Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

– А ты, как вижу, стал еще большим лжецом, чем мне запомнился.

– Марина, – вмешался падре, – где твои манеры? Хуан – наш гость.

– С такими гостями, падре, нужно хорошенько следить за столовым серебром.

Когда я проходил мимо, она взяла меня за руку и сжала ее, с трудом сдерживая слезы. Мы могли обмениваться колкостями, но в последнюю нашу встречу я защитил Марину от нападения двуногих зверей. Она этого не забыла. Я тоже.

Мы устроились за столом на кухне у падре. Он налил всем вина и поставил бутылку на середину стола.

– Предлагаю первый тост за аmericano, героя войны против французов.

– Никакой я не герой.

Не то чтобы мой протест был таким уж яростным, но мне хотелось, чтобы люди как-то определились насчет того, кто я такой. В Гуанахуато я был отребьем lépero. В Кадисе – выходцем из колоний. В Веракрусе – mejicano. В Мехико – пеоном. А здесь, в Долоресе, я, оказывается, americano.

Я заметил, что как падре, так и Марина за время моего отсутствия порядком изменились. Оба стали мрачнее, оптимизма у них определенно поубавилось.

– Помнится, когда я был здесь в прошлый раз, – сказал я, – вы были полны высоких надежд и благородных мечтаний.

– Эти мечты давно мертвы, – вздохнул падре, – и их место заняли грозные предчувствия. – И он вопросительно взглянул на Марину.

– Хуану можно верить, – кивнула она.

– Я боюсь вовсе не предательства с его стороны, а того, как бы он не усомнился в моем душевном здоровье. Хуан, ты, наверное, слышал, что junta в Кадисе предоставила колониям определенные права?

– Да, но говорят, что вице-король это проигнорировал.

– Juntа в любом случае неискренна, и декларация обнародована лишь ради умиротворения жителей колоний. Вот увидишь, после того как испанский народ выдворит французов с полуострова и у нас снова будет король, он тоже отречется от этой декларации. Их обещание свободы не более чем кость, которую бросают побитой собаке.

Я усмехнулся.

– У меня сложилось такое же мнение, но в столице многие придают этой уловке испанцев немалое значение.

– Большую часть жизни я размышлял об отношениях между испанцами и americanos. В первый раз я ощутил мертвую хватку европейцев еще в четырнадцать лет, когда моим учителям-иезуитам пришлось покинуть колонию, потому что король не желал, чтобы они просвещали индейцев. Это было сорок лет назад. Сейчас мне под шестьдесят, и за все эти годы положение основной массы населения – индейцев, метисов и других людей смешанной крови – не улучшилось ни на йоту.

Он простер руки над столом.

– Честно говоря, Хуан, почти за три века, прошедших со времени великой Конкисты Кортеса, для americanos мало что изменилось. Гачупинос упорно не желают никаких перемен.

– Падре надеялся, что сможет изменить отношение испанцев к нам, показав на деле, что мы ни в чем им не уступаем, но, увы... – Марина покачала головой. – Ты сам видел, как они обошлись с плодами его трудов.

– Гачупинос никогда не отдадут нам свободу без боя, – заявил священник, глядя мне прямо в глаза. – И единственный способ обрести свободу – победить их.

– Падре, я всегда глубоко уважал вас, считая добрым и мудрым человеком, но деревянные пушки, копья и пращи – это не оружие в современной войне. Вы знаете, на каком расстоянии поражает противника современная испанская артиллерия? Или хотя бы мушкеты?

– Все это, mi amigo, у нас еще будет возможность обсудить. А в своих арсеналах мы имеем то, что послал нам Бог.

– Бог в этой войне сражаться не будет.

– Падре не глупее тебя, – возмутилась Марина, – он и сам прекрасно знает, что копья хуже мушкетов.

Падре похлопал ее по руке.

– Все в порядке: Хуан задает вопросы, на которые мы должны отвечать. Так или иначе, план у нас есть, может, и не наполеоновский, да и моим союзникам-креолам, офицерам ополчения, не все в нем нравится, но тем не менее он вполне осуществим. Americanos в колонии превосходят носителей шпор в соотношении сто к одному, и большинство из них – пеоны. Креолы обладают деньгами и ресурсами, позволяющими им прогнать гачупинос, но они никогда не выступят самостоятельно, потому что им есть что терять.

А потому основная тяжесть кровавой войны ляжет на плечи людей, которым нечего терять, кроме собственных жизней: на ацтеков и прочих пеонов. К сожалению, они не имеют никакого оружия и не обучены им владеть, но зато только эти люди обладают волей и стремлением свергнуть тиранию. А едва лишь индейцы, взявшись за оружие, покажут, что гачупинос можно победить, креолы поддержат нас и присоединятся к борьбе. Люди разной крови и положения вместе, словно братья, создадут новую страну и будут успешно управлять ею.

– И когда должно начаться восстание?

– Мы планировали выступить в декабре, то есть приблизительно через три месяца. Но боюсь, планы придется пересмотреть.

Я внимательно, не перебивая, выслушал рассказ падре, который, как выяснилось, готовил настоящую войну против гачупинос. Мало того, оказывается, он уже доверил свои революционные планы не только Марине, но и тем индейцам и метисам, которые трудились на его виноградниках, в гончарных и шелкопрядильных мастерских, – иначе просто невозможно было изготавливать оружие, которое накапливалось в тайниках вот уже несколько месяцев. Возглавить восстание отец Идальго намеревался сам, вместе с группой креолов, офицеров ополчения в ранге не выше капитана.

– Мы планировали начать нашу кампанию на ярмарке в Сан-Хуан-де-лос-Лагосе, – сообщил падре.

Мне много раз доводилось бывать на этой ярмарке, проводившейся в первой половине декабря и считавшейся в Бахио грандиознейшим событием года: обычно собиралось от тридцати до сорока тысяч человек, преимущественно пеонов. Падре легко мог набрать там добровольцев для своей армии, не говоря уж о возможности реквизировать лошадей и мулов для кавалерии.

– Я уверен, Хуан, – продолжал мой собеседник, – ты бывал на церемонии в честь Пресвятой Девы Гваделупской.

Чудотворный образ Пресвятой Девы Гваделупской почитали по всей Новой Испании. Первоначально это была примитивная статуэтка, которая, как считалось, исцелила маленькую девочку, упавшую на нож и получившую страшные раны. Затем с нее сделали множество копий, как скульптурных, так и живописных. Особенно благоговели перед чудотворным образом Девы Марии индейцы. Во времена несчастий и испытаний, будь то недород, засуха, наводнение или мор, власти доставляли святыню в бедствующий край, и жители взывали к ней о спасении.

– Ярмарка даст нам возможность завербовать людей, раздобыть верховых и вьючных животных, а заодно и заполучить чудотворную реликвию! – восхитился я мудростью падре. Его план мне определенно понравился.