десант погрузился обратно в лодки и отбыл на корабль до прибытия отряда "макак", возглавляемых самим Киратумуем, прихватившего с собой Падлу-Шурыма в качестве переводчика (наместник, подтверждая моё мнение о его сообразительности, сумел "допетрить", что если чужаки и не вохейцы, то вероятность того, что могут знать язык наших северных друзей, отнюдь не нулевая).

На этом письмо, написанное по итогам опроса жителей Лом-Оке, и заканчивалось — по состоянию дел на вторую половину вчерашнего дня чужаки стояли на якоре в паре десятков "перестрелов" от берега, занимаясь какими-то своими делами.

Итак, кто же такой заявился в нам в гости? Ирсийцы? Палеовийцы? Вохейцев можно смело отметать: Повелитель Четырёх Берегов только приступал к строительству современных кораблей, сопоставимых с тюленеловскими. Да и направились бы моряки Старшего Брата нашей правительницы в Мар-Хон, а не в тинсокскую глушь.

Впрочем, подумать над этой загадкой времени мне никто не дал — я только дочитал послание с юга, как в кабинет ворвался Раноре с воплем: "Это война!" Тут же, однако, суниец опомнился и принялся докладывать: "Сонаваралингатаки, из Тин-Пау сообщают, что там был бой. Много убитых и раненых. Только наших, из "пану макаки", больше десяти человек, и местных без счёта".

Под ложечкой нехорошо засосало — как всегда в преддверии больших неприятностей.

"Раноре" — командую, старательно пряча растерянность — "Сзывай "олени" и сотников с полусотниками". Мой верный сподвижник помчался выполнять приказ. Я же лихорадочно соображал, что делать: шансов на то, что копья, мечи да топоры с луками бойцов гарнизона Тин-Пау смогут противостоять винтовкам чужаков, никаких. Не говоря уж о местных тинса, всё оружие которых каменные топоры да палицы со вставками из акульих зубов. Причём больше я переживал даже не за членов нашего братства, а за отправленного в тамошний отряд выпускника Обители Сынов Достойных Отцов Патихики, сына Патуирегуя из Сунуле: гибель молодого кадра, обученного письму, счёту, четырём математическим действиям и началам геометрии, а также основам местной мировой политики с экономикой и военной теории, казалась мне более неприятной вещью, чем смерть хоть всех сорока пяти откомандированных в Тинсок "простых" папуасов. Поймав себя на такой нехорошей по отношению к верящим в своего "пана-оленя" "макак" мысли, я успокоился, и собравшиеся подчинённые получили серию коротких распоряжений привычно уверенного в себе Сонаваралинги-таки.

"Выступаем немедленно. Надеюсь, вчера за вечер и сегодня с утра бойцы уже успели собраться?". Нестройный гул оповестил, что все готовы. "Хорошо" — продолжаю — "Тогда выступаем сразу же, как только я закончу говорить. Всё без изменений: первая и вторая сотня под моим началом движется в Тин-Пау. Третья остаётся охранять Мар-Хон. Слишком много воинов из Мар-Хона и селений Вэйхона с собой брать не будем. Пусть лучше ждут беду дома. Зато берём все "громовые жезлы" и все запасы огненного зелья".

"Слушаюсь" — ответил Шхуртой, наёмник с какого-то небольшого острова между Вохе и Укрией, командующий на данный момент немногочисленными нашими стрелками — "Большой жезл брать?" — уточняет он. "Берите. Оба" — разрешаю.

Данное чудо тенхорабитской военно-технической мысли являлось чем-то средним между небольшой пушкой и ружьём солидного калибра: переносилось силами двух человек, обслуживалось стрелком и помощником. Стреляло как ядром (или пулей?) соответствующего калибра, так и картечью, причём убойная дальность была раза в полтора выше, чем у ручного нашего огнестрела, а большое количество мелких элементов в заряде вкупе с широким рассеянием позволяли надеяться, что неизвестному противнику будет нанесён хоть какой-то урон. Снаряжение орудия, правда, занимало в несколько раз больше времени, чем для ружья, но пару сюрпризов враг получить успеет.

Пара часов сборов, и семнадцать десятков "макак", полсотни мархонских добровольцев и пятёрка наёмников-инструкторов выступает в путь. Типулу-таками со свитой провожают нас до самого подножья Цитадели. "Фрейлины" повелительницы испуганны — несмотря на мой строжайший приказ гонцу хранить молчание, слухи о чужаках уже поползли. Рами старательно не показывает виду, но я-то вижу, что и ей не по себе. Причём, в отличие от дочерей "сильных мужей", занятых по большей части кавалерами и нарядами, тэми понимает, что же может ожидать нас в ближайшее время — о ситуации во внешнем мире представление имеет — меня или Шонека с Хишттой в его недолгие визиты на Пеу бесёнок мой слушает внимательно и выводы делает.

На голове по столь торжественному случаю как отбытие на войну самого Сонаваралинги-таки у Солнцеликой и Духами Хранимой сегодня новый убор — корона из золота, украшенная отборными жемчужинами. Идея