Искупление (СИ) - Юлия Григорьева

— Я обещал, что буду вести себя так, чтобы не давить на тебя, этого больше не повторится. Нам пора ехать.

— Хорошо, — прошептала я. — Флэй.

Мужчина обернулся, и я прижалась к его груди. Я видела, как он поднял руку, словно не решаясь обнять меня, но все же решился, и его ладонь легла мне на спину. Так мы стояли какое-то время, не шевелясь и не произнося ни слова. Я слушала немного учащенные удары его сердца и никак не могла понять, что же мне мешает решиться на жизнь с этим мужчиной, который уже нравился мне настолько, что разлука даже через несколько недель представлялась мучительной и болезненной.

А потом поняла, это дети. Я не только люблю их, но и несу ответственность. И если я выберу Флэя, значит, брошу их. Уеду на другой конец света, не зная, что с ними. А ведь здесь остается еще и Хэрб. В приюте он найдет меня, в Ледигьорде нет. Я просто не могу бросить тех, кто любит меня и нуждается во мне. А Флэй… Я никогда не смогу забыть этого невероятного, язвительного, невозможного и такого близкого мне мужчину.

Подняв голову, я снова посмотрела ему в глаза и тихо произнесла:

— Я не могу отправиться с тобой.

Он некоторое время молчал, а затем кивнул:

— Я понимаю, ты думаешь о тех, кто нуждался в тебе, и кто привязан к тебе.

— Да, — прошептала я. — Они будут переживать и волноваться.

— Маленький ангел, — улыбнулся Флэй и коснулся губами моего виска. — Я отвезу тебя к ним.

Выпустив из этих мягких пьянящих объятий, мой дикарь аккуратно подтолкнул меня к лошади.

— Надо ехать, голубка, — немного грустно улыбнулся мужчина. — Проведем еще одну спокойную ночь.

Кивнув, я забралась в седло, подождала, пока Флэй сядет на свою лошадь, и мы тронулись дальше. Наш путь пролегал по живописной равнине, навевавшей желание спешиться и пройтись, не спеша, держась за руки, но дорога и Таргарский Дракон требовали бежать.

Ближе к вечеру мы достигли маленького городка Рон, тут и остановились на ночь. Никаких достопримечательностей в Роне не было, да и приехали мы сюда уже ближе к ночи и были уставшими. Потому просто поужинали, помылись, как смогли, вместо лохани к комнате прилагался таз с водой, и завалились спать. Сказать к слову, в этот раз нам досталась комната с двумя кроватями, потому Флэй лег без всяких препирательств и с видимым облегчением.

Я долго прислушивалась к его дыханию, разглядывала силуэт в темноте, пытаясь представить, как это могло бы быть, если бы судьба свела нас иначе, позволив быть вместе, не оставляя за спиной горечи от сознания, что кто-то переживает за меня. Я точно знаю, как сильно расстроен будет мой рыжий помощник, не найдя меня. Но, вернувшись, в приют, а он должен туда вернуться, надеясь, что я там, мы встретимся. И я буду уверена, что все живы, что с ними со всеми все хорошо. Если Найяр поверит в мою смерть, то искать меня будет некому, и жизнь станет гораздо легче и приятней. Только…

— Сафи.

Я приподнялась на своей постели.

— Что, Флэй? — отозвалась я.

— Ты в порядке? — он повернулся на бок, лицом ко мне.

— Да, почему ты спрашиваешь? — удивилась я.

— Ты еще ни разу меня не дернула, вот я и начал переживать, — последовал ответ, заставивший меня улыбнуться.

— Прости, не знала, что тебе нравится, когда я тебя дергаю, — фальшиво проворчала я, продолжая улыбаться.

— Тогда спокойной ночи? — спросил Флэй.

— Спокойной ночи, — ответила я и снова легла.

Я увидела, как мой дикарь тоже повернулся на спину, закинув руку за голову, и закрыла глаза, снова прислушиваясь к дыханию мужчины. Интересно, какая земля, где находится территория племени Белой Рыси? Наверное, там красиво, если ее сын такой… необыкновенный. Должно быть, его братья такие же. Мне представилось три одинаковых Флэя, насмешливо усмехающихся, в меру наглых и изобретательных. Не-ет, таких не должно быть много, такой может быть всего один.

— Флэй, — позвала я и села на своей кровати.

— Ну, слава твоим богам и моим Пращурам, — удовлетворенно произнес мужчина и зевнул. — А то даже сон не шел. Что?

— А твои братья похожи на тебя?

Он тоже сел на кровати, развернувшись в мою сторону. Я не видела его лица, но почему-то была уверена, что он улыбается.

— Старший похож, — ответил мой дикарь. — А средний и сестра похожи больше на отца.

— А ты на мать? — живо заинтересовалась я.

— А я на мать, — подтвердил он. — Только она, должно быть, уже седая.

Флэй замолчал, и я замолчала вместе с ним. Наверное, он сейчас был далеко отсюда, рядом со своими родными. Конечно, он хочет вернуться, десять лет — долгий срок, и Флэй должен сильно скучать по семье и по дому. Я не могу его уговаривать не уезжать, как и он не отговаривает меня остаться.

— Иди ко мне, — это так неожиданно прозвучало, что я даже решила, что ослышалась.

Пока я решала, не послышалось ли мне, мужчина сам пересек комнату и поднял меня на руки.

— А как же ножны? — растерянно спросила я.

— Снял, — коротко ответил Флэй, усаживая меня на свою постель. — Я тоже привык уже, как в лесу, — произнес он, укладываясь рядом и потянув меня на себя.

Я легла ему на плечо, положила ладонь на широкую грудь и закрыла глаза. Сразу стало так уютно, что все вопросы улетучились сами собой. Дикарь пригладил мне волосы, легко коснулся губами виска и прошептал:

— Спи.

Улыбнувшись, я покрепче обняла его и скоро провалилась в приятный и добрый сон, где было много незнакомых мне людей с головами рыси, и только один единственный Флэй.

Ночь подкралась, как подлый и коварный зверь. Обняла мягкими лапами, потерлась о плечо, лизнула в ухо и запустила в сердце ледяные острые когти. Герцог Таргарский ушел от своих людей, хотел остаться один, а теперь ночь рвала его на части, вгрызалась в душу, причмокивала, с наслаждением высасывая кровь из податливых вен и артерий. Он стоял, прислонившись лбом к дереву, и старался не думать, совсем не думать.

Получалось плохо. Эта гонка разбудила давно забытое, и теперь воспоминания лезли в голову, раздирая старые раны. Их было мало, но они были. Первая рана — мать. Найяр помнил ее руки, до сих пор помнил. И голос. Негромкий, немного напевный. Она растягивала слова, и это всегда убаюкивало, если она начинала рассказывать древние легенды. Он не мог вспомнить конца ни одной из ее легенд, только начало, потому что всегда засыпал. А когда она умерла, маленький Най не плакал. Его отношение к матери к концу ее жизни было смешанным после той неприятной сцены, когда он понял, что не хочет быть таким же жалким и молить о снисхождении. Это герцог запомнил навсегда. Потому, стоя у гроба матушки, он смотрел на синяки на ее шее и думал, что теперь она никогда не будет жалкой. Неил прятал слезы. Брат прожигал отца взглядом, но молчал, и Найяр не мог понять, почему его старший брат, всегда такой добрый, теперь с ненавистью глядит на их отца и господина. Понял позже, когда подрос и вспомнил синяки. Отец убил их мать, в очередной ссоре убил. Понял и запомнил, вырубил топором зарубку на сердце.