Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда - Эндрю Скотт Берг

«Да это и не так важно. Наша любовь жила в глазах. Я появилась в его жизни, когда та его уже порядком утомила, и он проявил глубокий интерес к моей судьбе… Сияние его гения зажгло пламя в моей голове», – заявила он сорок лет спустя.

Год за годом она продолжала писать поэзию и прозу. Ничто из этого не было опубликовано, если не считать мелких изданий за ее счет. И все же она упорно трудилась, потому что Макс «верил» в ее талант. И эта вера была более чем взаимной.

«С того дня, как я повстречала Макса, мы влюбились друг в друга, – признавалась она. – И более я уже не делила ложе с мужем. Это было бы нечестно по отношению к Максу».

В феврале 1943 года Перкинс побывал на свадьбе у Скотти Фицджеральд. Он же и оплатил церемонию совместно с Гарольдом Обером, который был посаженным отцом Скотти и отдавал ее замуж за младшего лейтенанта Сэмюэла Ланахена. Когда Скотти подошла к алтарю в церкви Святого Игнатия Лойолы в Нью-Йорке, Перкинс заметил, что она стала очень похожа на Зельду двадцать пять лет назад. «Она не была столь же красивой и все же выглядела лучше, чем сама Зельда», – написал Макс Хемингуэю.

Мать невесты не смогла посетить свадьбу, так как из патриотических побуждений поступила на работу в Монтгомери, где училась на машинистку (и вскоре была уволена). Она поблагодарила Макса за письмо, в котором он подробно расписал церемонию. Оно разбудило ее собственные воспоминания о «затухающей весне много лет назад, когда мы со Скоттом также поженились благодаря твоей дружеской поддержке».

Через несколько месяцев она написала ему снова:

«Я исполняю множество глупых реверансов в адрес своего прошлого и с нетерпением жду Судного дня», – мечтательно писала она.

Максу было шестьдесят. Он как-то провел несколько дней, читая свою переписку со Скоттом Фицджеральдом. Это было увлекательно и трогательно. Эдмунд Уилсон хотел использовать некоторые из писем в своей фицджеральдиане, центром которой стало бы «Крушение». Scribners не опубликовало ее, потому что Макс заверял, будто Скотт не хотел бы, чтобы вся эта мрачность воплотилась в книгу. Тем не менее он дал согласие на то, чтобы книга вышла в другом издательстве, по тем же причинам, по которым соглашался на нечастные запросы включить Фрэнсиса Скотта Фицджеральда в различные сборники. Он хотел сделать все возможное, чтобы сохранить жизнь его репутации великого писателя.

Другим автором, которого перечитывал Перкинс, стал Томас Вулф. Когда приблизилось Рождество 1943 года, он написал сестре Вулфа Мейбел: «Я постоянно много думаю о Томе в это время года и вспоминаю старые деньки, когда мы могли ожидать, что он заскочит к нам в офис в любой момент».

А уже дома, поздней ночью, Макс сосредоточенно перечитывал любимые эпизоды из романа «О времени и о реке». Томас Вулф умер пять лет назад, но его литературная репутация неуклонно росла. Перкинс замечал, что даже об известном авторе забывают вскоре после смерти. С Вулфом все было наоборот, и дела, связанные с его литературным наследством, все еще отнимали у Перкинса много времени. Элин Бернштайн, которая в то время жила в МаунтКиско, Нью-Йорк, узнала, что Уильям Б. Уисдом, друг Вулфа из Нового Орлеана, собирался купить все его документы и записи. Она была расстроена, потому что в них должны были попасть и ее письма.

«В этом нет необходимости, – писала она Перкинсу в середине 1943 года. – И я думаю, что не ошибусь, если скажу, что мне стоило сообщить об этом. Это единственное из сделанного вами на моей памяти, чему не хватает справедливости или того, что я считаю справедливостью».

Содержимое ее писем, то есть слова на бумаге, принадлежали ей. И никто не мог опубликовать их без ее разрешения, но сами бумаги находились в распоряжении Вулфа и после его смерти стали частью его наследства. Перкинс объяснил миссис Бернштайн:

«Моей обязанностью было продать все, что я мог, для финансовой выгоды».

Перкинс был не столько заинтересован в деньгах, сколько в возможности сделать записи Вулфа доступными для писателей и исследователей. Он считал это жизненно необходимым для репутации любого значительного писателя. И это было меньшее, что можно сделать для Томаса Вулфа, которого, как говорил Перкинс, всегда будут читать, потому что «всегда будет существовать новое поколение “взрослых детей”, готовых изучать его и наслаждаться им».

Уильям Б. Уисдом собирал сочинения Вулфа много лет. Он планировал установить ему памятник в Гарварде – собрать коллекцию материалов Вулфа, которые он мог достать, включая, как он надеялся, и страстные любовные письма Вулфа и миссис Бернштайн. В этих письмах были собраны их самые сладкие и горькие чувства. Одной из наиболее запоминающихся, вычитанных им цитат была, например, следующая: «Моя полногрудая, среброволосая еврейская сучка, я люблю вонь твоих сливовых подмышек».

В июне 1943 года Элин написала Перкинсу:

«Осмелюсь сказать, что в будущем я могу смириться с мыслью о продаже моих писем к Тому, но пока что это не так, даже несмотря на то, что это законно. Все это – шок для меня, но на деле значит невероятно мало в сравнении с человеческим горем, царящим сейчас на земле. Итак, я объявляю конец этого дела. Хотя я всегда ношу в себе боль того, что наши с Томом отношения так и не прояснились, пока он был жив. Вероятно, этого бы и не случилось. В них было так много всего, это длилось так долго, то время было великолепным, и даже в конце в глубине души он знал, что мы значили друг для друга».

Позже Перкинс попросил миссис Бернштайн отдать в коллекцию и ее письма к Тому. Она согласилась, но не захотела просто так отдавать их Уисдому, который, как она считала, пытается извлечь материальную выгоду из бумаг Вулфа. После нескольких лет переговоров Уисдом смог приобрести коллекцию. Миссис Бернштайн потребовала, чтобы каждая копейка из предназначенных для нее денег была перечислена в еврейские благотворительные организации. Она объяснила это условие Максу тем, что «это будет возмездием за все те оскорбления в адрес евреев, которые Том бросал мне».

Тем летом Перкинс увидел экранизацию романа «По ком звонит колокол». Он был в восторге, когда узнал, что главную роль играет Гэри Купер. Этот актер нравился Перкинсу очень сильно, Макс дважды смотрел фильм «Сержант Йорк» с его участием. Правда, после просмотра экранизации Макс отметил некую ограниченность своего любимого актера и обстановки в целом. Он написал Ивену Шипмену:[283]

«Конечно, Гэри Купер был в своем репертуаре – что хорошо, но он не Роберт и даже близко на него не похож. Частично виной всему субъективная сторона истории, или вся история в целом была потеряна. Возможно, это было необходимо».

Единственный кинофильм, к которому Перкинс проявлял интерес, была лента «Атака легкой бригады». Он не хотел смотреть весь фильм, только саму атаку. Макс уговорил дочь Пэгги сходить с ним в кинотеатр. Он разместил ее так, чтобы она могла одновременно видеть и экран, и своего отца, стоящего в фойе. Они ждали кульминации полтора часа. Когда Пэгги увидела, что Эррол Флинн готов возглавить атаку, подала знак. Перкинс пересек фойе и встал в проходе, наблюдая за маневрами подразделения. После этого Макс и его дочь спешно удалились.

Эрнест Хемингуэй провел на Кубе лучшую часть прошлого года, «занимаясь… чем бы он там ни занимался». Макс написал Ивену Шипмену:

«Старик был занят, патрулируя на своей лодке местные воды в поисках немецких субмарин».

Хэм говорил, что это важная работа, и не мог писать, пока продолжается война. Перкинс готов был поверить в его презумпцию невиновности, но знал, что здесь было и нечто другое. Марта Геллхорн-Хемингуэй только недавно отправила Максу роман, который Scribners решило опубликовать. Все три года брака она провела в путешествиях и написании статей для «Collier’s».

«Когда мы вернулись домой из плавания, Марта подумала, что папа продолжит писать, – вспоминал младший сын Хемингуэя Грегори. – Тот ответил ей: “Теперь ты в нашей семье писатель, Марти”». И он говорил совершенно и абсолютно серьезно!.. Вначале Марти была польщена, затем – удивлена, а после почувствовала отвращение. Помощь в ее карьере – это хорошо, но то, что самый известный американский писатель собирался уйти на покой в возрасте сорока четырех лет, через два года после завершения “По ком звонит колокол”, было немыслимо даже для такого первопроходца в борьбе за права женщин, как Марти».

Ей стало интересно, куда испарился боевой дух, который около шести лет назад привел Хемингуэя в Испанию. Уже ходили слухи о том, что они с Эрнестом отдалились друг от друга. Пока он бороздил океан, она отправилась в Англию как военный корреспондент. Эрнесту это показалось признаком, что она отвернулась от него. Он написал Перкинсу, что ему «чертовски одиноко» и «чертовски хочется снова писать».