Мифы преступного мира - Игорь Михайлович Мацкевич

и приподнял меня довольно высоко от земли, легко, как маленькую собачку. Конечно, только благодаря этой телесной силе и своему вышеописанному образу жизни, он был в состоянии преодолеть тяжкую болезнь, которою страдал в последнее время. Затем я последовал за ним в его рабочий кабинет, где меня ожидал совершенный сюрприз… Его рабочий кабинет оказался бедной сводчатой кельей, настоящей норой без малейших украшений, кроме небольшого числа самых необходимых книг, помещавшихся в стенных нишах этого убежища… Я видел совершенную невозможность говорить с ним, не раздражая его, о некоторых предметах и особенно о том, что у меня больше всего лежало на сердце, — убеждать его, например, в справедливости теории “прирожденных преступников”, которую он упрямо отрицал, хотя он, как и я, лично видел такие типы и описывал их. Но тут между нами возвышалась духовная стена, которая мешала нам понимать друг друга. Стена эта заключалась в его изумительном утверждении, что ни моя, ни прочие теории уголовного права не объяснили еще, на чем человеческие общества основывают свое право наказывать преступника… Он оставался глухим ко всем доводам, насупливал свои страшные брови, метал на меня грозные молнии из своих глубоко сидящих глаз и, наконец, произнес: “Все это бред! Всякое наказание преступно!” Несколько месяцев после этого я, читая его “Воскресение”, находил там фактические доказательства тому, что я напрасно надрывал свои легкие».

А вот как об этой встрече рассказывали «Русские ведомости» от 18 августа 1897 года № 227: «Профессор Ломброзо — один из самых ревностных почитателей графа Л.Н. Толстого. Он знаком со всеми его произведениями, которые почти все переведены на итальянский язык (в том числе и такие, которые не изданы в России). Почитание великого русского писателя не ослабляется тем, что граф Толстой не разделяет многих воззрений Ломброзо и относится к ним даже враждебно, а равно и тем, что Ломброзо видит в Льве Николаевиче гениального, но несколько парадоксального мыслителя, как он это и высказал в своей книге о гениальных людях, хотя в то же время и решительно протестует против характеристики Толстого, сделанной его приятелем Максом Нордау[23]. Поездка в Ясную Поляну к графу Л. Н. Толстому оказалась для Ломброзо не вполне удачной в том отношении, что он застал в доме тиф, поразивший одну из дочерей графа. Это обстоятельство, конечно, не могло не отразиться на отношении к гостю, который провел, впрочем, сутки в Ясной Поляне и мог видеться и говорить с графом. Впечатление, которое Лев Николаевич произвел на Ломброзо, было самое благоприятное; итальянский психиатр нашел его бодрым, здоровым, крепким и, шутя, заметил ему, что граф мог бы быть его сыном, хотя Ломброзо всего 61 год, а графу за 70. Вынужденный отказаться в последние годы от работ в поле, колки дров и других более тяжелых занятий, граф посвящает все-таки ежедневно 3–4 часа на писание, следит за литературой, а в свободное время упражняется в лаун-теннис, ездит верхом или на велосипеде и купается. “Он свободно плавает полчаса, тогда как я не выдержу более 10 минут”, — заметил Ломброзо. Граф занят теперь большим трудом об искусстве, его значении и задачах. Вообще же Лев Николаевич, по выражению Ломброзо, облекся в броню недоступности перед интервьюировавшим его психиатром и только отчасти мог удовлетворить любопытство последнего. Ломброзо, впрочем, был уже доволен тем, что ему удалось видеть знаменитого русского писателя в его сельской обстановке и хотя немного побеседовать с ним о некоторых вопросах искусства и жизни».

В своем дневнике от 15 августа 1897 года Толстой отметил: «Был Ломброзо, ограниченный, наивный старичок». В письме к А. К. Чертковой он тогда же дал ему такую практически аналогичную характеристику: «Малоинтересный человек, не полный человек».

В 1906 году Ломброзо стал профессором уголовной антропологии Туринского университета. Это назначение было как бы внешней оценкой заслуг Ломброзо перед обществом, которое он одновременно идеализировал, но в позитивные возможности которого не верил.

Умер Чезаре Ломброзо в Турине 19 октября 1909 года в возрасте 74 лет. Похоронен на местном муниципальном кладбище. На его могиле находится мемориальная доска.

Итак, Ломброзо настаивал, что есть прирожденные преступники. Но возникает вопрос, приближает ли нас эта теория хотя бы на шаг к разгадке главного вопроса криминологии и существования человеческой цивилизации — почему одни люди совершают преступления, а другие все-таки нет? Рискну предположить, что даже среди тех лиц, которые как бы маниакально предрасположены к совершению тяжких преступлений, найдется немало людей, которые никогда в силу разных причин не совершат насилия над другими людьми. Почему они этого не сделают — не менее сложный вопрос, чем тот, который стоит вначале. Наверное, играют роль сдерживающие социальные факторы, в том числе страх перед уголовным наказанием и общественным осуждением. Но только ли это?

Может быть, мы приблизимся к ответу на поставленные вопросы, если обратимся к психологам. Так, В.Н. Курташев не видит принципиальной разницы в механизме поведения человека, будь он преступником или законопослушным гражданином. Во-первых, психический (социальнопсихологический) механизм с формальной точки зрения является одинаковым как для правомерной, так и для правонарушительной деятельности. Разными могут быть их содержательные свойства и элементы, структуры форм выражения и функционирования. Во-вторых, психический механизм юридической деятельности (поведения) людей в правовой системе общества включает следующие блоки: а) сбор и обработку фактической и правовой информации; б) мотивационный; в) программно-целевой (включая прогнозы); г) энергетический (внимание, воля); д) личный опыт (способности и мастерство); е) оценочный; ж) блок принятия рационального решения и его реализации. В-третьих, изучение указанных блоков позволяет выявить соответствующие дефекты и погрешности в механизме поведения и может быть положено в основу целенаправленного воздействия на отдельные стороны и параметры правового поведения путем соответствующей организации осознанного и подсознательного регулирования деятельности людей, их коллективов и организаций[24].

Таким образом, выходит, что личности криминального типа не существует. Все дело в социальной организации общественного бытия. Чем оно выше, тем ниже уровень преступности. Но тут же возникает другой вопрос — почему же даже при самом высоком уровне организации человеческого сообщества преступления все-таки совершаются? И наступит ли когда-нибудь такая организация общества, при которой преступления сведутся к эксцессам, как об этом говорил В.И. Ленин и другие марксисты?[25] Помню, как на экзамене в конце 1980-х годов строгий профессор спросил меня, что нужно сделать, чтобы люди перестали воровать. Я пустился в долгие размышления, пытаясь объяснить сложную структуру формирования преступного поведения, но был остановлен заявлением экзаменатора, что я слишком все усложняю. В обществе, в котором будет изобилие товаров, не будет необходимости в воровстве. Разумеется,