Династия - Синтия Харрод-Иглз

Перед Рождеством установилась непривычно теплая погода, и Элеонора начала думать, что Ричард с женой задержатся до весны. Она начала понемногу привыкать к присутствию в доме Констанции и даже находила некоторые положительные стороны в ее пребывании здесь: их ежедневные выезды с Нэдом на охоту обеспечивали дом свежей дичью, которая была приятным дополнением к солонине и запасам овощей, порядком надоевшим к январю-февралю. Но вот в конце января, несмотря на толстый слой снега и замерзшую землю, несмотря на ледяной ветер, Ричард и Констанция покинули Морланд-Плэйс пешком, как и пришли. С ними был их сын Элиджа, которому минуло только шесть недель.

Они не взяли с собой ничего, кроме хлеба и соленой рыбы, которых им должно было хватить на пару дней. Чтобы укрываться ночью, они унесли с собой длинный отрез грубой шерстяной ткани, днем Ричард нес ее, обернув ею плечи. Никто не пытался их остановить, но все равно чувствовалось печальное настроение членов семьи, которые собрались у двери, чтобы проводить пару. Они наблюдали за тем, как Ричард и Констанция оставляли на снегу маленькие темные следы.

— Как странно, — проговорила Сесилия, поворачиваясь, чтобы вернуться в дом. — Я рада, что они ушли. Она бы полностью перевернула весь наш дом, а какое влияние они могли оказать на детей, мне даже страшно представить.

Сесилия говорила так, словно пыталась убедить сама себя.

Элеонора осталась стоять на пороге дольше других, глядя на белую бескрайнюю равнину перед собой. Она обозревала ее отсутствующим взглядом, как будто пыталась понять что-то или увидеть то, что скрывается за горизонтом. Затем вздохнула и тоже повернулась к двери.

— Мы никогда не увидим их снова, — сказала она.

Осенью 1482 года Элеонора и Дженкин Баттс пришли к согласию по поводу брака Маргарет и Генри, которым к этому времени исполнилось восемнадцать и двадцать один. В таком возрасте мало кто оставался не в браке, особенно если учесть, что возможность их союза обсуждалась еще шесть лет назад. Элеонора потратила это время на поиски высокородных женихов, а Дженкин был доволен тем, что его сын все еще не женат и работает на него в Лондоне. Дженкин верил, что в конце концов ему удастся уговорить Элеонору согласиться на этот брак.

В декабре Генри прибыл на Рождество в Морланд-Плэйс, чтобы отпраздновать свадьбу. Это был его первый приезд из Лондона с тех пор, как отец отослал его из дому, чтобы разлучить с Сесиль. Генри приехал на великолепной лошади через два дня после праздника святого Николая в сопровождении слуги и был одет так роскошно, что даже Элеонора была поражена.

— Возможно, этот союз окажется более выгодным, чем я полагала, — прошептала она на ухо Эдуарду.

Эдуард, который считал себя знатоком моды, почувствовал, что ему могут утереть нос, поэтому отозвался очень язвительно:

— В его одежде цветов больше, чем у попугая.

Однако Генри продемонстрировал такие хорошие манеры, что за короткое время сумел очаровать всех членов семьи. Маргарет считала его самым красивым и изысканным джентльменом, которого ей только доводилось видеть. Она буквально молилась на свою счастливую судьбу. С ней Генри был особенно галантен, как и полагалось жениху. Он с огромным облегчением увидел, что она очень красива, так как боялся, как бы его невеста не оказалась уродиной, которую никто до сих пор не захотел взять в жены.

Некоторое напряжение возникло, только когда приехали Томас и Сесиль со своими детьми, четырехлетней Анной и двухлетней Алисой. Все ждали этого Рождества с некоторой опаской, размышляя о том, как может пройти встреча двух бывших влюбленных. Томас и Генри очень тепло поздоровались друг с другом, а Генри и Сесиль лишь обменялись формальным поцелуем и прохладным приветствием. В их взгляде читалось любопытство, но мимолетное, потому что они тут же разошлись в разные стороны. Ничто не шевельнулось в их памяти. Генри с недоумением думал о том, как он мог быть увлечен этой простушкой, этой довольной собой домохозяйкой, которая напомнила ему Сесилию. Она даже располнела после родов в точности, как ее матушка. Маргарет была намного красивее, живее и милее. Сесиль же подумала, что Генри слишком ярко одет. Связывая его внешний вид с характером, она предположила, что он самовлюбленный и ненадежный человек, которого и рядом нельзя поставить с ее дорогим Томасом. Момент встречи, который так страшил всех, прошел в высшей степени удовлетворительно. Их былая любовь умерла. Ее можно было похоронить и забыть.

Генри болтал без умолку. Он рассказывал о своей работе, о Лондоне, о жизни двора и о том, какого успеха он там добился.

— Расскажите нам о короле, — попросила Маргарет, как нетерпеливый ребенок. — Он, правда, так красив, как говорят?

— О да, — беззаботно ответил Генри. — По крайней мере, видно, что он когда-то был необыкновенным красавцем. Он все еще может очаровать вас настолько, что вы забудете и о его излишней полноте, и о том, что он устал, и о том, что его молодость давно в прошлом. Он очень много работает, а ночью любит погулять, хотя в последнее время король был болен, поэтому жизнь в городе немного приутихла.

— Что же королева думает о разгульной жизни короля? — бесстрашно спросила Маргарет, однако стараясь избегать взгляда матери.

Генри улыбнулся, обнажив белые зубы.

— Она не возражает. Именно королева и знакомит короля с большинством его пассий. Ей нравится быть королевой, а не женой короля.

— Она красива?

— Как снежная королева, — ответил Генри. — Прекрасная и холодная, как мрамор. Ее волосы похожи на золото, а глаза словно лед. Она как будто пронизывает вас взглядом. Никто не смеет перечить ей, даже король. Она обладает властью настоящей императрицы.

— Ее родственники часто находятся при дворе, я полагаю? — спросил Эдуард, надеясь переключить разговор на менее пикантные темы.

— Они везде. Двор так и называют: двор мадам Вудвилл. Даже иностранные послы приняли это неофициальное название. Однако недавно ее здорово осадили, — ухмыльнулся Генри. — Брат короля прибыл с визитом. Он почетный гость, и весь Лондон восхваляет его победы над шотландцами. Все в восторге от Глостера, и королеве приходится помалкивать и терпеть. Она его ненавидит, как самого лютого врага, хотя никто и не знает причины.

— Зло всегда ненавидит добро, — тихо произнесла Элеонора. — Мне видится здесь угроза герцогу.

Генри пожал плечами:

— Может, вы и правы. Но король просто счастлив, что его брат сейчас при дворе. Он проводит много времени в обществе Глостера, вспоминая старые добрые времена и строя планы на будущее. Королева скрежещет зубами и мечется по своим комнатам, как загнанный зверь. Она только и делает, что посылает шпионов разведать, о чем разговаривают венценосные братья.