Лезвие бритвы (илл.: Г. Бойко, И. Шалито) - Иван Ефремов

— Громкие слова! При чем тут преступление?

— Преступление ваше и вам подобных — в спекуляции на самом лучшем в жизни — на красоте, которая облагораживает и возвышает нас, людей, украшает нашу далеко не веселую жизнь. А вы, вместо того чтобы учить понимать и ценить ее, учите, как втаптывать ее в грязь, как видеть за ней лишь животные чувства самца и самки. Великие боги! Красота — это средство, данное человеку, чтобы возвыситься и отойти от животного, цель, куда стремиться в жизни. А вы пользуетесь ею по изученным вами законам, не возвышая, а принижая и деморализуя людей. Да вы хуже, чем политики! Те лгут и обманывают нас словами, выворачивая все понятия долга, чести, свободы и права на пользу своей группировки, так что у обыкновенного человека голова идет кругом. Убедившись в обмане, он перестает верить словам. Но слова — еще полбеды. Вы подрываете веру в красоту, а это страшная беда для будущего, для тех, кто пойдет по жизни уже смолоду отравленным вашими змеиными произведениями!

Трейзиш слушал Даярама, сильнее прищуривая глаза и дымя сигаретой. Когда художник остановился перевести дух, американец положил ему руку на колено и сказал дружеским, доверительным тоном:

— Прекрасная проповедь! Не воображайте, что я ничего не понимаю. Но вы художник, родившийся с культом красоты в душе, с верным ее чувством и вкусом. А что же делать тому, у кого нет ничего этого, а есть вполне здоровая тяга мужчины к красивой женщине? Только, и не больше.

— Его надо и можно научить понимать красоту. Вы сами сказали: тяга к красивой женщине. Значит, любой человек понимает, что женщина красива? Значит, у него есть понимание красоты, только неразвитое?

— Да, черт побери, любой кули знает, но будь я проклят, если понимаю, как он знает. Инстинкт какой-то!

— Пусть, не все ли равно. Если в каждом есть такой инстинкт, тогда зачем же его хоронить под спудом житейского мусора? И вам помогать этому?

— Черт, вы ловко спорите и чуть было не убедили меня. Пусть вы правы. Но чтобы научить, надо еще заставить человека учиться, а он по природе ленив. А секс берет его за горло, заставляет краснеть и дрожать, забывать обо всем решительно. Вот в чем сила наших фильмов, и именно она решающий аргумент. Что, впрочем, и доказывается спросом.

— Документальная картина о Кхаджурахо тоже имела громадный спрос!

— Не принимаю сопоставления! Она шла широким прокатом. Дайте свободный от цензуры прокат любому из моих фильмов, и я берусь затмить любую картину стократным доходом!

Даярам презрительно отмахнулся.

— Раньше я сам возмущался узостью вашей киноцензуры, а теперь, поговорив с вами, вижу, что иначе нельзя. Нельзя оставлять щель, в которую вы сразу просунете нечистые руки. Нельзя разрешить чистого и здорового эротизма потому, что вы моментально перевернете его в грязное потакание низменным инстинктам. И опомниться не успеешь! Только сейчас я понял, что именно вы и вам подобные порождаете цензуру и мешаете развитию нормального отношения к красоте человеческого тела и половой морали.

— Слушайте, вы! — внезапно разозлился продюсер.— Вы все это говорите и становитесь в красивую позу лишь потому, что в вашей прекрасной стране вы не видите ни одного такого фильма. Сейчас я покажу вам один из моих фильмов, «Ночной клуб», и если он не оставит вас равнодушным и не вызовет отвращения, а, наоборот, увлечет, то сознайтесь в этом! Я люблю этот фильм и вожу с собой копию. Часто он помогает в деловых переговорах. Нет, не отказывайтесь, это неспортивно. Вы сами вызвали меня, и я принимаю вызов!

— Я видел «Ночной клуб» несколько лет назад. Ерунда! — отмахнулся художник, чувствуя, что ведет себя резко, но не может сдержаться.

Настал черед продюсера презрительно расхохотаться.

— Знаю, что вы имеете в виду!.. Вашу сладкую индийскую водичку производства бомбейской студии «Варма». Там эта кинозвезда, Камини, решилась впервые открыть свои ноги, какое потрясение основ! Правда, ноги не плохи, но на этом все и кончается! Согласен, что ерунда!

Слуга принес чемодан с переносным кинопроектором, второй человек — коробки с лентами. Угрюмый и высокий, с короткой бородой, он напомнил художнику провожатого Тиллоттамы.

— Продюсер извинился, что фильм пойдет без звука из-за порчи проектора, который сейчас поздно исправить. Он сделает разъяснения по ходу картины, если в них будет нужда.

Мягко застрекотал аппарат, погас свет, на небольшом экране замелькали синие волны моря и розовые пески берегов.

Даярам, собиравший свои рисунки, уронил два листа. Пока он искал их под столом и укладывал в папку, титры уже прошли. Нагнувшись, художник почувствовал небывалое при его хорошем здоровье недомогание. Зазвенело в ушах, все звуки стали фантастически громкими. Мягкий шум проектора раздавался в комнате, как рокот мощного автомобиля. Голова сделалась странно легкой, а цветная гамма киноленты резала глаза густотой красок. Даярам выпрямился в кресле, стараясь справиться с недомоганием, и увидел идущую по берегу навстречу ему женщину. Что-то радостно-знакомое было в ней, одинокой, развевающей массу распущенных черных волос по ветру, как победное знамя женственности. О, это была Тиллоттама! Одетая в плотно облегающий корсаж из черного, расшитого серебром бархата и шаровары из прозрачного голубого газа.

Даярам окаменел в кресле, борясь с недомоганием, и закрыл глаза.

Лишь когда оборвался шум аппарата и вспыхнул свет, Даярам повернулся к продюсеру и заставил себя спокойно улыбнуться.

— Ну как? — спросил тот, перематывая пленку.

— Пустяки! — как можно равнодушнее ответил художник.

— Пустяки! — возмущенно возопил американец.— Так здесь ведь играет Тиллоттама.

— Я заметил это,— иронически подтвердил Даярам. Продюсер только развел руками.

— Ну, тогда сейчас одна из лучших сцен — после портового кабачка она попадает в роскошнейший клуб города и обольщает миллионера! Смотрите, а я сяду рядом, чтобы объяснить суть дела! Мне кажется, вы ее не уловили.

На этот раз трюк с закрыванием глаз не удался, потому что Трейзиш все время наклонялся к Даяраму, шепча пояснения. Даярам так часто отворачивался, выслушивая продюсера, что тот умолк. Художник применил его хитрость: скосил глаза в сторону, противоположную той, с которой сидел его хозяин. И все же боковое зрение донесло до него часть действия фильма.

Даярам увидел роскошные залы, низкие и просторные, разделенные комнатными садами и выходящие в парк с большим прудом. Герой, арабского типа красавец в черном вечернем костюме, быстро шел по залам в сопровождении угодливо улыбавшегося и кланявшегося толстяка. В зале, отделанном темно-красным шелком, выстроились, как на параде, очаровательные девушки, одетые в одинаковые костюмы разных цветов — если можно было назвать костюмами туго обтягивавшие фигуру кусочки ткани, едва прикрывавшие середину тела и завязанные на спине тремя большими бантами. В стоявшей немного в стороне девушке в красно-золотом шелке с черными бантами Рамамурти сразу узнал Тиллоттаму.