Нехорошее место - Дин Кунц

К моему огромному изумлению, мой агент сказала, что в отвратительно-оригинальном «Нехорошем месте» есть один момент, пусть и совершенно некоммерческий, который она полагает «свидетельством гениальности». Она говорила о Томасе и о тональности написания эпизодов с его участием. Ее потряс этот персонаж, очаровал, задел за живое, и она думала, что от мастерства, с которым мне удалось передать его внутренний мир, «захватывало дух». Не привыкший слышать такие похвалы от своих ближайших соратников по профессиональной жизни, я мог бы даже лишиться дара речи. Те, что хорошо меня знают, скажут вам, что дара речи лишить меня практически невозможно, и я всегда найду какие-то слова. Вот я и сказал своему агенту правду: я получил столь огромное удовольствие, когда работал над эпизодами, в которых рассказ велся от лица Томаса, что у меня возникла идея выдержать в таком же тоне весь роман, сделать основным рассказчиком больного синдромом Дауна. За моим откровением последовала гробовая тишина. И я не сразу понял, что мой агент просто не верила своим ушам. «Сладенький, — наконец услышал я от нее, — эпизоды, в которых повествование ведется от лица Томаса, гениальны, но слишком много гениальности для одного романа не есть хорошо».

Роман «Нехорошее место» был опубликован в том виде, в каком я его и написал, но не под первоначальным названием «Прыжок в час дня». Это также название знаменитой мелодии большого оркестра Бенни Гудмана, и музыка больших оркестров играет свою роль в этой истории. Стейси Крамер, редактору книги, название понравилось так же, как и мне, и она, будучи хорошим редактором, порекомендовала его оставить, но ее не послушали, так же как и меня. В отчаянии пытаясь избежать названия «Помешанный!» — с восклицательным знаком, на котором настаивал мой издатель и к которому склонялась мой агент, я сумел придумать взаимоприемлемое название, которое и появилось на титуле законченной книги.

Потом пришло предложение о продаже прав на экранизацию, а это уже совершенно другая история, более того, целая сага.

Какое-то время я изредка встречался за ланчем и разговаривал по телефону с Доном Джонсоном [45], который как раз заканчивал сниматься в гигантском и революционном сериале «Майами, полиция нравов». Ему нравились мои книги, и он хотел, чтобы мы вместе сделали фильм. Дону я этого не говорил, но я не видел «Полиции нравов». Понятия не имел, какой же он популярный секс-символ, до того момента, пока не увидел, как однажды за ленчем к нашему столику одна за другой подходили женщины и оставляли ему листки бумаги с именами, адресами и телефонами. Как выяснилось, давнее высказывание: «Он такой красавчик, что ему приходится отгонять женщин палками» — в те дни в отношении Дона не было преувеличением, хотя, разумеется, у него никогда бы не поднялась рука, чтобы ударить женщину.

Подозреваю, малую часть их он отгонял струей из огнетушителя, а с остальными ему удавалось договориваться по-хорошему.

Так или иначе, я нашел, что Дон — нормальный, интеллигентный, забавный (забавный в смысле «ха-ха», а не в смысле, что он спит с артишоками в трусах) парень, а когда увидел его на экране, понял, что он очень хорош. Так что с удовольствием принял участие в нашей совместной работе. За год или около того, в течение которого продолжался наш роман (он ни разу не прислал мне цветов), мы так и не нашли подходящего проекта. Я за это время успел написать «Нехорошее место» и адаптировал книгу в киносценарий для «Уорнер бразерс». На киностудии сценарий понравился, и, когда пошли слухи, что этому проекту вот-вот откроют «зеленую улицу», чтобы максимально быстро запустить в производство, я подсунул экземпляр киносценария Дону.

В то время благодаря успеху в телесериале и обаятельной внешности Дон был звездой первой величины, и по всему выходило, что фильм с его участием ждал не меньший успех, чем телесериал. Со временем жестокие нравы, которые царят в кинобизнесе, привели к тому, что Дона задвинули в задние ряды, во многом из-за неудачного выбора фильмов, в которых он таки снялся. Но в тот период, когда я подсунул киносценарий Дону, голливудские боссы горели желанием увидеть его на съемочной площадке, и его участие в проекте стало бы решающим аргументом, пусть сам сценарий многие возненавидели.

Фильм по роману «Нехорошее место» мог показаться Дону привлекательным еще и вот по какой причине: он и его тогдашняя жена, Мелани Гриффит, искали фильм, в котором могли бы сняться вместе. Мелани тогда была на пике славы, а роли Бобби и Джулии Дакота идеально подходили ей и Дону. Сценарий им понравился. Они хотели сняться в этом фильме. Мое долгое пребывание в темных аллеях вроде бы подходило к концу. Впереди лежала широкая авеню, ярко освещенная юпитерами. Я переходил в разряд респектабельных авторов, произведения которых признаны достойными экранизации.

Но, увы.

Получив мое разрешение, Дон пошел ко второму человеку на киностудии «Уорнер бразерс», своему личному другу, признался, что я подсунул ему сценарий (этим я нарушил договор с киностудией «Уорнер бразерс»), и сказал, что он с Мелани с радостью сыграли бы главные роли в этом фильме. По словам Дона, ему сказали, что мой сценарий по роману «Нехорошее место» — один из 290-х, рассматриваемых киностудией, считается одним из лучших, все находят его великолепным, потрясающим, захватывающим дух, несравненным, так что его вот-вот запустят в производство.

Случилось это в среду.

А ко вторнику следующей недели те же люди, которые совсем недавно просто млели от сценария, уже находили его «путаным», «жанрово неопределенным», «некоммерческим» и «слишком вычурным». Так что проект штопором ушел в забвение.

Как вышло, что за столь короткий срок восторженный энтузиазм мог смениться черным пессимизмом? Что ж, дорогой читатель, вы должны понимать, что киноиндустрией правит страх.

Крупный голливудский проект стоит больших денег, десятков и десятков, а то и сотен миллионов долларов, и большинство фильмов не окупает затраты. Иногда один фильм с подобным бюджетом проваливается с таким треском, что утягивает в пропасть целую студию. Это динамичный бизнес, и риски в нем столь огромны, что страх ведом даже самым уверенным в себе топ-менеджерам. По стандартам любой другой отрасли, высшее звено киноиндустрии получает астрономические зарплаты, и они знают, что, если соскользнут вниз или, о ужас, полностью свалятся с голливудской лестницы, таких денег они не получат нигде. Кроме того, нигде нет такого блеска, такой сексуальной раскрепощенности, такой терпимости к дуракам, как в киноиндустрии. Держаться за свою работу, избегать риска, прикрывать собственный зад — все это куда важнее, чем снимать значимые и даже интересные фильмы. Все могут назвать фамилии влиятельнейшего главы студий, продюсеров, других игроков высшей лиги, имена которых чуть ли не каждую неделю появлялись на первой странице «Вэрайети» [46], которые двумя годами позже канули в небытие, более не могли заказать лучший столик в модных ресторанах, и все потому, что их фамилии были накрепко связаны с ремейком «Рождественской песни» в жанре боевика, в котором Энтони Хопкинс сыграл Скруджа Лектора, серийного убийцу и жалкого ростовщика, Брюс Уиллис — Боба Кратчета, крутого парня-бухгалтера, а младший кузен Хейли Джоэля Осмента — Крошку Тима, мальчика-калеку, обладающего сверхъестественными способностями, который способен трансформировать бессердечный мир в райское место, где всегда царит рождественское настроение, но в которого, возможно, вселился демон. Соответственно никто из топ-менеджеров не даст зеленый свет фильму, если ему будет не с кем разделить ответственность за возможную неудачу, а такое возможно лишь в одном случае: если другие чиновники, занимающие должность как выше, так и ниже его, разделяют его энтузиазм в отношении того или иного проекта.