Крах всего святого - Илья В. Попов

в жизнь, попытку достучаться — в прямо и переносном смысле этого слова — до незнакомца предпринял Этьен.

— Пожалуйста, помогите! Вы же монах? Меня зовут Этьен, я учился в монастыре имени Амарэйнт Молчащей. Мелэйна — ну, девушка, с которой вы говорили — Посвященная, а Стефан и Джейми — порядочные и добрые господа. Приютите нас на время, мы не доставим вам неудобств. Пожалуйста…

О чудо! Через время у двери вновь заскреблись и вскоре тот же голос спросил:

— С вами дитя? Что же вы не сказали сразу! Юные души безвинны и чисты… Нельзя дать им запачкаться!

Признаться, его последние слова показались Этьену немного странными, да и Стефан ткнул Джейми локтем и покрутил пальцем у виска, но мальчик прекрасно знал, что и среди святого люда полным полно чудаков. Взять хотя бы духовника Жермена — тот не выходил из комнаты, не постучав пред тем по косяку семь раз правой рукой и восемь левой, пускай и гори все вокруг пламенем. Послышался удар засова, тяжелый скрежет и вот пред ними и впрямь показался монах — невысокий кряжистый мужчина в латанной-перелатанной рясе, с обритыми висками и вихром каштановых волос на затылке; лет же ему было явно не меньше пятидесяти — лицо его уже вовсю покрывали морщины, под глазами висели тяжелые набухшие мешки, а легкая щетина торчала белыми колючками. Внимательно оглядев всех четверых, он остановил свой взгляд на Этьене, и вдруг задал ему неожиданный вопрос:

— Ты сирота, дитя мое?

— Д-да, господин, — ответил тот и поклонился. — Но откуда вы…

— Брат Гейн, — перебил его мужчина и отошел чуть в сторону, освобождая им путь. — Ну же, проходите в мою скромную обитель, вы поспели как раз к ужину.

Едва они ступили во двор — который оказался весьма просторным, хоть и довольно неухоженным — как монах вновь запер ворота на засов, а после снял с изгороди возле заброшенного курятника тусклую лампу и жестом позвал их за собой. Очутившись в монастырских коридорах, Этьен невольно ощутил себя так, словно оказался дома — все те же низкие своды и фрески божественных сюжетов на стенах, хоть и изрядно потрескавшиеся, истрепавшиеся пыльные гобелены и узкие кельи… Погрузившись в воспоминания, он только сейчас заметил, что всю дорогу Гейн что-то бормочет себе под нос. Прислушавшись, Этьен смог выхватить только несколько слов: «Сиротки… такие чистые… о боже, властитель, смилуйся…». Поймав взгляд Этьена, Стефан ткнул пальцем в спину монаха, высунул язык, скосил глаза к носу и вновь покрутил пальцем у виска; Мелэйна же неодобрительно покачала головой и произнесла:

— Вы тут совсем один? Где остальные монахи?

— Братья мои, увы, уже не с нами, — ответил Гейн, ступая на крутую лестницу. — Да и было нас немного. Брат Лорри, брат Женаль, брат Годрик, настоятель Ашиль… Но я не один, нет. Со мною здесь несколько сирот, чьих родителей унесла холера, голод и злые люди. Пускай они не моей крови, но я принял их как своих — бедные, бедные детишки. Прямо как ты, Этьен…

Он оглянулся на Этьена и взглянул на него таким взглядом, от которого у того по спине волной пронеслись мурашки. Признаться, если бы по их следу не шел вооруженный отряд, он бы предпочел переночевать под открытым небом — и, судя по выражению лиц его спутников, они мыслили точно так же. «Не нравится мне этот тип», — прошептал Стефан так громко, что Этьен было испугался, что монах мог его услышать — но нет, мужчина все также вел их по извилистым коридорам, что-то проговаривая вслух, точно беседуя сам с собой. Наконец, они вышли в довольно просторную залу, в которой, несмотря на горящий очаг, было довольно холодно — казалось, сквозняки продували ее сразу со всех сторон, поэтому не успел Этьен согреться, как тут же вновь продрог до костей.

Повсюду висели подсвечники и небольшие фонари, так что было достаточно светло. В камельке потрескивали поленья, а на огне задорно побулькивал котелок, от которого шел такой наваристый запах, что у Этьена рот тут же наполнился слюной, да и прочие тоже заметно повеселели, усевшись у огня и грея озябшие пальцы. Даже Стефан перестал с подозрением наблюдать за каждым движением Гейна и подтащил стул поближе к очагу, ища глазами миску. Ножны он тут же оставил у стола — и, слегка поколебавшись, Джейми последовал его примеру. Все же негоже расхаживать в гостях точно на поле боя.

— Не стоит так спешить, — улыбнулся монах и взмахнул рукой в сторону неприметной двери с засовом, расположившейся в углу. — Не затруднит ли господ позвать моих сироток, что сейчас молятся в подвале, прихватив заодно бочонок меда и связку лука? Мясо без приправ достаточно пресно, да и давиться на сухое горло вряд ли придется вам по вкусу.

Стефан взглянул на Джейми, но тот лишь пожал плечами и двинулся в сторону двери. Откинув засов, он снял с ближайшей скобы лампу и начал осторожно спускаться вниз, тогда как Стефан, сделав лишь шаг, вдруг схватился за косяк и с подозрением оглянулся на Гейна:

— Слушай, а чего это твои сиротки вообще в подвале делают? Да еще и под замком?

— Ждут ужин, — с улыбкой монах и в тот же миг полностью преобразился.

От его былой медлительности не осталось и следа — в одно мгновение он пнул Стефана в спину, и не успело осесть глухое эхо от его брани, как Гейн захлопнул дверь, хлопнул засовом и привалился к древесине спиной. Он поднял блестевшие глаза на Этьена и, медленно засунув руку за пазуху, достал огромный мясницкий тесак, покрытый засохшими бурыми пятнами.

— Что… что вы делаете? — чуть дрогнувшим голосом произнесла Мелэйна, дотронувшись до медальона.

— То, что должно, — прохрипел мужчина, делая шаг в их сторону. — Освобождаю еще одну невинную душу от грехов сего мира, дабы она переродилась в новое тело. Чистое, свежее, незапачканное…

Этьен вдруг почувствовал, как на макушку ему упала капля, а затем вторая; дотронувшись до волос, он растер меж пальцами алое пятно и поднял голову. Поначалу он увидал лишь бесформенную кучу, лежавшую на толстых сетях, подвешенных к потолку, но потом, разглядев, что на самом деле представляет собой эта груда, не сдержал громкого крика, отозвавшегося гулким эхом.

Глава 23

Эти строки — вероятно последние мои слова. Я ошибался и боги, как же я ошибался… Я боюсь, что навлек погибель не только на себя — хоть сердце мое до сих пор стучит, я не