Гиперборей - Юрий Никитин

— Я зрел битву зимой. Сеча будет лютой, лед проломится, много сынов Рудольфа погибнет среди льдин, многим уготован полон. С тех пор надолго перестанут лезть на земли русов. Русское войско поведет юный князь новгородский... твой потомок.

— Сын? — спросил Рюрик жадно. Он оглянулся на ребенка в руках Умилы. — Игорь?

— Через триста лет... Сколько раз скажешь пра?

Они отъехали от озера, Асмунд оглядывался:

— Скажи, Вещий... А земли, что миновали... Бодричей, лютичей, дупичей, гнездян...

— Станут немецкими землями, — ответил Олег невесело. — Даже огромные земли пруссов будут захвачены! Пруссия сохранит название, но славян не останется. Все земли, что мы проехали, падут, а народы — сгинут. Заслуга Рюрика и войска русичей в том, что объедините восточное славянство. Сумеете дать отпор.

— Мы?

— Ваши дети сумеют.

Рюрик все оглядывался на озеро, сказал вдруг со злостью:

— Лютичи, бодричи, костичи... Они же своими жизнями купят нам время! Триста лет будут их уничтожать? За это время можно наточить мечи и оседлать коней даже при нашей славянской лени!

А Рудый встрепенулся, сказал тревожно:

— Постой, мы же в дне пути до Новгорода? Неужто враг подойдет так близко?

— Отшвырнут, — сказал Олег странным голосом, его глаза смотрели поверх голов, поверх дороги. — Отобьют охоту на... семьсот лет!.. Сыны Рудольфа снова пойдут на эти земли через семьсот лет... а твои потомки, потомки Асмунда и Рудого... отшвырнут их еще раз. Уже навеки.

Они долго ехали молча, каждый погруженный в свои думы. Гульча держалась рядом с Олегом. Всякий раз, когда он поднимал голову, встречал ее вопрошающий взгляд. Она словно порывалась сказать что-то, но едва заглядывал ей в глаза, поспешно отворачивалась. Щеки ее побледнели, она тревожно посматривала по сторонам.

Когда подъехали к речке, встретили у моста двух оседланных коней. Копья и мечи в ножнах торчали из чехлов. Двое гридней под строгим надзором росса приколачивали перила. Один шагнул навстречу, поднял руку:

— Стой! Я не спрашиваю, кто и откуда. Новгород — вольный город, но пеню за проезд через мост уплатить надо.

Олег полез в заметно похудевший кошель, достал последнюю золотую монету, спросил:

— Как дороги? Нам нужно успеть в Новгород до вечера!

Страж сунул монету в карман на груди, махнул рукой:

— Дороги впереди ладные. Мы следим! Пеню берем не Гостомыслу, как речет дурачье, а на ремонт моста. Только в Новгороде опять буча.

— Ну, на то он и Новгород.

— На этот раз хуже, — буркнул страж. Он увидел живейшее внимание на лицах странников, оживился. — Город разваливается! Уже не два веча собираются по обе стороны Волхова, как завсегда, а пять. А у нас, ежели знаете Новгород, и с двумя кончалось кровью. Дерутся не только на мосту через Волхов, а уже по всему городу. Гостомысл доживает последние дни, за место посадника бьются насмерть Святотык и Володур, на днях прибавился еще и Гнусак... Денег сыплет без счета — откуда черпает? — народ к себе сманивает. Его уже бы выбрали, но больно открыто чужую веру выставляет напоказ. Не то у обров перенял, не то у хазар, аль еще где... Но ежели чужим богам кланяешься, то как можешь править нами? Коли его изберут, что возможно, всех приучит кланяться чужому богу.

Олег сказал значительно:

— Нам желательно бы знать, кто побеждает. Торговать лучше с сильнейшими. Правда, у слабейшего можно скупить по дешевке...

— Побеждает Гнусак, — ответил страж зло. — Денег у него куры не клюют. А Новгород — торговый град, монета в почете. Сегодня там бурлит, созвали всеобщее вече, городской сбор. К вечеру все решится.

— Спасибо, добрый человек, — поблагодарил Олег.

Они проехали через мост, дорога поднималась вверх. Впереди постепенно выступала из-за леса огромная темная гора. Рудый нетерпеливо вертелся в седле:

— Давно не был в Новгороде! Люблю этот Рим с его уличными драками, вече по любому пустяку, ссоры, подкупы, хитрости!

Асмунд смотрел с укором:

— Как ты можешь? Там беда.

— В Новгороде всегда беда. Зато единственный город, где мужики могут драться, обсуждая женитьбу Карла Великого, пункты торгового договора со свейским королем... Не один на один — такое в любом городе, а половина города на другую половину! Люблю Новгород!

Щеки княгини чуть порозовели, когда услышала о близком конце страшной дороги. Она спросила, указав пальчиком:

— Вон с того места уже видно Новгород, верно?

— А что это за гора? — спросил Асмунд с неудовольствием.

— Черная, — воскликнул Рудый. — Черная гора! Когда я в прошлый раз уди... гм... покидал Новгород, она выручила. Я поехал, как всегда, налево, а дурни погнали коней направо — ведь за правое дело стоит Черная гора, заслоняет город, а то бы мы все уже видели золотые купола двух христианских храмов, минарет бахметского бога и крышу святилища кельтского бога Тарана... А вон поднимается дым над требищем славянских богов! Считай, мы уже в Новгороде!

Асмунд хмыкнул, сказал раздраженно:

— Ежели так мешает, что даже дороги протопали в обход, то взяли бы да срыли!

Рудый покосился на пещерника, как никогда усталого, погруженного в тяжелые думы, так не похожего на остальных, что веселели на глазах:

— Здесь на тыщу лет работы! Вот ежели бы святой пещерник пошевелил пальцами... аль пошептал... или бровью повел с неудовольствием.

Все с удивлением и беспокойством посматривали на Олега. Тот ехал невеселый, часто вздрагивал. Лицо его осунулось, глаза ввалились и угрюмо поблескивали из-под нависших бровей. Гульча держалась рядом с вовсе несчастным видом, не поднимая глаз от земли.

Усталые кони затрусили чаще. Понурые морды изредка поднимались, дорога огибала Черную гору. Новгород уже начал выдвигаться краем: огромный, яркий, сверкающий, многолюдный...

Они ехали вдоль обрывистой скалы с ровным срезом. Темный камень блестел — ни дождь, ни снег, ни ветер не исклевали странное черное зеркало. Над головами зловеще каркнул ворон, пронесся, шумно хлопая крыльями. Рудый вздрогнул, начал громко рассказывать про алмазную гору, куда раз в тысячу лет прилетает ворон чистить клюв о ее грани, дабы стереть ее к концу вечности.

Внезапно загремело. Пышный куст, что рос почти на уровне голов, скатился под ноги Рюрика. Из темной норы выскочили люди с саблями и боевыми топорами в руках. Рудый едва успел выдернуть нож — к нему на седло сверху прыгнул крупный воин, конь шатнулся под тяжестью. Рудый едва успел перехватить руку незнакомца, острие кинжала остановилось, коснувшись груди. Чужак точно так же сжал кисть Рудого. Несколько мгновений они люто смотрели друг другу в глаза, побагровели. Рудый вдруг качнулся вправо, тут же резко толкнул влево. Воин не удержался, слетел на землю под копыта коня, кинжал с треском распорол коню бок. Конь, обезумев от боли, заржал, рванулся, топча копытами нападающих.