Миры Роджера Желязны. Том 1 - Роджер Желязны

Глаза высокого матроса заметно округлились, когда он заметил, что по острию моей сабли пробежал зловещий зеленоватый огонек. И все же он продолжал нападение — поднял палицу над своим левым плечом и попытался нанести сокрушительный удар. Я опять отступил. Но не так, как прежде. Вспомнив дорогостоящий урок, преподанный мне в юности кривоногим мастером фехтования, который проезжал через мой родной город, я сделал шаг назад левой ногой, потом стремительно отступил и правой ногой, высоко поднял саблю, вынес ее чуть вбок, повел вперед по полукругу, превратив ее в колющее оружие.

Пока мой противник, чья палица просвистела в воздухе, не задев меня, поднимал свое оружие вверх, готовясь к новому нападению, я проткнул его правую руку пониже плеча. Затем, без секунды промедления, я выдернул саблю из раны и послал ее острием вперед матросу в горло, вложив в удар всю инерцию своего тела. Удар достиг цели.

Я получил возможность взглянуть на Петерса — тот швырнул своего обезушенного врага на того, который поднимался с палубы. Матрос, которому он разнес грудь, бессильно валялся — из его ушей, носа и рта сочилась кровь. Я на всякий случай кинул взгляд через плечо: парень, которого я рубанул поперек груди, лежал на палубе и, похоже, больше не дышал.

Итак, трое из шести бунтовщиков выведены из строя. Двое, однажды уже поверженные Петерсом на палубу, кое-как встали и наступали на помощника капитана — яростнее прежнего. Последний матрос вытаскивал свой кинжал из-под ребер на левой стороне груди Ганса Пфааля. Покончив с голландцем, он присоединился к своим товарищам, наседавшим на Петерса. Со зловещей улыбкой этот верзила поигрывал дубинкой, которую он держал в левой руке; в его правой руке на уровне бедра посверкивал окровавленный кинжал. Когда громила проходил мимо неподвижной фигуры капитана Ги, распростертого на палубе, вдруг раздался пистолетный выстрел. Дубинка вывалилась из пальцев матроса, он упал на одно колено, схватившись левой рукой за живот.

Невзирая на грохот Симмсовой бездны, я услышал, как громила тоном обиженного ребенка произнес:

— А я-то думал, что вы померли!

Тут он упал на второе колено — и я разглядел капитана Ги полностью. Прислонившись затылком к швартовой тумбе, он со слабой кривой улыбкой смотрел на матроса. В руке капитана был короткоствольный крупнокалиберный пистолет.

— Ты ошибся, парень, — сказал капитан.

Я двинулся к двум матросам, что наступали на Петерса — один из них подхватил с палубы саблю, которую выронил его сраженный раньше товарищ. Именно этот, с саблей, первым услышал мои шаги — и развернулся лицом ко мне. Он чуть согнулся в поясе и пошел вперед, держа саблю самым нелепым образом — низко, чуть вбок, готовясь вонзить ее, словно это был нож. Смех да и только. Я стремительно и смело шел прямо на него. Разделаться с этим неумехой будет парой пустяков для такого опытного фехтовальщика, как я.

Но тут меня угораздило поскользнуться на птичьем помете. Из-за своего глупого высокомерия я упал чрезвычайно низко — в буквальном смысле слова. Мой противник вырос надо мной в мгновение ока и изготовился воткнуть конец сабли мне прямо в трахею. Лежа на спине, я выставил вперед правое колено, чтобы хоть как-то остановить его. Но, запрыгивая на меня, он тоже выставил вперед колено, чтобы надавить им мне на грудь. Я отчаянно брыкнулся. В результате его колено качнулось в сторону и придавило бицепс моей правой руки, которая при падении ушла далеко в сторону. Бесполезная в этом положении сабля выскользнула из моих пальцев. Я рванул свою правую руку из-под его колена и двумя руками сразу встретил клинок противника. Я ухватил саблю за лезвие, которое показалось мне в запале схватки удивительно тупым. Увы, оно было достаточно острым…

Из порезов на моих руках хлынула кровь, обагряя мою рубаху на груди, и матрос злорадно осклабился. Его морда была прямо надо мной, рядом. Я вдыхал зловоние его гнилозубой пасти. От этого, а не от порезов, было впору потерять сознание!

Где-то в стороне звучали крики и ругань — это продолжал схватку Петерс. Тут корабль снова завис над волнами — и клинок гнилозубого подонка до половины вошел мне в ладонь левой руки. Вокруг корабля творилось такое, что даже в сложившемся отчаянном положении я сознавал рев Симмсовой бездны — равный грохоту тысячи Ниагар. Краем глаза из своей идиотской позы я видел, что слева от меня высоко в небе колеблется столб водной пыли — словно колонна тумана — и этот столб смещается в нашу сторону, бледный, зловещий, подобный призраку великана…

Я плюнул прямо в морду моему противнику. Знаю, это не по правилам, так джентльмены не поступают — да и учитель фехтования меня таким приемам не учил. Но один британский офицерик по фамилии Флэш, с которым мы однажды гудели всю ночь в какой-то забегаловке, поведал мне, что чуть было не погиб во время дуэли, когда его противник применил этот, мягко говоря, неординарный прием — неизменно ошеломляющий и выводящий из себя. В моей памяти этот рассказ засел как вопиющий пример самого хамского нарушения этикета. По счастью, я не офицер и не джентльмен. Прием сработал замечательно.

Матрос отпрянул, а я, скрипнув зубами от боли, сжал кулак и что было силы ударил в источник зловонного дыхания.

Голова противника мотнулась назад, но сам он по-прежнему наваливался на меня, прижимая к палубе. Но тут за его спиной вырос бледный и зловещий призрак — нет, не тот великан, что гулял в небе, а тот материальный призрак, которого я меньше всего ожидал увидеть в этой ситуации. Месье Вальдемар схватил матроса за шею и рывком поднял на ноги, освобождая меня. Матрос ахнул и мощным коротким движением по самую рукоять всадил саблю в живот месье Вальдемару. Тот никак не отреагировал на удар и с какой-то неспешной деловитостью крутанул шею подонка. Раздался треск, и матрос стал замертво валиться на палубу. Месье Вальдемар с рассеянным видом выпустил его из своих рук и произнес:

— О, какая горестная ирония! Посылать других туда, где я хотел бы сам оказаться!

Он вырвал саблю из своего живота и швырнул ее на палубу.

— Спасибо, — сказал я. — Клянусь отблагодарить вас должным образом в самое ближайшее время. Верьте мне.

Справа от меня раздался короткий лающий смешок. Я посмотрел туда: Петерс как раз разгибался — окровавленный клинок в одной руке, скальп в другой.

— Заработали маленький приз? — сказал я, вяло улыбаясь.

— Сегодня призов более чем достаточно, Эдди, — все еще зловеще скалясь, но уже с горечью сказал Петерс. Мы разом посмотрели на капитана и Пфааля.

Оба еще дышали, но были очень плохи. Мы с Петерсом помогли им — в меру наших сил. Все мятежники оказались перебиты. Пфааль что-то лепетал на своем гортанном наречии.