Выбор Проклятого - Юрий Соломин

Выбор Проклятого

Пролог

Дрова весело потрескивали в камине, разбрасывая оранжевые искры. Огромный камин — первое на что обратил бы взор любой зашедший в комнату. Ведь не даром говорят, что на огонь можно смотреть вечно. Хотя, возможно, это утверждение правдиво лишь для взрослых? Ибо играющий на полу ребенок, не обращал на пламя никакого внимания. Он увлеченно играл кубиками, пытался построить гараж для лежащей неподалеку пожарной машины, и не обращал внимания ни на камин, ни на огонь, и даже не подозревал что что за ним наблюдают.

Миша прошелся по столу, посмотрел на сына. Валик не пересекал незримую черту, отделяющую его от опасности. Он улыбался, даже когда очередной кубик не хотел вставать на свое место и падал,улыбался, что-то лопотал себе под нос, и продолжал строительство гаража. Проклятый покачал головой и отошел от края стола, завтра ночью он вновь сможет поиграть с сыном как нормальный отец. Сейчас же это невозможно, и не стоит попадаться ребенку на глаза. Рано.

Михаил прошелся по грубым доскам и достал из кармана перочинный нож. Тихо щелкнул замок, на свет появилось тонкое лезвие. Ножом он обзавелся больше трех месяцев назад, но до сих пор каждый раз удивлялся таланту мастера, сотворившего это чудо. Подошел к одной из тарелок, забрался внутрь, встал около огромного куска белого хлеба. Нож смотрелся совершенно несерьезно рядом с такой громадиной, но Проклятый с легкостью отрезал, точнее отпилил кусочек, затем повторил операцию с колбасой. Сделав бутерброд, прошел дальше и наколол икринку по размеру больше напоминающую мандарин, которая сразу потеряла круглую форму, ее содержимое начало вытекать на хлеб.

В прихожей раздался шум, хлопнула дверь. Валик с интересом поднялся, и вразвалочку отправился к выходу из комнаты, посмотреть кто пришел. Проклятый привычно отступил вглубь стола, спрятавшись за одним из стаканов. Стол был слишком высок для малыша, но Миша не собирался проверять насколько находчив его сын. С ребенком он мог увидеться лишь в Этании.

На пороге появилась Ира, в черной зимней куртке с меховым воротником, раскрасневшаяся с мороза. Миша засмотрелся на красавицу-жену. Завтра, на той стороне, он сможет быть с ней как с женщиной. А подумав, вздохнул. Физически сможет, а вот будет ли у них желание...

— Валик, — мама со смехом подхватила малыша, — как ты себя вел? Соскучился?

— Холошо, да — ответил малыш на оба вопроса, радостно улыбнулся, и стараясь обнять маму за голову, прижался к ней.

— Я холодная, — Ира поставила ребенка на пол, вошла в комнату, — привет, Кот! — поздоровалась она с мужем и добавила, — снаружи мороз, впрочем, как всегда.

Проклятый не успел ответить, как на пороге появилась Оксана — Ирина сестра. Она впервые увидела ставшего маленьким Михаила довольно давно, но каждый раз при виде крохотного мужчины, ее глаза на миг расширялись, в них читался один и тот же вопрос: — «Как такое может быть? Как это возможно?».

Миша в свою очередь глянул на нее и вздохнул. Шрам не девичьем лице практически затянулся, от него осталась лишь тонкая, белая полоска. Ира, благодаря которой уродливый порез превратился в аккуратную, тонкую линию, уверяла что через пару недель, максимум месяц, исчезнет и этот «след былой любви», и Миша надеялся что она права. Милой и добродушной Оксане, совершенно не нужно такое напоминание о ее бывшем парне, на поверку оказавшимся редкостным дерьмом.

Увидев Оксану, малыш обрадовался еще больше, начал теребить ее, прося взять его на руки. Надеясь что тетя окажется более сговорчивой чем мама.

Так и случилось, девушка с улыбкой подняла его, стараясь не прижимать к холодному пальто и посторонилась пропуская в комнату следующую участницу их развеселой компании. Девочку лет десяти — двенадцати.

— Привет, мелкий — она помахала Мише правой рукой, пряча левую за спину.

— Привет, егоза! — Миша не обиделся на мелкого, и воспользовавшись тем, что Валик отвлекся на тетю, вышел из-за своего импровизированного укрытия.

В глазах маленькой красотки мелькнули озорные искорки. Снежок, который она все это время прятала между большим и указательным пальцами левой руки, взлетел в воздух, описал высокую дугу, ударил лилипута в грудь, сбил с ног, засыпав снегом.

— Анька — вскрикнула возмущенная Ира, — прекрати баловаться!

— А она, похоже не продолжает — ответил Миша, поднимаясь и пытаясь стряхнуть снег. — Если, конечно, не принесла пару снарядов в карманах.

— Я больше не буду, — покаянно произнесла девочка, но смеющиеся глаза говорили обратное. — Пусть Мишка тоже в меня кинет — и Аня склонилась над Проклятым, подставляя веснушчатое личико, и картинно жмурясь.

Проклятый, которому удалось очистится от снега лишь улыбнулся и кидаться не стал. — Во-первых, не хотелось лепить снежок и морозить руки, а во-вторых, все равно бесполезно. Вместо этого шутливо пригрозил:

— Будешь хулиганить, приду во сне, засыплю с ног до головы.

— Нее! — девочка явно не испугалась, хотя знала, что он может заглянуть в ночные сновидения, — если придешь, лучше отведи меня на море. — И добавила со вздохом — надоела зима.

Миша не успел ответить. Валик оставил Оксану и обратил свое внимание на названную сестренку. Схватил Аню за полу длинного пальто, требовательно подергал: мол, хватит ерундой заниматься, у тебя тут еще малыш не игранный.

— Все! — Ира решительно подвела черту. — Раздеваемся, умываемся и ужин.

— Как погуляли? Есть что-то новое? — тихо спросил Михаил.

Несмотря на законы физики, голос Проклятого могли слышать обычные люди, но не всегда. Ира слышала мужа всегда, а вот с Валиком и Аней они до конца не разобрались, когда дети обращают внимание на его голос, а когда нет. Оксане же приходилось напрягаться, чтобы понять о чем говорит Миша.

— Ничего, — Ира вздохнула, сняла сапоги. Ее куртка уже висела на вешалке, рядом с камином. — Мне кажется, лес представляет собой какой-то замкнутый круг. Мы все время шли прямо, если и откланялись от прямой, то весьма незначительно. Но через примерно четыреста шагов, снова вышли назад к нашему дому.

— А следы? Как обычно?

— Да, следы исчезли, хотя метель не такая уж сильная.

— Понятно. Эх, мне надо идти, — вздохнул Проклятый.

— Мишка, — Ира пододвинула табурет, села, — мы это обсуждали. Тебе надо именно идти,