Разведчик с Острова Мечты - Алексей Тихонов

— Ай вправду, — перебил разведчик, — каково же ваше слово, господа ватажники? Вы узнали обо всем приключившемся нынче ночью. Если нужно, выскажется Эркол, он тоже присутствовал при некоторых событиях. Пора принимать решение.

Выборные неуверенно переглянулись, начали о чем-то шептаться. Сбоку к ним ненароком приблизился Кабо — значит, ватажники решают и собственную судьбу. В свою очередь Шагалан неспешно поднялся по ступенькам, встал подле Оприньи, покосился вверх. Дело предстояло непростое: пробить четыре копья, заполняющих узкий проход лестницы. Ааль замер в напряжении, зло барабаня пальцами по перилам…

Наконец Дудан выпрямился. Медленно огладил бороду, прокашлялся:

— Рассудили мы… похоже… в пуху у тебя рыльце, атаман.

Раздосадованный Ааль грохнул кулаком и отвернулся, а разбойник продолжал:

— Про меру вины не скажу, но выяснять такое требуется с дотошностью. И осмотрительно, разумеется, — с виселицы-то человека уже не воротишь. Разберемся без пристрастия, внимательно. Если виновен — ответишь, нет — оправдаешься.

— И на том спасибо, старики, — сквозь зубы процедил Ааль, утратив к обсуждению всякий интерес. — Я, конечно, приму любую волю ватаги, но… обидели вы меня недоверием крепко, до глубины души… Если уж так… командуйте всем сами, без атамана. Понадоблюсь — я в своих покоях.

Резко дернув плечом, он скрылся в дверном проеме. Свита, настороженно озирающаяся, двинулась следом.

— Вишь, как случилось-то… — нарушил растерянное молчание Куля. — И куда ж теперь?

— Вот что, молодые господа… — Кабо оказался к Дудану ближе, поэтому фраза адресовалась ему. — Должно тушить страсти. Мы уберем народ со стен и пустим в лагерь, к примеру, дюжину ваших бойцов. На это вы удалите остальных в сторонку, снимете осаду.

— Еще Ааль, — напомнил Кабо.

— Да, атаман останется под стражей до приговора. Тут другой вопрос… — Старик замялся. — Мне нужна уверенность, что лагерь не пожгут и не разорят. Мы же по доброй воле соглашаемся на требования Сегеша, не хотелось бы столкнуться с вероломством.

— Без обмана. — Подошедший Шагалан ответил твердо, хотя вовсе не был убежден до конца. — Мы с напарником сами проследим. Если достаточно нашего ручательства, считайте, получили его. Однако есть ли резон, господа ватажники, беречь вам отныне свой поселок? Ведь вряд ли пересидите здесь даже грядущую зиму. Никогда вас не удивляло: все лесные ватаги непрерывно бегают от врагов, ровно звери дикие, а вы месяцами вольготно обретаетесь на одном месте, в добротных домах, не особо-то и скрываясь? Сколько раз беспокоили поселок патрули? Что, авторитет Ааля? У вас появилась теперь возможность побеседовать с людьми Сегеша, еще более славного атамана. От них услышите, как живут настоящие повстанцы. — Пожилые мужики понуро внимали словам юноши. — Не авторитет Ааля вас уберегал, а его измена! А коль скоро заговор разоблачен и разгромлен, то теряется смысл и терпеть вас, братья. По-прежнему сомневаетесь, что мелонги знают об этом райском уголочке не хуже вас? Рано или поздно, едва до Гонсета дойдет весть о провале, сюда пожалуют панцирники и уничтожат все и вся, до последней курицы. Хотите дождаться?

— А чего же делать? — насупился кто-то из выборных.

— Вам решать, вы и думайте. По мне — не задерживаться ни на день, собирать пожитки — ив лес. Если угодно, можете спрятать ратников около поселка, пусть подтвердят мое пророчество.

— Легко вам рассуждать, — буркнул Дудан. — «Собрать пожитки». Порушить хозяйство? Кинуться с бабами и ребятишками, со скотиной в чащи накануне холодов? Да это истребит нас верней любых панцирников!

— Тоже правда. Отвыкли, видать, от вольных походов, жирком обросли… Тогда вставайте под руку Сегеша, он сам к этому склоняется. Спокойной жизни не обещаю, зато веселых драк — в избытке. Да и к кому же кроме-то податься вам, горемычным? Хочешь не хочешь, а слава о ватаге Ааля пойдет скверная, разве что Сегеш поймет, как и к чему было.

— О-хо-хо, — покачал седой головой Дудан. — Круто все менять-то приходится, по живому ломать. И ведь кабы только…

Невнятный приглушенный шум. За секунду он оформился в топот, а затем из-за угла терема вылетела группа верховых. Пятеро всадников и три оседланные лошади на поводу, вспоров захлебнувшийся искрами костер, устремились в сторону ворот. Их проводили удивленными взглядами.

— Атаман, мать его!… — первым взревел Кабо, легко выдернул у ближайшего разбойника алебарду и рванулся следом.

Шагалан побежал почти машинально, еще не осознав до конца происшедшего, понимание вызревало на бегу. В несколько скачков догнал хромца. Кабо мрачно покосился на друга, потом, кивнув, перекинул свое оружие. Дальше Шагалан несся уже один. Где-то сзади, судя по гулу, засуетились ватажники, но за прытким юношей им было не поспеть.

Он мчался отчаянно, изо всех сил, прекрасно представляя: погоня за лошадьми — занятие безнадежное. Тут единственный шанс — перехватить беглецов у ворот, не позволить выскочить на открытую дорогу. Однако он явственно опаздывал, когда заметил, что планы врагов дают сбой. У едва освещенных ворот завязалась какая-то драка. Ругань, звон железа, непонятно даже, кто с кем сцепился. Очевидно, сопротивление оказалось все-таки слабым, подлетевший конный отряд решил исход заварушки. Несколько пеших фигур принялись вытаскивать засовы, пока лошади нетерпеливо плясали рядом. В одном из всадников, постоянно тревожно озиравшемся, Шагалан признал Ааля. Наконец створки со скрипом поползли наружу.

— Быстрей, сучье племя, быстрей! — закричал атаман, косясь на близкого преследователя.

Сабля его была обнажена, но в бой изменник тем не менее не рвался, наоборот, двинул коня к медленно расширявшемуся проходу, вызвав новую сутолоку. Зато навстречу юноше, опустив копья, бросились сразу двое пеших. Один определился без труда — Голопуз, неудачливый соперник на любовном фронте, по-прежнему дюжий, хотя и ощутимо скованный поврежденным плечом. Его напарник смотрелся чуть опаснее, потому и стал первой жертвой: поймав в простейшую воронку, Шагалан отвел копье, сухо ткнул в шею. Виду поверженного товарища полагалось остудить воинственный пыл Голопуза, однако тут на подмогу устремился кто-то из бесплодно кучившихся в воротах конников. Ободренный верзила с яростным рыком продолжил атаку. Подобно большинству разбойников, он, похоже, вовсе не отличался ни мастерством копейного боя, ни особой храбростью, лишь отчаяние да жгучая жажда мести толкали в бой. Шагалану оставалось досадовать — он, будучи на голову сильней противников, неотвратимо увязал в их наскоках, пока передовые всадники начинали выбираться за тын. Юноша попытался проскользнуть мимо толстяка, тот встретил его ударом в грудь, мощным, вобравшим немалый вес бойца. Пришлось крутануть плечами, жало скрипнуло по кольчуге, с треском деря куртку. Дальше вращение не прерывалось, разведчик пошел вниз, широким махом вынес над землей лопасть алебарды. Движение не слишком быстрое и весьма заметное, более ловкий противник мог бы и парировать. Только не покалеченный неуклюжий Голопуз. Лезвие тяжело вклинилось в голенище сапога, почти перерубив ногу, с истошным воплем верзила повалился на землю. А там налетал свежий враг. Юноша откатился в сторону, чтобы набравший скорость всадник проскочил мимо, полоснув саблей по воздуху.