Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

«БЫТЬ ЧЕЛО…» – поползли в строке запроса буквы, но комиссар, не дописав, остановился.

– Ага! Типа, щаз мне все расписали в двух словах, навроде инструкции к перфоратору! Да и не с моими пока мозгами такие вопросы задавать. Я ж не какой-нибудь там… Сваровский! – Булкин невесело усмехнулся. Посидел немного, задумчиво постукивая ногтями по столешнице. И вдруг тихо произнес: – Как там товарищ Пехтин говорил: «Чтобы понять врага, надо его узнать»? А ну-ка…

И он, решительно пододвинув к себе клавиатуру, напечатал:

«НОЙ ЮЛИЙ РИЧАРД САРОВСКИЙ».

ERROR: hatred

Там, где вода ударяет в камень,Чтобы разбиться в пыль,Я отыскал тебя, мой хозяин,А отыскав, завыл.

Как рассказать, что случилось дома?Несколько дней назадВоинов с запахом незнакомымК нам прискакал отряд.

Пахло от них холодным и древним,Чем-то чужим и злым…Утром остались от всей деревниТолько зола и дым.

Как рассказать тебе без утайки,По-человечьи – как?Как мне сказать, что мертва хозяйка,Оба твоих щенка?

Стая же вражья, трубя победу,Вдаль ушла на восток.День я за ними бежал по следу,Только догнать не смог.

Им не уйти бы, не будь я ранен,Даром что на конях!Я потерял их, прости, хозяин!Бей, но не прогоняй!

Но я запомнил, запомнил запах…Мой человек молчал.Тихо касался раненой лапыИ головой качал.

Ты не вернулся в свою деревню,Минуло две зимы.Мне не упомнить всех тех сражений,Где побывали мы.

Кожа, железо, дожди и пламя,Мухи, палящий зной…Люди, еду делившие с нами,Звали это «войной».

Только однажды с осенним дымомВетер до нас донесЗапах – и шерсть встопорщилась дыбом,И защипало нос.

Запах, который – я помню, помню! —Носит с собою враг.Мой человек посмотрел – и понял.Или же знал и так?

Мы ворвались в ту деревню вместе;Если вам кто сказал,Будто собаки не знают мести,Плюньте ему в глаза!

Взвился пожар петушиным гребнем.Вдруг показалось мне,Что не чужая – наша деревняСнова горит в огне.

В спину ударил твой голос строгий:– Стой, Золотой! Назад! —Я не послушал тебя, о Боги!Знаю: я виноват.

Но под огнем проседала крыша,И я рванулся в дом,Вынес в зубах кутенка, мальчишку,Пахшего молоком.

Гавкнул, смущаясь, охрипше глухоИ положил у ног,После покорно упал на брюхо,Твой облизал сапог.

Знаю, что недруга кровь – отрада,Знаю, как месть сладка.Только прошу, хозяин: не надо,Не убивай щенка!..

Вечером пахло дождем и сажей,А от котла – борщом.Глупый мальчишка из стаи вражьейСпал под твоим плащом.

Кэтти Джемисон

От перемены мест слагаемых

Цветок к земле заставив наклониться,

сбив с ожерелья паутины жемчуга,

вспугнула перепёлку у гнезда

внезапно пуля, прежде чем вонзиться

в грудь человека.

Надпланетный бой. Перекрестья лучей в тёмном пространстве. Вспышки лазеров. Вспышки горящих машин. Крики друзей по чудом работающей связи. Серые паршивцы держат «зелёный коридор» эвакуации в строжайшей неприкосновенности, и с планеты уходят вереницей катера разных размеров и мастей. Тают силы обеих сторон, всё больше ошибок делают пилоты, инженеры и механики, всё больше отчаяния, усталости и злости копится за каждым блестящим шлемом, всё реже попадают на прицел стоящие огня мишени, а по «коридору» проносятся серые тени, точками мерцая на экранах радаров. Наконец стартует с поверхности последняя перегруженная машина, пробивает атмосферу, исчезает в подпространстве, и тут же защитники «схлопывают» коридор.

Ни огней, ни криков. Плывут в пространстве обгоревшие машины, обуглившиеся катера, обломки истребителей и крейсеров, клубы газов… Бой окончен.

Сочинение

Куда я поеду на каникулы

Эллинор Р.

«Мой папа – командир истриéбительского звена. Его звено побeдило в бою над Матиссой. На каникулах я и мама поедем к папе. Я очень хочу увидеть Матиссу, но папу я хочу увидеть больше. Я скучаю по нему каждый день.

Папа прислал сообщение про Матиссу. Там чёрное море и салата́вая листва. Ещё там живут мыши с крыльями и рыбы с тремя глазами. А ещё он нашёл мне подарок, но не сказал какой. Мама говорит, что это будет сюрприз.

Я уже собрала чема́дан и сумку. У меня тоже есть сюрприз. Я получила отлично по математике».

Георгий потянул на себя рычаги и выжал педали – истребитель мягко опустился на посадочную площадку. Обычно машина такого тоннажа садилась в облаке пламени и пыли, но для этого нужен нормальный космодром с метровым покрытием, а не имперская посадочная площадка, заросшая чахлой травкой. Сядешь на такую без должной осторожности и сразу стабилизатор потеряешь. Придётся залить хоть что-нибудь бетоном, а то звенья будут жечь топливо как оголодавшие утилизаторы.

Машина покачнулась и замерла.

– Высаживаемся, ребята, – сказал Георгий и отстегнул ремни. Ему ещё не верилось. Победа. И какая! Полвека Федерацию лупят в хвост и в гриву, отгрызая лакомые куски пограничных систем, а сегодня он стоит на одной из центральных планет Империи, и весь хвалёный имперский флот, поджав хвост, улепётывает в бесконечность. Оставив над планетой – и это тоже не будем забывать – кучу разбитых машин.

Георгий протиснулся в люк. Истребители дрожали в прохладном воздухе. Пилоты выпрыгивали на землю из своих аппаратов: ещё ошалелые, ещё не верящие, ещё заворожённые затянувшимся надпланетным боем, ещё не прочувствовавшие горечи от гибели друзей и знающие только, что они живы, а Матисса наконец взята.

– Пошли, лейтенант! – Алекс ткнул его в плечо. – Успеешь настояться.

Особо рассиживаться им не дали: шестичасовой сон, и вся часть отправилась чинить, проверять и заправлять истребители. Десантные группы прочёсывали города и веси, специалисты по технике копошились в подвалах и чердаках, а пилотам, как обычно, выпало оказывать посильную поддержку ремонтному корпусу. К вечеру через посадочную площадку прогалопировали десантники, и Георгий окликнул одного из них: