Развитие советской авиации в предвоенный период (1938 год — первая половина 1941 года) - Алексей Степанов

Так как многое из опыта люфтваффе на Западе в СССР уже было известно по урокам собственных предшествовавших кампаний (правда, это не всегда внедрялось), можно выделить проблему нанесения внезапного удара по аэродромам, с которой в массовом масштабе советская авиация не сталкивалась. «Руководство по ведению воздушной войны» — своеобразный оперативно-стратегический и тактический устав, составленный штабом люфтваффе в 1936 году и переизданный без каких-либо изменений в 1940 году, — прямо указывало, что внезапное использование ВВС в самом начале войны может оказать решающее влияние на ее дальнейший ход[1731]. Важнейшей предпосылкой для решения всех стоявших перед военно-воздушными силами задач считалось уничтожение или подавление авиации противника, а борьбу с ней предполагалось вести прежде всего нанесением внезапных ударов по аэродромам. Эти удары имели и важное пропагандистское значение, так как с их помощью нацистская пропаганда объясняла многие успехи разгрома англо-французского блока в целом.

Версия о выводе из строя французской авиации в первые часы или дни войны была использована службой Геббельса еще до завершения воздушной кампании во Франции. Эти же цифры приводились и в СССР.

Например, периодическое издание 1940 года — журнал «Военная мысль»— сообщало о потере французской авиацией только на земле с 11 мая по 5 июня 1940 года включительно (без учета потерь первого дня войны) полутора тысяч самолетов[1732]. Между тем именно Ставка верховного главнокомандования германской армии через германское информационное бюро сообщила, что с 10 мая по 3 июня люфтваффе уничтожили только в воздухе 1841 и, кроме того, на земле 1600–1700 самолетов противника[1733].

Одними из первых, кто усомнился в соответствии реальности заявленных немцами побед, а также в правильности тактики люфтваффе, были советские летчики, занимавшие высокие посты в военно-воздушных силах. Это очень четко проявилось, в частности, на совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 года, на котором обсуждались важнейшие вопросы развития армии всего лишь за полгода до начала Великой Отечественной войны. На нем прозвучали и довольно резкие выступления по поводу целесообразности ставки на действия по аэродромам вообще.

В докладе начальника Главного Управления ВВС Красной армии генерал-лейтенанта авиации П.В. Рычагова «Военно-Воздушные Силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» было прямо заявлено, что задача уничтожения авиации противника на аэродромах является, по сравнению с задачами уничтожения авиации противника в воздухе и обеспечением превосходства в силах, «наиболее сложной» и «представляет большую трудность. Большинство таких налетов будет постигать неудача». Он подчеркивал, что «подобная задача не может быть выполнена за один полет, а требует ряда повторных ударов, которые проводятся после обнаружения основных районов базирования авиации противника»[1734]. Интересно, что, когда начальник Главного управления противовоздушной обороны Красной армии генерал-лейтенант авиации Д.Т. Козлов начал превозносить успехи немцев во Франции, заявив, что они выбили из строя французскую авиацию в первые же дни войны и получили господство в воздухе, П.В. Рычагов возразил, что это было достигнуто только на восьмой день[1735]. В выступлении командующего ВВС Киевского Особого военного округа reнерал-лейтенанта авиации Е.С. Птухина было заявлено, что эффективность ударов по аэродромам зависит от многих составляющих. Первое непременное условие — это превосходство в силах, второе — хорошая организация разведки, третье — обеспечение непрерывности налетов. «Я сам лично подвергался ежедневной бомбежке, но они действовали очень маленькой группой бомбардировщиков, и они нам почти никакого вреда не приносили. Наоборот, налетающая группа бомбардировщиков имела потери больше», — приводил Е.С. Птухин пример из испанского боевого опыта и констатировал, что даже при соблюдении необходимых условий «эта операция самая трудная, самая сложная, и эта операция для воздушных сил в отношении материальных и людских потерь — самая большая»[1736].

Выводы Е.С. Птухина поддержал помощник начальника Генерального штаба Красной армии по авиации Я.В. Смушкевич, который указал на несоблюдение немцами необходимых условий при налетах на аэродромы, что могло печально закончиться для люфтваффе. По его данным, германская авиация 10 мая 1940 года произвела одновременный налет на аэродромы Франции на глубину до 400 км и охватила своими ударами свыше 100 аэродромов. При наличии связи и хорошей организации подобный налет мог бы кончиться большим поражением немецкой авиации, так как если бы он проводился мелкими группами без прикрытия истребителей, то встреча этих групп в определенном месте истребителями противника могла бы кончиться их уничтожением. А командующий авиацией Дальневосточного фронта генерал-лейтенант авиации К.М. Гусев также предупреждал, что удар впустую вообще чреват серьезными последствиями, так как противник после него может организоваться и произвести ответный удар[1737].

«Основным является воздушный бой. Я не верю тем данным, которые мы имеем в печати и которые говорят о большом количестве потерь самолетов на аэродромах. Это, безусловно, неправильно. Неправильно, когда пишут, что французы на своих аэродромах теряли по 500 — 1000 самолетов», — заявил при обсуждении доклада П.В. Рычагова командующий авиацией Прибалтийского Особого военного округа генерал-лейтенант авиации Г.П. Кравченко. «Я основываюсь на своем опыте. Во время действий на Халхин-Голе для разгрома одного только аэродрома мне пришлось вылетать несколько раз в составе полка. Я вылетал, имея 50–60 самолетов, в то время как на этом аэродроме имелось всего 17–18 самолетов. Поэтому я считаю, что цифры, приводимые в печати о потерях самолетов на аэродромах, неправильные», — доказывал он. Г.П. Кравченко подчеркнул: «Я считаю, что соотношение между потерями на аэродромах будет такое: в частности, на Халхин-Голе у меня было так — 1/8 часть я уничтожил на земле и 7/8 в воздухе». Г.М. Штерн заметил, что «примерно такое же соотношение и в других местах». «Поэтому надо ориентироваться на это и готовиться в основном к сражению в воздухе», — подытожил Г.П. Кравченко, а Г.М. Штерн добавил: «И иметь побольше истребителей»[1738]. В заключительном слове П.В. Рычагов указал на необходимость проведения сбалансированной подготовки авиации как к воздушным боям, так и к ударам по аэродромам. «Мы обязаны уметь одинаково хорошо бить воздушного противника и на земле, и в воздухе», — подытожил он обсуждение этой темы[1739].

Таким образом, руководство советской военной авиации выступало за сбалансированное применение воздушных боев и ударов по аэродромам и за развитие истребительной авиации. Это было полной противоположностью немецким взглядам, согласно которым использование истребителей для ведения воздушных боев признавалось менее эффективным способом борьбы за господство в воздухе. Но эти взгляды потерпели кризис в сражениях над Англией. Как указывал историк К. Майер, «впервые военно-воздушные силы, которые были вооружены и подготовлены в соответствии с гитлеровской стратегией «блицкрига», преимущественно оказались перед необходимостью атаковать вражескую авиацию и стратегические цели на море без использования таких благоприятных факторов, как внезапность и одновременное наступление сухопутных войск»[1740].

Участники совещания дали совершенно точную оценку итогам ударов по аэродромам в кампаниях на Западе. Так, согласно сводкам Верховного командования германской армии, люфтваффе было уничтожено 10 мая 1940 года 423 самолета, в основном на аэродромах. Собственные потери оценивались в 26 машин[1741]. Но в реальности ситуация была прямо противоположной. Безвозвратные потери за 10 мая не только французских, но и английских ВВС составили всего 20 самолетов[1742]. А вот собственные потери люфтваффе за этот день — 304 самолета — превысили все ее предшествовавшие совокупные потери, начиная с польской кампании, и достигли рекордной отметки за всю историю Второй мировой войны[1743].

В связи с вышеизложенным вряд ли стоит считать действия германской авиации примерами эффективности, а их фальсифицированные результаты вообще нельзя принимать всерьез и уж тем более рассматривать их как базу для научного анализа.

Уроки воздушных кампаний Второй мировой войны привели к важным выводам, которые впоследствии были использованы при развитии советской военной авиации. Прежде всего это касалось уроков войны с Финляндией. Отмечалась значительная боевая работа нашей военной авиации, которая в целом расценивалась руководством страны как хорошая. Непосредственные выводы касались необходимости разработки нового поколения самолетов, в том числе специализированных машин: пикирующего бомбардировщика, штурмовика для взаимодействия с сухопутными войсками, разведчика и транспортного самолета. Указывалось на необходимость разработки более гибкой системы тыла для нашей авиации. Что касается воздушных боев на Западе в Европе в 1939–1940 годах, то они дали богатый материал для дискуссий, в частности, об эффективности первого удара по аэродромам. Значительное количество советских авиационных командиров, занимавших высокие посты в Красной армии, выступали с критикой этих тезисов.