Миры Роджера Желязны. Том 1 - Роджер Желязны

На какое-то мгновение вернулся одуряюще-высокий звук, затем пропал. Над чанами и котлами, а также над кучей свинцовых болванок замелькали многоцветные вспышки. Руки Анни побелели — с такой силой она сжимала два жезла.

Затем началась эта удивительная рябь. Человек, на которого я смотрел в тот момент, вдруг немного расплылся и стал раскачиваться, будто я видел его отражение на возмущенной глади озера. И остальные предметы утратили четкость контуров, заколебались. Казалось, ничто вокруг не изменилось — и все было не похоже на себя. Можно сказать, все предметы в подвале била мелкая-мелкая дрожь.

Цветные вспышки сменились ровным свечением — преимущественно золотисто-желтым. А зримая вибрация не прекращалась.

Я сделал еще один шажок в сторону Анни. Возле нее шла концентрация невидимого давления. Серые свинцовые болванки вдруг на мгновение полыхнули желтоватым вибрирующим цветом. Через секунду феномен повторился — теперь свинец окрасился отчетливо. Казалось, куча свинца меняет не только цвет, но и форму, съеживается по мере того, как золотое сияние усиливается, и расширяется, когда золотое сияние почти пропадает.

Я посмотрел на Эллисона. Он улыбался.

Частота вибрации увеличилась. Пульсация цвета свинцовых болванок — из серого в золотой, из золотого в серый — учащалась. Затем период желтизны стал удлиняться, а период, когда болванки оставались изжелта-серыми, стал сокращаться. Болванки начали будто попрыгивать, тереться друг от друга, некоторые свалились с кучи.

Я снова бросил взгляд на Эллисона. Мне почудилось, что он стоит объятый пламенем. Но сам он, похоже, этого не замечал. И тут вибрация и пульсация разом прекратились. Я зрел слитки золота там, где недавно находилась куча свинца.

Казалось, все присутствующие в подвале разом ахнули.

О, это божественное тусклое свечение! Его ни с чем не спутать! И мы впитывали его жадными глазами…

Я перевел взгляд с золота сперва на Анни, потом на Эллисона, по-прежнему объятого огнем. Затем с Эллисона на Анни.

Ничего не происходило. Никто не пошевелился. Но что-то должно же произойти! Не может же это длиться вечно! Какое-то движение, жест, нечто, что прервет гипнотическое онемение всех членов…

Анни вскрикнула. И огонь, струившийся вокруг Эллисона, разом исчез.

В то же мгновение Анни надрывно простонала:

— По умер.

Гризуолд довольно осклабился. Анни отшвырнула жезлы и сорвала с головы стеклянный шлем.

По подземелью словно порыв ветра пробежал — будто некий гигант горестно вздохнул. И тут же пол под нами и стены вокруг нас тряхнуло как при сильном землетрясении.

Куча золотых слитков вдруг раздалась в объеме, мгновенно утратила неповторимый цвет золота, стала уныло серой — и рассыпалась.

Гризуолд завизжал, Эллисон издал утробный стон. Но охранники стояли совсем одуревшие — никто из них, к счастью, не схватился за пистолет.

Анни повторила два страшных слова — теперь тихо-тихо, но четким голосом:

— По умер.

И, как эхо ее словам, подвал опять тряхнула неведомая сила, факелы заходили ходуном в своих настенных креплениях. Мы услышали, как над нами рушатся стены. Из дверей, ведущих вверх, и с потолка посыпалась пыль.

Все устремили взгляды вверх. Кто-то завопил от страха. А треск и грохот наверху все усиливался.

Дочитав это предложение, я вздрогнул и на мгновение оторвался от книги; мне почудилось (впрочем, я незамедлительно принял это за обман моего перевозбужденного воображения), что из самой дальней части особняка донесся почти неуловимый звук, который по характеру своему в точности напоминал эхо (хотя, разумеется, приглушенное и смутное) того самого треска и хруста, что так ярко описал сэр Ланселот. Вне сомнений, мое внимание приковало именно совпадение, и только оно; потому что, посреди стука ставень и обычной смеси шумов нарастающей бури, этот звук как таковой не имел в себе ничего особенного, что могло бы заинтересовать или насторожить меня. Я продолжил чтение…

Вслед за этим раздались глухие удары — словно по всем стенам подземелья были гигантскими кувалдами. Затем послышался треск. Казалось, весь подвал заходил ходуном, стены норовили разбежаться, а с кучи серых болванок обрушились на пол новые бруски свинца. Эллисон, быстро озираясь, бегом устремился к лестнице. Через мгновение Нечистая Троица последовала за ним. Но тут словно гром прогремел — и нас тряхнуло уже совсем страшно.

— По умер, — эти слова, произнесенные снова, теперь шепотом, гремели во всех уголках подвала.

«Тут Этельред воздел свою булаву и ударил ею по главе дракона, коий пал наземь, и зловонное дыхание навеки излетело из него с ревом столь могучим и пронзительным, что Этельред был принужден прикрыть руками уши, дабы его не оглушил звук доселе неслыханной силы».

Здесь я опять прервал чтение, ибо теперь был исполнен живейшего удивления — так как уже не сомневался, что в это мгновение до меня откуда-то очень издалека донесся (хотя я бы затруднился сказать, с какой именно стороны) низкий звук, могучий и долгий, какой-то совершенно необычайный — не то вой, не то срежет, в точности тот самый звук, который, в согласии с описанием романиста, представился моему воображению как противоестественный предсмертный визг дракона.

Рухнувшая груда камней завалила выход из подземелья. Теперь многие доселе грозные мужчины в панике визжали. Все побросали оружие и думали лишь о том, как бы выбраться из проклятого подвала.

Тем временем Анни вытянула перед собой руки и стала водить ими из стороны в сторону. Словно повинуясь ее движениями, весь дворец стал раскачиваться. Наверху раздался страшный грохот и треск. Дом ритмично сотрясался.

Затем потолок подземелья треснул в пяти-шести местах, из щелей посыпалась пыль. Опять грохот и треск — и с потолка посыпались балки и камни. Раздались предсмертные вопли и стоны тех, кто оказался погребен под руинами.

Было впечатление, что пришедший в мир разрушительный ураган своим воем без слов оплакивает По. Откуда-то потянуло едким запахом дыма…

Глаза ярко-серые. Над лбом вьются каштановые волосы. Ручки — залюбуешься, изящной формы, с длинными пальчиками. Голубенькая юбочка и белая блузка были в песке, а подол юбки сильно промок. Пухлые губки девочки гневно дрожали, пока она осматривала разрушения, метая гневные взгляды в его сторону. Однако из серых глаз не выкатилось ни одной слезинки.

— Простите, пожалуйста, — снова пролепетал он. Она демонстративно отвернулась от него. А через мгновение вдруг размахнулась босой ножкой — бац! и еще одна стена рассыпалась. Бац! и еще одна башня рухнула.