Моргемона (СИ) - Ирина Аркадьевна Орлова

И пока Гидра разбиралась со всем этим, она вновь вошла в положение. Всего у них родилось ещё четверо детей: сын, потом сыновья-близнецы, и потом снова дочка. Они назвали их: Леонард, Альтар и Альфир, и Лисандра. Из всех лишь Леонард имел светлые, отдающие краснотой волосы; остальные, все как один, пошли в отца. В Мелиное шутили, что у Рыжей Моргемоны лишь один рыжий сын: её брат, Таврос.

В этой шутке была доля шутки. Гидра растила Тавроса, как своего, и вскоре тот стал называть матерью её. Мальчик не успел запомнить свою настоящую мать. Когда ему было три года, леди Ланхолия подавилась пеной во время припадка и умерла.

Затем почила и ди Монифа. В её честь были организованы пышные похороны. Люди запомнили её как верную соратницу Эвридия и мать народного любимца Энгеля. Гидра смотрела на надгробие, изображавшее Монифу как прекрасную молодую леди, и думала: «Сколько грязных и мрачных тайн уносят с собой в могилу благообразные и уважаемые дворяне?»

Впрочем, она не слишком переживала из-за ухода «старой гвардии». С каждым годом дел всё прибавлялось.

Её занимало изобретение определённого учения доа, и она много времени провела с Иерофантом, составляя моральный кодекс не только лишь для драконьих всадников — а также и для всех, кому доведётся иметь дело с драконами, ухаживать за ними и слушать их. Они много лет работали над созданием парадигмы, где драконы перестали бы быть символом власти и стали уникальным чудом Рэйки, которое не может принадлежать кому-то одному.

Разумеется, одних манускриптов было мало. Важно было всё подтверждать практикой. С самых первых детских сказок Гидра внушала сыновьям и дочерям величие и ответственность их роли посредников меж драконами и людьми. Она впечатляла их страшным концом Тавра и Эвана, но собственным примером показывала, что драконий лёт — прекрасное и вечное искусство.

Зацикленность диатрис на семье несколько вытеснила её из политической жизни. Однако она вовремя спохватилась и после последних своих родов почти немедленно собралась в тур по Рэйке. И везде её преследовали коты и кошки, несущие свои дурные и важные вести. Как всегда, множились разного рода заговоры, особенно от лорда Нуоро — мужа старшей дочери Мадреяров, что взял правление после выхода Вазанта на пенсию — и как всегда были преступники и лиходеи, о чьих деяниях не знал никто, кроме внимательных пушистых разведчиков.

Но самым сложным «ребёнком» из её семейства так и остался Леммарт. Он то приближался, то отдалялся. И хотя Гидра больше не прогоняла его словами о вечных чувствах к Энгелю, полюбить ди-консорта она так и не смогла. Их отношения были похожи на странную дружбу. В дружбе этой Леммарт то возмущался, то смирялся. Однако он и сам понимал: семейного счастья с диатрис у него не выйдет. Поэтому супруги несколько отдалились друг от друга, и вновь пошли слухи о том, что ди-консорт изменяет диатрис на других островах Рэйки.

Гидру это не смущало. Её волновало другое.

Леммарт освоил драконий лёт, но они с Лукавым были совсем не так дружны, как Гидра с Мордепалом. В дурном настроении Лукавый не подпускал к себе даже своего наездника, а в небе под ним не особо-то и слушался. Гидра призывала Леммарта работать над дисциплиной собственной мысли, но всякий раз напрасно. Похоже, отсутствие контроля в небе ди-консорта полностью устраивало. Он летал как пассажир, не разделяя с драконом полётных намерений.

Разумеется, это не могло кончиться хорошо. Однажды Лукавый раззадорился, ловя огромного баклана, и спалил весь порт Арау. Гидра тотчас же примчалась на Аратингу и выяснила, что, по свидетельствам очевидцев, ди Леммарт был навеселе. А Лукавый и вовсе вышвырнул его с себя в море, и тот чудом уцелел. С тех пор Леммарт боялся показываться Гидре, а Лукавому и подавно.

Но диатрис настигла своего супруга и устроила ему взбучку. Она кидалась далеко не только подушками и кричала:

— Ты пожалеешь, что он тебя не сожрал! Как ты мог так опозорить доа?! Как ты мог вписать в историю, которую наши дети будут читать, трепетно ожидая своего первого лётного дня, нечто подобное?!

— Но его никогда не смущало, что я слегка выпил! — возмущался Леммарт, прижимая к себе сломанную в падении руку. — И вообще, он охотился, а в охоте он совершенно неуправляем…

— Так это ещё и не первый раз был? — завопила Гидра и набросилась на него.

— А что мне ещё было делать? — парировал Леммарт. — Я живу как идиот! Муж без жены, надо мной вся Рэйка смеётся!

— У тебя, вообще-то, есть дети!

— Я хочу быть с ними, честно! Всякий раз, когда они отплывают на Дорг или сюда, мы славно проводим время. Но только когда они далеко от Мелиноя. Рядом с тобой я чувствую только боль.

Гидра упрямо сдвинула брови:

— Ты можешь делать что угодно, но ничто не оправдывает пьяный лёт.

— Знаешь, я буду делать то, что захочу!

Словом, с тех пор их отношения прервались. Гневная диатрис вернулась в Мелиной. Её раздражало решительно всё, и домочадцы боялись приближаться к разъярённой рыжей диатрис.

Но сердце её смягчилось, когда она встретила залитую слезами Аврору.

— Какой он дурак, — твердила советница, смахивая слёзы из уголков глаз свёрнутым платком. — Но, дорогая Гидра, как же мне невыносимо, что мне его жаль. Он, может, и идиот, но столько лет кряду он действительно несчастен…

— Тебе хочется поехать к нему в Оскал? — понимающе спросила Гидра. — Я запретила ему покидать остров, пока он не договорится с Лукавым или тот не сожрёт его.

— Ох, Гидра! — Аврора кинулась ей на грудь, и, утешив