Красные цепи - Константин Образцов

Вервольф шагнул к лежащему на полу человеку. Бой доставил ему удовольствие. Он нечасто встречал достойных противников: за всю его долгую, очень долгую жизнь таких не набралось бы и с десяток. Но этот человек был очень хорош. Ярость и боль, которую причиняли его удары, смешивались с удовлетворением от схватки с настоящим воином, а ведь, чем сильнее враг, тем приятнее победа. Вервольф с удовольствием дал бы ему время прийти в себя и продолжить поединок, но увы — сегодня у него другая миссия, которая уже была выполнена, и теперь нужно уходить, не привлекая к себе лишнего внимания. Но он все же потратит еще немного времени: вырежет своему противнику сердце и съест его в знак уважения и признания его доблести. Ничто не дает столько сил, как сердце храбреца.

Вервольф нагнулся, прижал человека плотнее к каменному полу и занес нож.

Остатки пехоты Абдуллы дрогнули примерно через две минуты после того, как их хозяин получил в сердце осиновую стрелу, прибившую его, словно гвоздем, к спинке автомобильного сиденья. Их исступленная ярость уступила место столь же исступленному ужасу неминуемой смерти — убийцы и насильники не знают доблести. Они разбегались в разные стороны, огрызаясь короткими автоматными очередями и выстрелами из ружей, преследуемые черными безликими тенями, словно демонами мщения, не дававшими им уйти от возмездия. Некоторые пытались укрыться в темных каменных лабиринтах завода, и оттуда время от времени доносились короткие выстрелы и слышались мгновенно обрывающиеся отчаянные крики: разведчики Хлои настигали их среди серых стен и в пустых коридорах цехов.

Несколько бойцов Кардинала окружили неподвижный черный джип, держа наготове широкие тубусы пушек с сетями. Кардинал в сопровождении Алекса и Виктора подошел к машине. Откуда-то из темноты, прихрамывая, появился Карл и тоже присоединился к ним. Некоторое время они молча смотрели на стоящий с горящими фарами автомобиль и темный недвижный силуэт на переднем сиденье.

— Что за черт? — пробормотал Кардинал. Дурное предчувствие нахлынуло мутной волной. Не может быть…

Он быстро подошел к дверце и рванул ее на себя.

На водительском месте сидел полуразложившийся труп, покрытый странными белесыми нитями, похожими то ли на могильную плесень, то ли на паутину. Сквозь нее виднелся отвратительный оскал черепа, обтянутого прогнившей коричневой кожей. Из черной кожаной куртки Абдуллы напротив сердца торчал короткий треугольник оперения. Толстая стрела вошла в тело почти полностью, и зазубренный серебряный наконечник высунулся с обратной стороны кресла. От резкого движения открывшейся двери голова мертвеца качнулась, и он уставился на Кардинала безжизненными глазами, подернутыми белесой пеленой смерти.

Кардинал несколько секунд молча смотрел в мертвые глаза Абдуллы. Потом еще раз взглянул на оперение стрелы, оценил угол, под которым она вошла в грудь, проследил взглядом направление ее возможного полета и уставился на скрытую дождем и мраком крышу. Крышу, с которой так и не прозвучало ни одного выстрела.

— Карл, группу наверх, быстро! Пусть обыщут там все… если еще не поздно.

Кардинал медленно прикрыл дверцу машины и огляделся вокруг. Под проливным дождем догорали подбитые джипы; пламя уже не было таким высоким и ярким, багровые языки огня с шипением торопливо подъедали остатки: краску, обшивку салона и почерневшую человеческую плоть, которая потрескивала, покрываясь лопающимися пузырями жира. Пахло раскаленным железом, порохом, кровью, горелым мясом, а еще холодом и водой. Вокруг лежали десятки неподвижных изуродованных тел. С разных сторон доносились выстрелы: последние короткие перестрелки вспыхивали и тут же гасли, подобно языкам умирающего пламени. Кардинал посмотрел наверх. Рваные тени серых облаков метались так, словно души погибших сегодня людей пытались пробиться сквозь свинцовую толщу небес. Но небеса оставались непроницаемы и глухи к этим попыткам, и душам ничего не оставалось, как вернуться обратно вместе с холодным дождем и просочиться сквозь грязный асфальт и мокрую землю вниз, туда, где многих из них давно уже ждали.

— Похоже, все было зря, — заметил Алекс. Дождь смыл его деловой лоск, и теперь он был похож не на преуспевающего бизнесмена, а на школьника, принарядившегося по случаю выпускного бала, которого окатили водой из ведра злокозненные одноклассники. — Жаль… столько сил впустую.

Кардинал пожал плечами.

— Пусть это зачтется нам как бескорыстное доброе дело, — сказал он. — На несколько десятков мерзавцев в этом мире стало меньше. А Абдуллу, я думаю, можно одного посчитать за сотню. Воздух в городе станет чище. — Он подумал и добавил: — Хотя и ненамного…

Совсем рядом снова загремели выстрелы: два подряд из пистолета, потом коротко ударила автоматная очередь, которую прервал сухой стрекот пистолет-пулеметов. Кардинал услышал, как звонкий женский голос несколько раз выкрикнул его имя. Он обернулся: двое бойцов вели к нему невысокую молодую женщину в черной куртке и с растрепанными рыжими волосами, стремительно намокающими под дождем.

— Здравствуйте, Алина, — устало сказал Кардинал. — Не могу сказать, что очень сильно удивлен нашей встречей. А где же ваш спутник?..

Холодный каменный пол. Тусклая серая мгла. Голова звенит от раскалывающей боли. Сильнее болят только ребра, и в груди что-то нехорошо скрипит при каждом вздохе. Жесткая рука прижимает меня к полу. Похоже, меня снова избили. Это уже было. Или происходит сейчас?.. Затуманенное сознание отказывается различать прошлое и будущее. Но в любом случае, я знаю, что нужно сделать.

Я открываю глаза и вижу склонившуюся надо мной огромную темную фигуру и лицо, белеющее во мраке, словно лик привидения. Я улыбаюсь ему и резко бью коленом в пах. Он воет, запрокидывая голову, разжимает свою железную хватку, но тут же незряче тыкает ножом. Я чувствую, как лезвие входит в левое плечо, словно раскаленная игла в восковую фигурку, но у меня все же получается приподняться, захватить левой рукой поросший жесткой шерстью затылок и ладонью правой резко ударить в основание носа. Раздается мокрый хруст. Он с воплем отшатывается и закрывает лицо руками. Сквозь узловатые толстые пальцы течет темная, густая жидкость.

Я вскакиваю на ноги. Боль полыхает ослепительной вспышкой и сразу гаснет, выключенная милосердным сознанием, но я не знаю, насколько меня еще хватит. И пока он стоит, прижав руки к лицу, я с лязгом вытягиваю из груды ржавого железа трубу длиной почти в мой собственный рост и широко размахиваюсь. Труба с низким гудением рассекает воздух и обрушивается на его лоб как раз тогда, когда он наконец опускает руки. Темная рана прочерчивает белую маску лица, черная кровь широкой волной заливает провалы глаз. Он стонет, почти как человек, шатается, но остается стоять на ногах. Потом смотрит на меня, широко разевает пасть и рычит, скаля желтые клыки и обдавая меня тяжелым кровавым дыханием хищника.