Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев

9 апреля 1942 года «Макс» вышел в эфир и доложил в «Сатурн»: «… Сбросили вместо Пушкино в районе Рыбинска, оттуда с трудом добрался… Ваши указания о работе переданы руководству. Никого сейчас не присылайте, ибо контроль всюду усилен. Слушайте меня между 15 и 20 этого месяца. Макс».

30 апреля «Макс» получил указание: «…Нам интересны формирование новых частей, транспорт с отметкой направлений, даты, грузовые колонны». Так начались интенсивные сеансы радиосвязи с «Сатурном». Чтобы немцы не заподозрили дезинформацию, Судоплатов обратился за содействием в Генеральный штаб РККА. Взаимодействовать с чекистами было поручено генерал-майору Сергею Матвеевичу Штеменко. По его указанию Демьянов был зачислен в Генштаб офицером связи, о чем было сообщено в «Сатурн» в качестве важного успеха организации «Престол». Теперь задача Штеменко состояла в снабжении Демьянова такими сведениями, которые должны были заинтересовать абвер. В ряде случаев эти сведения согласовывались с наркомом путей сообщения и даже со Сталиным.

Донесения «Макса» в основном касались перевозки войск и военной техники по железным дорогам. Чекисты понимали, что наблюдение за советскими железными дорогами могут вести и другие агенты немецких спецслужб. Поэтому по указанным «Максом» маршрутам под брезентовыми чехлами перевозились деревянные макеты танков, орудий и другой боевой техники. Чтобы у немцев не осталось никаких сомнений, «Макс» информировал абвер о совершенных его людьми диверсионных актах, а в советских газетах были опубликованы заметки о вредительстве на железнодорожном транспорте.

Колоссальную роль переданная Демьяновым дезинформация сыграла в ходе Сталинградской битвы. 4 ноября 1942 года «Макс» сообщил в абвер, что в ближайшее время Красная Армия нанесет удар не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и подо Ржевом. На карту было поставлено все — победа немцев под Сталинградом привела бы к поражению СССР в войне. Советское командование напряженно ждало, прошла ли дезинформация. И вот за две недели до начала операции «Уран», 7 ноября 1942 года, по каналам военной разведки из Швейцарии поступило сообщение от резидентуры Шандора Радо: «…Молния. Начальнику Главного разведывательного управления Красной Армии. ОКВ ожидает большое зимнее наступление Красной Армии на участке между Великими Луками и Ржевом. В ОКВ считают, что главную опасность для немецкой армии нужно ожидать именно в этом направлении…» Это была победа на невидимом фронте, во многом обеспечившая успех Сталинградской битвы — недаром Судоплатов и Эйтингон были отмечены высшими полководческим орденами наряду с Чуйковым и Родимцевым, а Демьянов, уже награжденный немцами Железным крестом, получил орден Красной Звезды.

Как вспоминал Судоплатов, «немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью. Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену — в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признает, что исход этой наступательной операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск».

Но, как говорится, «à la guerre comme à la guerre» — на войне как на войне. И без военной хитрости здесь не обойтись. Исход войны решался в Сталинграде, и тактика советского командования заключалась в том, что как только у немцев намечался перевес на том или ином участке обороны Сталинграда, туда сразу же из-за Волги перебрасывались свежие части — такими, например, были дивизии Родимцева, Батюка, Людникова и другие. Но этих частей катастрофически не хватало, их приходилось изымать с других участков фронта. И если бы не отвлекающие маневры, в том числе и подо Ржевом, резервов для успешного исхода Сталинградской битвы могло и не хватить.

Эта мысль нашла отражение в замечательном советском фильме «Вариант “Омега”». Там постоянно возникает ощущение déjà vu, особенно в тех эпизодах, в которых присутствует майор госбезопасности Николай Алексеевич Симаков — его прекрасно играет актёр Евгений Евстигнеев. Симаков руководит чекистской операцией по внедрению старшего лейтенанта госбезопасности Сергея Николаевича Скорина (актёр Олег Даль) в немецкую разведку абвер с целью выяснения секретного задания, с которым в Таллин прибывает по личному заданию Гитлера майор абвера барон Георг фон Шлоссер — это задание ни много ни мало должно решить исход войны. Скорину удается не только установить намерения барона фон Шлоссера, но и передать в ходе завязавшейся радиоигры стратегическую дезинформацию в ставку фюрера. Поскольку события происходят весной 1942 года и связаны с предстоящей Сталинградской битвой, то нетрудно догадаться, кто является прототипом Симакова — это, безусловно, Судоплатов, тем более что Евстигнеев очень точно передает его внешность. А операция, о которой идет речь в фильме — это, конечно, чекистская операция «Монастырь». Кстати, и Скорин (Олег Даль) с его благородными чертами лица и утонченными манерами весьма напоминает Александра Демьянова — псевдоним «Гейне». Характерно, что в фильме Скорин, прибывший в Таллин под видом капитана вермахта Пауля Кригера, спровоцировавший свою вербовку абвером и работающий под его контролем, зашифровывает радиограммы в Москву также с помощью томика стихов Генриха Гейне. В третьей серии фильма немецкие шифровальщики начинают читать стихотворение «Enfant Perdu», а заканчивает по памяти барон фон Шлоссер, добавив: «Запрещённый Гейне. Любопытный выбор для кода». Но в середине 1970-х годов, когда снимался фильм, «запрещённым» был скорее Демьянов — о нем просто никто не знал, равно как и обо всей операции «Монастырь». Следовательно, упоминание Гейне и поразительное внешнее сходство Симакова с Судоплатовым наводят на мысль, что авторы фильма во время съемок общались с самим Павлом Анатольевичем, который, после своего освобождения из Владимирского централа в 1968 году, занимался литературной деятельностью и псевдоним «Гейне» навел его на определенные мысли.

Возможно, о том же думал и Сталин, отправляясь в Ржев. Здесь, в ночь с 4 на 5 августа 1943 года, в простом крестьянском доме Натальи Кондратьевой на берегу Волги, он выслушал доклад командующего Калининским фронтом генерал-полковника Андрея Ивановича Ерёменко о проведении Духовщинско-Демидовской наступательной операции, успешное завершение которой открывало так называемые «Смоленские ворота» — выход в Белоруссию, Прибалтику и Восточную Пруссию, т. е. в Западную Европу. На военном языке это означает, что дом Кондратьевой в течение суток являлся Ставкой Верховного Главнокомандующего. Факт сам по себе примечательный — вспомним, что аналогичный дом в деревне Фили под Москвой, где во время Отечественной войны 1812 года Кутузов на Военном совете принимал решение оставить Москву, давно является государственным музеем. А в Хорошево Сталин прибыл уже в качестве победителя — немцы, на протяжении 17 месяцев угрожавшие Москве, как раз отступили. К тому же Кутузовский дом — реконструкция,