Перехваченные письма - Анатолий Вишневский

18 мая 1941

Милая тетя Ирина. Мы учимся танцовать и очень хорошо, но нужно далеко ходить в школу… Мы идем с одними детьми и у нас имеюца башмокi чтоб становица на пвантах и я ходил в нашем доме. В четверг мы пайдем в школу учится танцовать и наденем их в школе… У нас уже имеюца питухи и очень много васильков и Маргаритков и было очень много фиялок и я и Машенька надеемся что у нас будет много роз. Сергей Ивануч Шуршун помог нам капать и мы дакопали и мы сняли поле и его скоро дакапаим. Мы уже ходили в лес за сучьями, и Машенька тосчила сучи, а я слидил, чтоб нас не паймали а на поли мы зделали скамейку из кусков земли. Спроси Илюшу понравились те гуси, которыя тятенька привез а мы когда приедем тоже привезем иму какуйни буть игрушку. Ни гавари Илюши что я пишу что мы ему привезем игрушку эта иму падарок.

Мы мами написали письмо и мама иво взела и я был очень рад, что его забрала. И Борис начал писать письмо, но не докончил… Кавказки пленик мне нравица и румянай зарею и казача колыбельня песня и еще сказка о царе Салтане и о мертвой царевне и о семи богатыри… Я буду солдатом и буду тебя защищать. Мы в этом году ели клубнику и вишни и было очень вкусно. Мы сабераемся ехать в Расию, и там нам будет очень весело. Я учился по французки. Целую тебя и поцелуй Илюшу и дядю Александра.

Приписка рукой Н. Татищева: Это письмо совершенно самостоятельно, тогда как раньше Степану всегда помогали. Здесь ни одного указания, как писать, он не получил.

10 июня 1941

Милая тетя Ирина. У нас теперь очень много роз и они очень хорошо пахнут. Мы заказали крест для маминой могилы, он в Санженевьев, но мы его не поставили, потому что на него положили лак и он должен две недели сохнуть.

5 июля 1941

Милая тетя Ирина. Завтра воскресение, мы идем на магилу и поставим новый крест. Когда ж ты приедишь к нам пасматреть на мамину магилу, ты ее не узнаешь, потому что там будет стоять новый крест.

Бетти Шрайбман — Николаю Татищеву

Без даты

Тятенька мой милый, мой родной, грустно мне, когда я остаюсь одна, да все не знала, почему. Но сегодня утром, помолившись, как всегда, за обыденной работой мне вдруг стало ясно, почему мне грустно. Милый мой, если я тебе скажу, у тебя немедленно будет ласковый ответ «нет», а потому лучше прочти внимательно и подумай.

Сегодня до моего сознания ясно дошло, что я тебе не чета, я тебя размагничиваю и способна превратить тебя в такое же обыденное существо, какое я есть сама. И вот теперь, когда я это окончательно поняла, Тятенька, мой крошечный котенок, не оспаривай, а подумай, не лучше ли нам сейчас же разойтись по разным квартирам.

Я твоих детей не покину, да и мои они уже, я буду о тебе заботиться, и даже если я и впредь буду тебе нравиться как женщина, на самом деле, то я к твоим услугам, когда тебе нужно будет, а на каждый день лучше оставаться тебе в твоей комнате, где Динушкин дух тебя оберегает и тебе советы может давать, и где ты сможешь работать, ибо ты должен работать и спать спокойно.

Не сердись, Тятенька, мой родной ребенок, что я предпочла написать тебе, вместо того, чтобы поговорить на сей счет, но не хочу я заставлять тебя кривить душою по твоей большой доброте ко мне.

Я же буду по-прежнему молиться о благе для тебя. Будь здоров и счастлив, мой котенок родной. Благодарю тебя за все, что ты сделал по сию минуту для меня.

Бетя.

Борис Татищев — Илюше Короткову

3 августа 1942

Милый Илюша. Поздравляю тебя с именинами. Очень соскучился по тебе, Степан, Бетя и Тятя тоже… Я уже пишу мои сны, но я их не написал тебе, потому что они очень длинные, и напишу один из них в следующем письме, когда я его напишу. Целую тебя, поцелуй дядю Александра и тетю Ирину. Борис.

Степан Татищев — Ирине Коротковой

5 августа 1942

Я немного помогаю тети Бети в огороде, а теперь мы неходим на поле. В воскресенье тетя Бетя пошла на поле, но была плохая погода и мы остались с бабушкой дома… Целую тебя и Илюшу и дядю Александра. Степан Татищев.

Записная книжка Николая Татищева

6 августа 1942

Бетти диктует во сне (Запись разговоров во сне Бетти).

Родись мы оба в один день, нам было бы не так радостно встретиться.

Жизнь — очень сложная арифметическая задача для тех, которые не умеют читать задачи, но для тех, кто понимает с первого раза, что прочел, для тех эта задача сразу решена: 1–1+1=1 (все равно, какой 1 впереди, какой после, какой плюс, какой минус, какое равняется).

Тебе сию задачу нетрудно решить, как ее давно решили. Ты и сам ее понял и объяснил, тебе повезло, но не думай, что все люди на свете понимают, как ты понял. Ты малое дитя. Дина тоже все поняла (так же, как и я, серая, хотя она умная, а я нет, мы поняли одинаково).

Из воспоминаний протоиерея Бориса Старка

Одна из сестер покойной Дины была схвачена немцами и погибла в лагерях смерти. Что стало с другой — не знаю. Последнюю встречу с погибшей Бетси я хорошо помню. Я был у них, она вышла проводить меня в коридор. Попросила благословить, так как знала, что положение очень опасное. Немцы вылавливали евреев. Я благословил ее и больше не видел. Через несколько дней ее забрали навсегда.

Из воспоминаний Бориса Татищева

Мы шли в булочную La Fraternelle по дороге, которая ведет в Малабри. Тогда мне казалось, что булочная находится далеко от дома. Бетя сказала: «Я скоро уеду. Меня заберут». Я ей не поверил, это казалось мне невероятным. И с какой стати, если она не сделала ничего плохого? Но она была в этом уверена. Все говорят, сказала она, что людей забирают.

Как-то утром два французских полицейских в штатском позвонили в дверь. Я думаю, что это были полицейские из комиссариата в Со. Они пришли арестовать Бетю. Мой отец сказал, что она больна и не может никуда идти (так я понял тогда; много позднее я узнал, что Бетя ждала ребенка). Один из полицейских пошел к телефону. Затем он вернулся и объявил, что это ничего не меняет, — Бетя должна следовать за ними.

Она собрала кое-какие вещи, попрощалась со всеми нами, задержалась этажом ниже, чтобы попрощаться с соседями, и ушла с полицейскими.

Несколько дней спустя на нашем балконе, выходившем во двор, я обнаружил идущий вниз провод, с помощью которого можно было спуститься на один этаж, на балкон к соседям. Им никто никогда не воспользовался.

Глава 3

ДУХ и плоть

Из воспоминаний Мишеля Карского

Мой отец происходил из «ассимилировавшейся» семьи, моя мать также стремилась к ассимиляции, особенно после войны. Мне кажется, что сначала желтую звезду носила только она, а потом и отец пошел в комиссариат получить свою — для того, чтобы разделить судьбу жены. Но некоторое время спустя, в связи с какой-то brimade[262], отец отправился в тот же комиссариат и вернул им звезду. Ему повезло, он попал на полицейского, который, будучи то ли терпимым, то ли слишком вялым, а может быть и тайным участником Сопротивления, не задержал его.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});