Выбор Проклятого - Юрий Соломин

Глаза по-прежнему болели и слезились. Но по сравнению с испытанной болью над бездной, это была ерунда.

Михаил решил сойти с моста и там решить, что делать дальше, но не успел. Его снова потащило вниз и он лишь успел присесть, как окружающая реальность исчезла.

Темнота и вонь. Запах сырости и гнилой листвы стал значительно сильнее. А может ему просто так казалось, после чистого воздуха на мосту?

Проклятому по-прежнему было плохо. Тошнило, подрагивали руки, язык и губы все еще не ощущались.

— Какая шикарная получилась прогулка — подумал вслух Миша. — Нет бы, забрести в какой-нибудь женский монастырь.

Он осмотрелся. Темноту рассеивал лишь слабый свет, идущий от останков тварей пытавшихся его скушать. Они еще светились, тем самым синеватым сиянием, но оно стало гораздо тусклее. Постанывая от боли и вздрагивая от омерзения, он пополз вперед. Ноги по-прежнему были связаны, и Проклятый хотел найти нож. Без него не освободиться.

Слизь, оставшаяся после смерти тварей, была густой и липкой. Он весь измазался, руки были словно чужие. Всегда моющий ладони, даже если на них попадала хоть капля меда и не переносящий липких пальцев, Михаил шарил в густой как патока дряни. Счищать ее было бесполезно, и он даже сомневался, что она смоется если ему суждено добраться до воды.

Радовало только то, что это была не кислота, и запах все-таки был получше, чем в общественном туалете, иначе бы не выбрался. Каждый раз, поднимая руку, он видел, как с ладони капают густые, вязкие капли и опасался, что даже если и найдет нож, то просто не сможет взять его. Пальцы не послушаются. Паутина на ногах так и не ослабла, а ноги Проклятого не двигались вообще. Скорее всего, так чувствуют себя люди с переломанным позвоночником.

Нож нашелся недалеко от выхода. Он натолкнулся на него ладонью и укололся, а затем с неким облегчением зажал в ладони. Начал пилить паутину, но бесполезно. Она словно извивалась под лезвием, дергалась и пыталась выдрать у него нож. Тем временем, Проклятому опять стало хуже. Внутри словно горел огонь, а от запах гнили кружилась голова.

— Нет. Сдохну я иначе. Я не захлебнусь в этом дерьме, не дождетесь! — пробормотал он, точнее попробовал, но язык почти не шевелился, и получилось нечто невнятное.

Усилил нажим, нож опять застрял, а паутина задергалась и Проклятому показалось, что она смеется над ним.

— А, — просипел он, — может ты живая? Может тебя надо немного умертвить?

Миша, насколько это было возможно, очистил от грязи правое предплечье. Несмотря на темноту, он неплохо видел свою руку. В том числе и потому, что субстанция оставшаяся от монстров и запачкавшая его, слегка светилась.

Сделать то, что он решил, было очень сложно. В прошлый раз Ктана гарантировала ему отсутствие боли. Сейчас же он мог гарантировать себе только то, что в любой момент может сдохнуть от яда и омерзения.

Провел лезвием по вене, почувствовал давление и вздрогнул. Было страшно. Очень страшно и не факт, что самоистязание ему поможет, но других способов выбраться Миша не видел. Повторил с более сильным нажимом, слегка порезался и сморщился. Было терпимо, но все-таки он надеялся, что вообще ничего не почувствует. Провел еще раз, и еще, и еще. Каждый раз страх останавливал его от более сильного нажатия на лезвие, и вена оставалась нетронутой.

Сложно сказать, сколько бы он еще возился со своей рукой не решаясь порезать ее, но все решил случай. От слабости Мишу повело, руку сковала легкая судорога и, дернувшись, он проколол вену. Тогда Проклятый решил развить успех, пока разум не остановил его. Он вскрыл себе вену, как заправский самоубийца. Выдавил несколько капель крови, капнул на паутину.

И это подействовало, да еще как! Она задергалась, запульсировала, то усиливая хватку, то ослабляя ее. Миша практически ничего не чувствовал, ноги давно онемели. То, что стягивание усиливается и уменьшается, он скорее догадывался. Паутина агонизировала около минуты, затем ее содрогания стали затихать, пока полностью не прекратились.

Выждав для верности еще несколько секунд, Проклятый повторил попытку разрезать путы, и на этот раз все получилось на ура. Паутина резалась как гнилая веревка, и очень скоро он освободил свои ноги, правда они по-прежнему не ощущались. Миша принялся яростно растирать их, и вскоре в них вонзились тысячи невидимых иголок. Он поморщился, но испытанная радость намного превышала боль, значит с кровообращением все будет хорошо.

Снова накатила слабость. Наверное не стоило тут находиться, среди разлагающихся тварей. Вспомнилось, как после битвы в Шаарне трупы монстров жгли на кострах. Это наводило на мысли, что сожженные твари менее опасны чем разлагающиеся. В любом случае дышать становилось все тяжелее и он, поднявшись на ноги, поковылял к выходу.

Вышел из комнаты, осмотрелся. Тут также все было залито гадкой жижей, пришлось брести почти по колено в этом дерьме, и каждый новый шаг давался сложнее предыдущего. Опять начались головокружение и тошнота. Скорее всего, прежний Миша умер бы тут уже раз двадцать, от банального отравления. Хотя, усмехнулся он невесело, прежний Миша сюда бы никогда и не попал. А сейчас спокойно бы фрилансил, возил семью на море и решал свои бытовые проблемы.

Дверь на улицу была приоткрыта, но толкнув ее он понял, выйти будет не так-то просто. Что-то заклинило ее снаружи, возможно те же жидкие останки. А уже навалившись на нее всем телом он понял, что слишком слаб. Дверь лишь слегка сдвинулась, и Миша принялся сползать по ней. Голова кружилась все сильнее, и он понял, что скоро опять вырубится.

— Ну, прям, анекдот о вратах рая и мужике из реанимации — прошептал он, силясь рассмеяться, но пересохшие губы просто не могли сложиться в улыбку.

Сползая по двери, Миша видимо сильно привалился к ней, и она начала раскрываться быстрее. Не удержавшись на ногах, он вывалился наружу. Удар, и темнота. Совсем недолгая темнота. Снова мост, снова бескрайний простор.

— Екарный бабай, — пробурчал он, — ну достало же. Честно!

Смотреть вниз он больше не хотел. Прямо перед ним была площадка, широкая, без всяких оптических эффектов, и он пошел к ней. Обошлось без приключений. Мост не развалился под ним, площадка оказалась настоящей, а не миражом.

Теперь он чувствовал себя увереннее чем на узком мостике, и еще раз осмотрелся. Окружающее пространство было поистине колоссальным. Впереди, наверное в километре отсюда, в этом кристально чистом воздухе было легко ошибиться с расстоянием, возвышалась вертикальная стена. Она уходила в небо