Раб из нашего времени. Книги 1 -7 (СИ) - Юрий Иванович

Покряхтев, он сделал вид, что не услышал моих вопросов, и решил сам кое-что поспрашивать:

— Вы, конечно, извините, — при этом он демонстративно еще раз смерил мою фигурку взглядом с головы до ног, на которых красовались дырявые носки, — но как ваши милости оказались на острове Демонический?

— Уже рассказывал вашему десятнику, но могу и повторить! — Я с обидой повысил голос: — В неравном бою с кречами позапрошлой ночью мы лишились наших воинов и ладьи. И еле доплыли до маленького островка.

— А с какой целью вы тут находились? — уже с большим пристрастием последовал новый вопрос.

Так вести диалог не следовало. Еще парочка таких вопросов, и мы превратимся в допрашиваемых. Поэтому я сделал четко выверенную паузу, припоминая, что там в правилах хорошего тона говорилось про клятвы и службу своему сюзерену, и не терпящим возражения тоном напомнил:

— Я ведь уже сказал: мы выполняем секретную миссию нашего князя!

— Но здесь пограничье!

— В любом месте титулованные особы должны свято блюсти данное слово и выполнять взятую на себя клятву верности. Поэтому я даже мысленно не подумаю интересоваться теми заданиями, которые поручил князь Михаил Трилистьенский командиру форта! И вам, уважаемый господин сотник, не советую лезть в наши семейные тайны.

То есть в моем ответе хитро переплелись и традиции, и клятвы, да еще и чисто семейные, личностные секреты особ с большими титулами. А подобными секретами имел право в данном случае поинтересоваться лишь император или царь. Мало того, я и дальше продолжил давление с неожиданной даже для меня нахрапистостью и бесцеремонностью:

— И вообще! Мы не требуем встречать нас с музыкой и хоровым пением, но уж выделить нам место для отдыха и дать возможность привести себя в порядок перед дружеской беседой и товарищеским застольем мы имеем право? Или сейчас идет бой?

Комендант с досадой скривился, но ругаться или давить свой властью не стал.

— Вы почти угадали, да и сами чуть не погибли совсем недавно. Здесь такое творится в последнюю рудню! Конечно устраивайтесь, — Он повернулся к одному из воинов: — Стае, проводи их милости в гостевые покои второго донжона!

Уф! Значит, все-таки признал в подозрительных самозванцах законное для каждого барона право на независимость, самоопределение и возможность отвечать на вопросы какого-то сотника, лишь когда заблагорассудится. Удалось мне «выдержать марку».

С этим и Леонид согласился, так за время встречи и не проронивший ни одного слова. Когда мы вошли под арку сумрачного входа, он пробормотал мне в спину:

— Лихо ты его заткнул! Уж на что я — артист, а и то твоим талантам позавидовал.

— Не сглазь! — буркнул я в ответ.

— Кстати, твоего «угря» несут следом за нами.

— Хм! Странно, — зашептал я, оглянувшись, — неужели и в самом деле он ядовитый и местные ждут, пока мы кони двинем?

Озабоченное кряхтенье моего товарища ясно показало, что и он помнит о моем странном состоянии во время перехода от реки к форту. Умирать и ему не хотелось. А мне срочно была нужна дополнительная информация, и я стал присматриваться к молодому воину, ведущему нас в гостевые помещения. Видимо, он тут на роли денщика или посыльного, и наверняка парень и сообразительный, и много знающий. Вот бы с таким пообщаться.

Поэтому, пока наши носильщики укладывали куски тирпиеня на стол и сразу уходили, я принялся дотошно выспрашивать у провожатого, что, как, где лежит и как этим всем пользоваться. Удалось затянуть опрос до того момента, когда мы остались лишь втроем в комнате, и я сразу перешел на максимально возможный доверительный, дружеский тон:

— Стае, дружище! Мы хоть и бароны, но люди простые и свойские. А этот ваш комендант такой зануда, что даже поговорить с ним толком нельзя. Так хоть ты нам скажи: какие трудности в форте и чем мы можем помочь?

Парень попался. Да и не мог он в моей детской фигурке рассмотреть нечто опасное или подозрительное. Мало того, как выяснилось позже, среди пострадавших и его старший брат находился. Так что им в первую очередь руководила конкретная надежда на нашу щедрость. Поэтому он не стал лукавить, хитрить, что-то скрывать. Глядя круглыми от странного вожделения глазами на куски тирпиеня, он выдал:

— Кречи рудню назад во второй резервуар с водой умудрились какую-то отраву забросить. Сейчас треть гарнизона в госпитале. Сильно мучаются. Обезвоживание, организм ничего из пищи не принимает. Врач говорит: многие могут умереть.

А нас в аптечках имелись уникальные средства от болезней типа дизентерии или желудочного гриппа, но следовало вначале узнать, сколько точно входит человек в понятие «треть гарнизона» и хватит ли лекарств на всех. Поэтому я потянул свой рюкзак на выбранную кровать, требовательно при этом вопрошая:

— Сколько конкретно человек заболело?

— Сорок один.

— Ого! — воскликнул я, разворачиваясь в сторону Стаса лицом и мысленно уходя в простые арифметические подсчеты. Даже при минимальном, трехразовом, применении лекарств хватит на десять, от силы двенадцать человек. А если они еще и очень тяжелые? Да и целых пять дней запушенного состояния или отсутствия лечения тоже много значат. Поэтому у меня вместе с вздохом досады вырвалось сожаление: — Какая жалость!.. На всех не хватит.

И только потом я сообразил, что мой взгляд в тот момент блуждал по столу и лежащей на нем поленницей полуметровых отрезков угря. И Стае воспринял мои слова совершенно на иной счет. Потому что чуть не грохнулся на колени, умильно складывая ладони перед грудью:

— Вы что, ваша милость! Да на всех с лихвой должно и трех кусков хватить!

Стараясь не показать живейший интерес, запылавший во мне, я продолжил кривиться в сомнении:

— Видишь ли, дружище, мы вообще из жуткого далека прибыли, по реке плаваем недавно, и точные сведения про ваших тирпиеней до нас лишь мешаниной слухов и легенд дошли. Поэтому ну никак не можем знать, сколько и для чего хватит. Давай кратко поделись точными сведениями.

Кратко не получилось. Целых пять минут парень, захлебываясь словами, несколько сумбурно пересказывал и какое это чудо поймать тирпиеня, и какое это невероятное совпадение отыскать именно самку, не имеющую в себе яда. Упомянул, что такое удается только великим волшебникам да прославленным героям. А уж про целебные и волшебные свойства магического угря он, наверное, даже при своей необразованности, мог говорить часами. Хорошо, что я вычленил из несущегося потока слов самое главное: достаточно два — четыре приема сырого мяса общим весом до двухсот граммов — и любые внутренние недомогания, болезни желудочно-кишечного тракта и дыхательных путей излечиваются в срок около одних суток.

Поэтому строго прервал словесный поток вопросом:

— Так почему комендант сразу не попросил о помощи?

— Да вы что, ваши милость?! — задохнулся Стае от возмущения. Но видимо, сразу вспомнил, что мы не местные и ничего о магических местных постулатах не ведаем. Поэтому выдохнул громкое, слегка укоризненное «Ух!» и объяснил: — Никто не имеет права попросить хоть кусочек тирпиеня у человека, его поймавшего. Только сам ловец имеет право угощать, лечить или награждать выбранных счастливчиков.

Что-то в подобном утверждении нам с Леонидом сразу показалось и странным, и неправильным. Да будь такой ценный продукт в руках у другого разумного, его не сговариваясь растоптала бы любая толпа страждущих, у которых больные родственники, страдающие от недугов товарищи и умирающие на руках любимые. Причем не только в мире Земли, но и в этом мире вряд ли бы люди остановились перед возможностью овладеть панацеей, используя для этого любые способы, возможности и методы.

Видимо, мой товарищ рассуждал совершенно идентично, потому что не выдержал и сам с раскаянием воскликнул:

— Ну вот что нам делать, Стае, если мы такие тупые, дикие и отсталые?! А? Хочешь, открою тебе один огромный секрет? — Воин кивнул с приоткрытым ртом. — Ты можешь и не поверить, но этот секрет обязан сохранить в страшной тайне. Готов? — Второй кивок. — Согласен молчать под страхом смерти? — Третий кивок, хотя и не такой уж уверенный, — Так вот: мы даже не догадываемся, что случится с тем, кто попросит кусочек этого мяса, или с тем, кто попробует у нас отнять его с оружием в руках. Будь добр, просвети нас, неграмотных.

Стае некоторое время напряженно дышал, словно на пороге неведомого выбора, несколько раз посматривал на дверь, на нас каждого в отдельности, но неизменно возвращался взглядом именно на стол, загроможденный трофеями. Благодаря этому здравый рассудок у него все-таки возобладал, и он чуть ли не по слогам стал отвечать:

— Того, кто попросит, летучая дымка из тела тирпиеня отравит на месте. Того, кто захочет отнять, летучая дымка отравит вместе со всеми родственниками до второго колена в течение лутеня, где бы те ни находились.