Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейские свалились. Человек в очках в золотой оправе выпрямился, направив на толстяка Джонни «маг» 375-го калибра. Нацеленное дуло его казалось таким широким, что в него вполне поместилась бы космическая ракета.
– Нам ведь с тобой неприятности не нужны, правда? – спросил псих безжизненным голосом.
– Нет, сэр, – быстро ответил толстяк Джонни. – Не нужны.
– Стой где стоишь. Если вдруг вздумаешь оторвать задницу от стены, можешь сразу прощаться с жизнью. Понятно?
– Да, сэр. Понятно.
– Хорошо.
Роланд растащил полицейских порознь. Оба живы. Это хорошо. Не важно, что они медлительны и ненаблюдательны, они все же стрелки. Они собирались помочь незнакомцу в его затруднении. Роланд не хотел убивать своих.
Но ведь раньше он убивал, правда? Да. Разве Ален, его побратим, не погиб под дымящимися дулами револьверов Роланда и Катберта?
Не сводя глаз с продавца, он нащупал бумажник под прилавком носком туфли от Гуччи, которые носил Джек Морт, и поддал его ногой. Он вылетел из-под прилавка со стороны продавца. Толстяк Джонни подпрыгнул на месте и завизжал, как нервная девица при виде мыши. В какой-то момент его задница все-таки оторвалась от стены, но стрелок этого не заметил. Вернее, не обратил внимания. Ему совсем не хотелось стрелять в этого толстяка. В конце концов если прижмет, можно будет просто швырнуть в него, как топорик, этот громадный револьвер, потому что если стрелять из такой бандуры, то на выстрел сбежится наверняка пол-округи.
– Подними его, – сказал стрелок. – Медленно.
Толстяк Джонни потянулся вниз, а когда подхватил бумажник, вдруг громко выпустил газы и вскрикнул. Роланд понял, что продавец принял этот звук, им самим же и выпущенный, за грохот выстрела, и решил, что его час настал.
Когда толстяк Джонни выпрямился, все лицо его было залито краской. Впереди на брюках растеклось большое мокрое пятно.
– Положи кошель на прилавок. То есть бумажник.
Толстяк Джонни сделал как велено.
– А теперь патроны. От «винчестера» сорок пятого калибра. И чтобы я видел твои руки все время.
– Мне нужно руку в карман опустить. У меня там ключи.
Когда толстяк Джонни отпер, а потом выдвинул ящик с патронами в коробках, Роланд призадумался.
– Дай мне четыре коробки, – наконец сказал он. Он даже представить себе не мог, куда он денет потом столько патронов. Ему столько явно не нужно. Но все-таки он не сумел побороть искушения забрать себе как можно больше.
Толстяк Джонни выложил коробки на прилавок. Роланд открыл одну, все еще не в силах поверить, что это не шутка или не подделка. Но это были настоящие пули, новенькие, сверкающие, без единой царапинки, не бывшие в употреблении, ни разу не перезаряженные. Он вытащил один патрон, рассмотрел его на свету и положил обратно в коробку.
– Теперь давай пару этих браслетов.
– Браслетов?
Стрелок справился по «мортоклопедии».
– Наручников.
– Мистер, я так и не понял, чего вам нужно. Кассовый аппарат…
– Делай, как я тебе говорю. И побыстрее.
Боже, это вообще никогда не кончится, мысленно простонал толстяк Джонни, но открыл еще одну секцию прилавка и достал с витрины пару наручников.
– Ключ? – велел Роланд.
Толстяк Джонни положил ключ на прилавок рядом с наручниками. Ключ тихонько звякнул. Один из валявшихся без сознания полицейских вдруг всхрапнул, и Джонни взвизгнул.
– Лицом к стене, – приказал стрелок.
– Вы ведь не станете в меня стрелять, правда? Скажите, что нет!
– Не стану, – сухо проговорил стрелок. – Но только в том случае, если ты немедленно отвернешься. А не отвернешься, пристрелю.
Толстяк Джонни теперь разревелся и отвернулся. Конечно, парень сказал, что не будет стрелять, но тут явно попахивает мафиозной разборкой. Работенка, выходит, нервная, а хоть бы какой был навар. Рыдания его превратились в приглушенное завывание.
– Пожалуйста, мистер, не убивайте меня. У меня мама старенькая. Слепая. Она…
– Она несет проклятие быть матерью труса, – мрачно закончил за него стрелок. – Руки вместе.
Хныча, с прилипшими к чреслам мокрыми штанами, толстяк Джонни сложил руки вместе. В одно мгновение стальные браслеты сомкнулись у него на запястьях. Он даже не понял, как этот псих оказался по его сторону прилавка так быстро. Не знал и знать не хотел.
– Стой так и гляди на стену, пока я тебе не скажу, что повернуться можно. Но если ты повернешься раньше, я тебя пристрелю.
В сознании толстяка Джонни промелькнул лучик надежды. Может быть, парень действительно не собирается его убивать. Может быть, он и не псих, а просто чуть-чуть не в себе.
– Не повернусь. Богом клянусь. Всеми святыми клянусь. Всеми ангелами. Всеми арханге…
– А я клянусь, если ты сейчас не заткнешься, я тебе пулю пущу прямо в затылок, – мрачно проговорил налетчик.
Толстяк Джонни заткнулся. Ему казалось, что он смотрит на эту стену целую вечность. На самом же деле прошло не более двадцати секунд.
Стрелок опустился на колени, положил пистолет продавца на пол, быстренько глянул, как ведет себя этот слизняк, потом перевернул остальных двоих на спины. Оба они пребывали в хорошем отрубе, хотя ни тот ни другой серьезно не пострадали. Дышали оба ровно. Только из уха того, кого звали Делеван, стекала тоненькая струйка крови, а в остальном никаких тяжких травм не наблюдалось.
Он еще раз глянул на продавца, потом расстегнул у стрелков оружейные пояса и снял их. Снял синий пиджак от костюма Морта и надел ремни на себя. Револьверы, конечно, не те, но ему все равно было приятно снова ощутить их тяжесть. Опять при оружии. Просто, черт побери, прекрасно. На такое он даже и не надеялся.
Два револьвера. Один для Эдди, второй для Одетты… когда и если ей можно будет его доверить. Он снова надел пиджак Джека Морта, положил две коробки с патронами в правый карман, две – в левый. Пиджак, ранее безупречно сидевший, теперь оттопыривался по бокам. Роланд поднял с пола «магнум» продавца, вынул патроны, положил их в карман брюк и зашвырнул пистолет в дальний конец комнаты. Когда он ударился об пол, толстяк Джонни подпрыгнул, еще раз слабенько взвизгнул и пустил очередную теплую струйку себе в штаны.
Стрелок встал и велел толстяку Джонни повернуться.
10
Когда толстяк Джонни еще раз взглянул на психа в синем костюме и очках в золотой оправе, у него от удивления челюсть отвисла. На какой-то миг он преисполнился непоколебимой уверенности в том, что, пока он стоял и глазел на стену, этот мужик превратился в призрак, и теперь сквозь него проглядывает фигура, гораздо более реальная, чем он сам: кто-то из тех легендарных стрелков, о которых, когда он был мальчишкой, снимали столько фильмов и телесериалов. Уайатт Эрп, Док Холлидей, Батч Кассиди, в общем, кто-то из этих.
Но потом зрение его прояснилось, и он понял, что сотворил этот придурочный: снял у легавых пистолеты и нацепил их себе на пояс. При костюме и галстуке это выглядело смехотворно, но толстяку Джонни почему-то было не до смеха.
– Ключ от браслетов на стойке. Когда ополченцы очнутся, они тебя освободят.
Он взял бумажник, открыл его и, что самое невероятное, выложил на прилавок три двадцатки.
– Это за боеприпасы, – сказал Роланд. – Твой револьвер я разрядил. Когда я отсюда уйду, я их куда-нибудь выкину, эти патроны. Думаю, что при незаряженном револьвере и при отсутствии бумажника им будет весьма затруднительно обвинить тебя.
Толстяк Джонни тяжело сглотнул. Очень редко случалось так, что он не мог ничего сказать из-за полной потери дара речи, но это был как раз тот случай.
– Теперь где тут ближайший… – Пауза. – Ближайшая аптека?
Внезапно толстяк Джонни все понял. По крайней мере он так подумал, что понял. Этот тип, конечно же, наркоман. Вот в чем дело. Понятно теперь, почему он такой странный. Накачался, должно быть, уже прилично.
– Есть тут одна за углом. Через полквартала по Сорок девятой.
– Если ты мне сейчас солгал, я вернусь и пущу тебе пулю в лоб.
– Я не лгу! – закричал толстяк Джонни. – Клянусь Богом-Сыном и Богом-Отцом! Всеми святыми клянусь! Здоровьем мамы…
Но тут дверь захлопнулась. Толстяк Джонни умолк и постоял еще пару минут молча, не в силах поверить, что этот шизик ушел.
Потом он поспешно, как только мог, обошел прилавок и бросился к двери. Повернувшись к ней спиной, он принялся шарить вслепую, нащупывая замок. Ему пришлось изрядно повозиться, чтобы закрыть дверь еще и на засов.
Только тогда он позволил себе присесть, точнее сказать, медленно опуститься на пол, задыхаясь и мысленно обещая Всевышнему, равно как и всем святым его и ангелам, что прямо сегодня он сходит в церковь Святого Антония, сразу, как только первая из этих свиней очнется и откроет наручники. Он собирался исповедоваться, покаяться и причаститься.
Толстяк Джонни хотел очиститься перед Богом.
Сегодня он, мать твою, чуть было не отдал Ему душу.