Грехи дома Борджа - Сара Бауэр

В дверь осторожно постучали.

– В чем дело? – резко спросила мадонна.

– Кардинал прислал узнать, не соблаговолите ли вы отужинать с ним сегодня вечером.

– Пожалуйста, поблагодарите кардинала и передайте, что я плохо себя чувствую и отужинаю у себя.

Мы молча ждали, пока шаги не затихли.

– Не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал наш разговор, – сказала мадонна.

– Было бы интересно взглянуть на лицо герцога Эрколе, когда он прочел ваше письмо.

– Ответ последовал незамедлительно и был весьма благожелательный. Я подробно описала ему свои религиозные убеждения, интерес к стигматам, а также напомнила, что уже доказала способность произвести на свет здорового сына, – она иронично рассмеялась, – как и управлять недвижимостью от собственного имени. Упомянула о территориальных амбициях своего брата и его недавних военных успехах. Герцогу ничего не оставалось, как принять к сведению все, что я изложила в письме.

– А Чезаре?

– Он приехал, как тебе известно. Он как раз собирался присоединиться к своим войскам в осенней кампании и по дороге остановился у меня переночевать. Странно, что замкнутым людям часто свойственна театральность. Он вошел в зал моего замка при полных доспехах, с непокрытой головой, как персонаж рыцарского романа, и молча упал на колени у моих ног, после чего поцеловал край платья. Знаешь, Виоланта, я часто спрашиваю себя, не был ли это последний звук, который он слышал.

– Какой?

– Звон доспехов при падении с лошади. И не напомнил ли ему этот звон… Я понимала, что он играет. Разумеется, он не проделал весь путь из Рима при полной амуниции. Наверное, остановился недалеко от Непи, чтобы надеть латы. Но частичка души, принадлежавшая ему, ликовала оттого, что он здесь, рядом, распростерся у моих ног и его красивая шевелюра разлилась, как озеро огня. Я тоже опустилась на колени и обняла его, и на секунду мы забыли обо всем. Видимо, мы могли бы остаться там навсегда, в этой старой крепости, спрятавшись от мира, и жить лишь одной любовью.

Мне вдруг захотелось взять руки мадонны в свои, показать, что мы похожи не только внешне, но и мечтаем одинаково.

– Я увела его в свои покои, помогла снять доспехи, чтобы нам никто не мешал. Он подумал… то, что всегда думают мужчины, но я сказала «нет», мне необходимо поговорить с ним о важном деле. Сесар принялся увиливать, настаивая, что хочет принять ванну, тогда я могла бы побеседовать с ним, пока он купается, а заодно вымыть ему голову, потому что я делаю это так, как никто другой. Наполнили ванну. Сесар разделся передо мной, словно был шлюхой, а я клиентом, и его красота при свете огней, окутанная паром, чуть не разбила мне сердце, на что он и рассчитывал. Но на сей раз он меня недооценил. Итак, Сесар тянул время, принимая ванну вполне смиренно, а я мыла ему голову и высказывала то, что давно должна была сказать. Что он зашел слишком далеко, убив Альфонсо, и как бы сильно мы ни любили друг друга, впредь не должны позволять, чтобы нами двигала страсть. Мы должны думать о Джованни, только о Джованни. Я сообщила, что знаю о том, как он с понтификом обсуждал возможность моего следующего брака с Альфонсо д'Эсте, поэтому сама написала герцогу и заверила его, что во мне он найдет набожную и преданную невестку, для которой воля мужа всегда будет важнее воли отца или брата. Также намекнула в письме, что мое присутствие в Ферраре умерит аппетиты брата на эту территорию, поскольку Феррара при данных обстоятельствах станет его союзником. Я сказала Сесару, что он должен продолжать строить свое государство и мое присутствие в Ферраре укрепит его северную границу и удержит Венецию от вмешательства в его дела до тех пор, пока он не соберет силы, чтобы подчинить ее себе. Однажды наш сын станет королем Италии. Сесара начала бить дрожь. Когда он вышел из ванны, я завернула его в полотенце, будто ребенка, убеждая себя, что его тело под тканью ничего для меня не значит. Я пыталась сделать свое сердце таким же твердым, как те старые камни, что давали нам приют, но у меня не получилось. Думала, что заставлю его тут же уйти, но не устояла перед отмытой дочиста кожей, пахнущей мылом. Поэтому мы… а потом я расчесывала ему волосы, и они сохли у огня, пока не наступила ночь. Когда я проснулась на следующее утро, Сесара уже не было, значит, он все понял. Впредь нам нельзя было думать о нас, лишь о Джованни и том государстве, которое мы для него построим. Теперь ты понимаешь, почему я так разозлилась из-за Урбино? Он действовал опрометчиво, поставив под угрозу наше благополучие. Этим поступком он предал нашу любовь, высмеял все, чем я пожертвовала ради него.

Я молча смотрела на мадонну. Была в этом откровении доля иронии – надо же, великий Валентино, гроза итальянских тиранов и женщин, отдал свое сердце и смиренно подчинился младшей сестренке? Однако ее власть над Чезаре вызвала во мне благоговейный страх. Я перебирала письма, размышляя, следует ли мне считать себя польщенной доверием или обиженной ее полным пренебрежением к моим чувствам.

Рука наткнулась на грубый лоскут, вырезанный из простыни, на котором было выведено чернилами цвета кирпичной пыли несколько слов, заставивших меня принять решение:

Пио рассказывает, что Джироламо проявляет характер и острый ум. Держи его при себе, Лючия, не позволяй ему забывать, что мой наследник – Джованни .

Теперь у меня остался только сын, единственное подтверждение того, что было между мной и Чезаре, без посредничества и манипуляций донны Лукреции. Так почему он должен, подобно мне, прожить жизнь на вторых ролях? Я заберу его у дона Альберто и уеду далеко, где имя Борджа ничего не означает. Анджела поможет мне, а донна Лукреция убедится, что это даже к лучшему. У Джованни не останется соперников, претендующих на отцовское наследство.

Я нашла Анджелу в нашей старой комнате в обществе служанки. Они паковали вещи, готовясь к возвращению в Сассуоло. Когда я вошла, она обернулась, прижимая к себе лиф в черно-белую полоску, который я привезла из Непи.

– Дорогая, можно я возьму его себе? Он будет так хорошо смотреться, если… – Слова замерли у нее на языке, стоило ей взглянуть мне в лицо. Отпустив служанку, Анджела произнесла: – Теперь ты знаешь? Она рассказала. А я все думала, когда же она решится… Иди сюда, присядь. Для тебя это так ужасно.

Я стряхнула руку, дергавшую меня за рукав.

– Нет времени. Она ждет, что я приведу Джованни, пока его не уложили спать.

Анджела была ошеломлена, лицо ее побледнело и обострилось при свете свечей, которые чуть не погасли от моего стремительного прихода. Я посмотрела на открытые сундуки и ящики, разбросанные по всей комнате.

– Она ведь ему ничего не скажет?

– Разумеется. Он для нее просто очередной предлог поговорить о Чезаре.

– Ты расстроена. Не торопись. Уверена, при данных обстоятельствах тебе простится, если Джованни ляжет спать позднее.

– Только не пытайся быть добренькой. С этим ты немного опоздала. Ты знала о… них, Чезаре и… Почему ты ничего мне не сообщила? Какая же ты подруга? – Образ Джулио с упавшей на изуродованное лицо светлой прядью, видимо, послужил мне ответом.

– Я пыталась! – крикнула Анджела. – Пыталась тысячу раз, но ты никогда меня не слушала. Была слепой, как тот отвратительный старый пес, во всем, что касалось Чезаре.

– Что ж, теперь я тебя слушаю. Помоги мне вернуть Джироламо. Подскажи, как это сделать, и больше никогда никого из вас я не побеспокою.

С тем же успехом я могла бы попросить ее выкрасть драгоценности мадонны или соблазнить дона Альфонсо.

– Да она убьет тебя, прежде чем позволит забрать его. Ты же не думаешь, что со смертью Чезаре мадонна откажется от своих амбиций на его счет? Отныне она лишь крепче привяжет к себе этих двух мальчишек. У тебя остается одна возможность видеть Джироламо – делать вид, будто ничего не изменилось.

– Нет. Я увезу его. В любом случае она заинтересована в Джованни. Мы с Джироламо просто… исчезнем. – Я вспомнила о письме Гидеона и внезапно сообразила, почему хранила его, несмотря на дерзкий тон и риск. – У меня есть план.

Анджела по-театральному закрыла уши руками.

– Ничего не говори. Не хочу ничего знать.

– Конечно, не хочешь. И никогда не хотела. Доброго тебе пути. Я лягу спать в детской, поэтому утром до твоего отъезда мы не увидимся.

«Следуй за любовью». Даже если этот путь ведет к сомнительным компромиссам, секретам и лжи. И все же как можно следовать за ней, переступив грань, за которой перестаешь быть человеком, ценящим эту любовь? Мариам так и не поняла, прожив скромную жизнь в комнате для прислуги с земляным полом и скудной обстановкой, что любовь требует прежде всего быть правдивым с самим собой.

Эпилог Папантла, День искупления, 5281

Сегодня утром мои тюремщики наконец решили, что ничем не рискуют, сняв с меня цепи. Я был прикован к стене с тех пор, как меня сюда привезли – пять или шесть дней назад. Не сойти с ума от боли и неподвижности помогли мне воспоминания о Рождестве, что я провел в Чезене, когда, полный сил, странствовал по горным деревушкам инкогнито и везде бился на кулаках, танцевал, без меры пил их жуткий алкоголь и трахал пышных женщин. Я был счастлив, Лючия, просто безмерно счастлив. Почему? Потому что никто не догадывался, кто я такой.