Василий III - Борис Тумасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спросил Василий, и в глазах хитринка мелькнула. У Иосифа на бледном лице пятна проступили.
- Богу - Божье, кесарю - кесарево, вспомни, государь, римлян древних слова и не обижай тех, кто в молитвах просит за тебя Бога.
И склонил голову, пряча злобу.
- Вишь, какие речи, - протянул Василий. - Ты, отче, дале монастыря не желаешь зрить, а я должен и о Руси мыслить.
Встал во весь рост. Вслед за ним поднялся и Иосиф. Промолвил недовольно:
- Прости, государь, коли не то яз тебе сказывал.
- И ты меня прости, отче. - А на губах усмешка.
Проводил игумена до двери, сам остался в светёлке. Снова уселся в кресло, задумался. В голове мыслям тесно, с одного на другое перескакивают. Заглянул в светёлку боярин Лизута и бесшумно прикрыл дверь. Государь не заметил его. Василий в эту минуту припоминал разговор с Вассианом. Тот вот так же нападал на Иосифа, как Иосиф сегодня на него. Каждый из них норовит его, великого князя, поддержкой заручиться. Ан нет, он, Василий, не станет в церковную свару встревать и исполнять, чего пожелают эти старцы. Пускай до поры погрызутся, а он, государь, власть свою укрепив, не только боярам да князьям, но и самому митрополиту место указывать будет…
Время к полуночи, а великий князь Василий бодрствует. На душе муторно. Не гадал, что дьяк Серый, отцов любимец, измену таит. На него, великого князя и государя, худое слово осмелился сказать. Боярин Лизута самолично слышал и ему донёс. А Версень те зловредные речи Серого подтвердить может, говорил Лизута.
Василий велел дьяка взять в пыточную избу на допрос…
Государь снял с колка тёплый, подбитый мехом кафтан, оделся. Ночь хоть и звёздная, а во дворе темень. Медленно ступая, направился к светившейся зарешеченным оконцем пыточной избе. Караульный не узнал великого князя, окликнул.
Василий ответил коротко:
- Государь!
Пыточная изба на Москве без дела не бывает, а дьяк Фёдор суд вершить горазд. Иному скорый, с малой мукой, другому полной мерой даст её изведать. Дьяком Фёдором детей пугают. Особенно изгаляется дьяк, когда в пыточную избу заявляется великий князь Василий. Государь придёт, рассядется, слушает молча, как дьяк допрос чинит. Иногда вставит словцо или вопрос кинет, словно ударит наотмашь: «С кем злоумышлял противу великого князя и государя?»
И ежели пытаемый не признавал вины, корил дьяка: «Даром хлеб государев жрёшь, Федька…»
У самой двери Василий приостановился, отчего-то поднял глаза к небу, потом вздохнул тяжко, шагнул в избу.
Тускло коптит свеча. Тёмные блики на стенах. Запах горелого мяса.
В голом, подвешенном к балке на вывернутых руках человечке Василий с трудом узнал некогда важного и дородного дьяка Серого.
На мгновение великий князь представил ад. «Старший черт» Федька вскочил при входе государя. Засуетился не в меру и его ретивый помощник, дюжий палач.
Переступил Василий лужу свежей крови, сел на лавку, буркнул угрюмо:
- Отпустите его да остудите.
Палачи сняли тело дьяка Серого, окатили водой из кадки. Открыл он помутневшие глаза, узнал великого князя, заплакал.
- Почто слёзы льёшь? - хмуро спросил Василий, - Когда меня облаивал, о каре не мыслил. Думал, мне о том не будет ведомо?
- Не виновен я, государь мой Василий Иванович. Оболгали меня.
- Так ли уж? - спрятал улыбку в бороду Василий и повернулся к дьяку. - А не покликать ли нам послухов?
И, не дождавшись ответа, велел стоявшему у двери ратнику.
- Покличь Лизуту с Версенем…
Тех с постели подняли сонных. В пыточную избу вошли, оба зуб на зуб не попадут от страха. Великий князь насквозь бояр пронзает глазищами, жжёт.
- Ну?
Лизута, осмелев, скользнул взглядом по Серому. Переспрашивать себя не заставил:
- Дьяк Серый, осударь, сказывал, не тебе, дескать, великим князем быть надлежит, а племяннику Димитрию.
- Вишь, заступник за Димитрия выискался, - протяжно выговорил Василий. - Ох-хо-хо, неблагодарность какая!
У Серого глаза от ужаса расширились, на Лизуту глядит недоумённо. Потом вдруг сообразил, закричал, взмолился:
- Государь Василий Иванович, облыжно поносит меня боярин!
Но Василий не слушает его, у Версеня спрашивает.
- Подтвердишь ли ты, боярин, слова Лизуты? Иль, может, и вправду оружничий поклёп возводит? - И прищурился настороженно.
Версеню хочется сказать, что не слышал он от дьяка Серого таких речей, но рядышком палач на боярина надвинулся, и язык заговорил иное:
- Под-подтверждаю!
Великий князь махнул рукой, произнёс устало:
- Отпускаю, не надобны вы мне ныне. - Уставился на Серого. - И теперь запираться станешь?
Дал знак дьяк Фёдор, и палач поволок Серого к дыбе. Дико завизжал он, заговорил торопливо:
- Государь Василий Иванович, не вели пытать, всё обскажу. Не мои слова то, а боярина Яропкина. Я же невиновен!
Вздохнул Василий:
- Час от часу не легче. Вона измена какими боярами завладела…
Уходя, угрюмо кинул дьяку.
- Дознавайся и дале, Федька, кем ещё дьяк науськан…
* * *Не учуял Версень, как очутился у Твердиных хором. Воротний сторож впустил боярина. Холоп, сидевший на ступеньках крыльца, провёл в горницу.
Пока зажигали свечи, вышел из опочивальни боярин Твердя, взъерошенный, ночная рубаха до пят. Зевая, спросил:
- Стряслось чего, Иван Микитич? Лица на тебе нет, бледной какой…
- Страху-то, страху натерпелся я, боярин Родивон Зиновеич, - трясся в ознобе Версень. - Из пыточной избы я.
- Свят, свят, - пугается Твердя и отмахивается от Версеня пухлыми ладошками.
А боярин продолжает шептать:
- Васька-то, Васька с дьяком Федькой Серого казнят. Лизута, боярин, донос учинил… Серый не вытерпел пыток, на боярина Яропкина указал.
- О Господи, - крестится Твердя, - терновый венец нести Яропкину. Не очухался ещё от казанского глумления, в московское попал.
- Упредить бы боярина, - предложил Версень - Авось в Литву сбег бы.
- Нет, - крутит головой Твердя - Дознается Васька, нам вместо Яропкина не миновать пыточной избы. Не могу с огнём играть, боярин Иван Микитич, не хочу!
Из опочивальни недовольный голос боярыни Степаниды позвал Твердю:
- Родивон!
Тот поспешил выпроводить Версеня, на ходу приговаривая:
- Пусть его, Иван Микитич, своей судьбы не минуешь. Версень впопыхах шапку в горнице забыл. Вспомнил о ней уже во дворе. Не захотел ворочаться. Понурившись, побрёл ночной пустынной улицей.
* * *Боярыня Яропкина укараулила государя, когда тот с братом Дмитрием из псарни ворочался, и, пышнотелая, ухоженная, плюхнулась ему в ноги.
За государев кафтан вцепилась, откуда и речь обрела, а раньше, бывало, в иной день и слова не вымолвит.
А Василий Яропкину слушать не желает, хмурится. Дмитрий отвернулся, жаль боярыню, унижение терпит. Вырвался Василий, отошёл.
Яропкина бранью разразилась, вслед государю кулаком грозит.
Василий покрутил головой:
- Вишь, каким голосом взвыла, старая волчица. Поглядим, како запрыгаешь у Федьки в пыточной, поглядим…
Дмитрий будто не расслышал.
- Онемел ты, брате, - сказал Василий, - вижу, не по нутру тебе моё обхождение. Ты, верно, мыслил, я ослушников по голове гладить учну?
- Тебе видней, ты государь, - поспешил сказать Дмитрий.
- Это верно. Власть свою я един держу, как и отец наш. Супротивников караю. А вдругорядь за всё, где князем ли, боярином по их неразумению что-либо натворилось, спрос строгий учиню. Мыслишь ли, на что намёк?
Дмитрий кивнул. Василий, не довольствуясь этим, сказал.
- За подобное казанскому, где полки наши срам приняли по княжьей и боярской дури, казнить велю.
И круто повернул от Дмитрия, оставив его одного.
Глава 6. ЛИТОВСКАЯ УГРОЗА
Великое княжество Литовское. Маршалок Глинский. Сейм. Ерёмкина управа Паны вельможные.
Анисим и Фролка. Гонец из Литвы. Дозор воеводы. Соловейко. Казнь Фролки.
Со времени Ягайла Великое княжество Литовское связано с польским королевством унией[209]. На засилье польских панов литовцы ответили восстанием. Его возглавил князь Витовт. Литовцы заставили Ягайла считаться со своей самостоятельностью.
В битве при Грюнвальде[210] русские и литовско-польские полки разгромили немцев-рыцарей, намерившихся огнём и мечом поработить славян.
Выросло и усилилось Великое княжество Литовское. На юге оно подступало к Чёрному морю; на севере - почти до Балтийского; на востоке выдалось за Торопец, Вязьму и Мценск, Минск и Киев, Оршу и Смоленск, искони русские города и земли, захватили литовские князья.