Гиперборей - Юрий Никитин

Олег сомкнул края глубокой раны, наложил целебные листья и освобожденно откинулся на сырую землю. Боль оставалась острой, словно зубы зверя еще терзали плоть, и он расслабил мышцы, повелевая себе выжить, обязательно выжить...

В сыром рассветном воздухе плавали голоса, возникали и пропадали лица, встревоженные глаза. Олег опустил веки, отгородив себя от мира. Худшее стряслось с ним, Рюрик и Асмунд в панцирях, отделались царапинами, а Рудый сам, как речной зверь, ведь сабля и быстрее, и острее тяжелого боевого меча — вообще без царапин. Женщины и ребенок вне опасности...

Олег погрузился в полусон, полубред. Он лежал на земле возле реки, в то же время шел через древний лес, отбивался от упырей, прятался в пещере от огромного дива, шагал по мраморным плитам Экзампея, видел огромный котел скифского царя Ариана... Потом ощутил сильные руки, его подняли, переложили. В тепле Олег расслабил мышцы, чувствуя себя странно защищенным, погрузился в блаженную полутьму целебного сна.

ГЛАВА 28

Он чихнул и открыл глаза. Солнце стояло в зените, по лбу стекали, щекоча кожу, струйки пота. День был непривычно жаркий, последний всплеск — в народе зовут бабьим летом. Олег шевельнул руками, нащупал под собой толстый слой срубленных веток, накрытых плащом. Второй плащ укрывал сверху. Неподалеку потрескивал костер, звякала посуда, слышались приглушенные голоса.

Олег осторожно привстал, в раненом боку предостерегающе заныло, медленно приблизился к костру. Асмунд вскочил, услужливо бросил на землю седельную сумку. Олег сел, обвел взглядом встревоженные лица. Сзади донеслось сердитое:

— Поднялся!.. На миг нельзя оставить!

Гульча бежала от плоских реденьких кустов, высоко вскидывая ноги. К груди прижимала шлем Рюрика, доверху наполненный красными ягодами. Лицо ее осунулось, побледнело. Олег вспомнил, что тонкие пальцы всю ночь трогали его горячий лоб, она что-то шептала, прикладывала мокрую тряпицу, забирая жар.

— Гульча, — сказал он ласково, — без твоих ягод я бы помер, правду говорю. Мы, пещерники, — сама знаешь, — медом, акридами и ягодами. Сядь, милая! Расскажите, что случилось потом?

Гульча села, прижавшись теплым боком, глаза возмущенно сверкали. Рюрик замедленно двинул плечами:

— Ничего... Рудый хотел освежевать и зажарить одну из этих тварей. Клялся, что никогда подобного не ел... Врет, он всякую пакость, что создали боги и чернобоги, ел. Асмунд намерился содрать шкуры на сапоги, чтобы добро не пропадало. Мол, раз из воды, то сапоги будут непромокаемые... Хозяйственные у меня, как видишь, воеводы. Я велел зарыть поглубже. И сам вбил сверху осиновые колья.

— Мудрое решение, — одобрил Олег. — Княжеское.

— Какие сапоги пропали! — вздохнул Асмунд. Он с унылым видом потрогал отваливающуюся подошву левого сапога, сокрушенно начал подвязывать запасной тетивой.

— Это не лесные звери, — объяснил Олег. — Оборотни.

Солнечный свет словно померк, воздух стал холоднее. Рюрик сказал осторожно:

— Оборотни ведь перекидываются волками? Медведями еще, но редко...

— В одном селе старуха жила, — вмешался Рудый живо, — черной кошкой переворачивалась. Чужих коров доила по ночам, пакости творила. Как-то мужик взял топор...

— То наши оборотни, — ответил Олег мрачно. — Их знаем, а вот чужих? Большая сила брошена, чтобы остановить наш маленький отряд. Выстоим ли?.. Даже не знаю. Враги знают о нас больше, чем мы о них. К тому же враги намного сильнее... Словом, пора в путь. Они не успокоятся.

— Но разве сами оборотни не были... — прошептала Умила, широко раскрывая глаза.

— Нет, — покачал головой Олег. — Только слуги. К тому же не самые сильные.

Лицо Асмунда было темным. Если таковы слуги, говорили его глаза, каковы хозяева? Олег начал подниматься. Гульча мгновенно юркнула ему под руку, уперлась в землю стройными ножками. Олег с неловкостью попытался освободиться, но она вцепилась крепко, помогала изо всех сил, покраснела от усилий.

— Не брыкайся! — прошипела сердито сквозь стиснутые зубы. — У меня четверо братьев, я всю жизнь, сколько себя помню, лечила царапины, перевязывала раны! Даже кости вправляла.

Рудый завистливо вздохнул, пошел седлать коней.

Асмунд и Рюрик быстро собрали вещи. Олег, все еще поддерживаемый Гульчей, развязывал тугую повязку, крепкие ногти с наслаждением почесали края вспухшей раны, все еще прикрытой пропитанными засохшей кровью листьями.

Гульча в страхе перехватила руку:

— Не смей!

Олег с неловкостью улыбнулся:

— Не могу, нет мочи... Зудит, чешется!

Он содрал прилипшие листья. Гульча ахнула: на месте глубокой раны был безобразный шрам — багровый, вздутый, с темной корочкой крови. Кожа вокруг рубца отслоилась, висела полупрозрачными лохмотьями.

Глаза Гульчи стали огромными, как блюдца:

— Как ты сумел?

Рудый уже в седле, подъехал, сказал благоговейным шепотом:

— Клянусь, все-таки надо побывать в пещерах... В Новгороде они есть?

— Там глубокие тюрьмы, — напомнил Асмунд злорадно.

— Рана пустяковая, — отмахнулся Олег. — Царапина.

Он почти без усилий запрыгнул в седло. Гульча смотрела остановившимися глазами, ее кулачки были прижаты к груди. Рюрик усаживал на коня Умилу, Игоря взял к себе. Асмунд медленно покачал головой:

— Скажи, что делать, когда рана будет не пустяковая. А то приставим голову не тем концом, аль еще что не так...

Олег сказал с неодобрением:

— Тебе надо ехать подальше от Рудого. Этот чубатый испортит кого угодно!

Рудый победно улыбнулся. Олег тронул коня, и маленький отряд тронулся в путь. Гульча ехала рядом с Олегом, он все время чувствовал на себе ее вопрошающий взгляд, но молчал — до Новгорода рукой подать, а время истекало.

Они ехали по краю большого озера, когда Олег внезапно остановил коня. Он смотрел на волны неотрывно, лицо его было странным, таким его еще не видели. Рюрик переглянулся с воеводами:

— Святой отец, надо торопиться.

Олег, словно ведомый непонятной силой, медленно слез с коня, припал к земле, поцеловал холодный прибрежный камень. Постоял несколько мгновений, склонив голову, вздохнул и взобрался в седло с непривычной для него медлительностью.

— Что случилось? — спросил Рюрик встревоженно. — Видение?

Асмунд и Рудый подъехали поближе. Олег кивнул, сказал торжественно и печально:

— Здесь навсегда остановят сынов Рудольфа.

Рюрик непонимающе оглянулся на крутые волны по всему озеру:

— В воде?

— Я зрел битву зимой. Сеча будет лютой, лед проломится, много сынов Рудольфа погибнет среди льдин, многим уготован полон. С тех пор надолго перестанут лезть на земли русов. Русское войско поведет юный князь новгородский... твой потомок.