Знак Берендея. Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий

— Да от того же, от чего и тебя. От одиночества, — грустно мяукнула Бася. — При всей своей внешней простоте, весёлости и бесшабашности, наш Ваня глубоко одинокий человек. И очень от этого страдает.

— Правда? Если честно, не заметил.

— Он давно привык это скрывать. Поверишь ли, вы с Мидавэлем стали первыми настоящими друзьями в его жизни.

Если честно, это заявление меня порядком ошарашило. Разумеется, я не поверил.

— Да быть того не может! Чтобы у парня, выросшего на селе, и вдруг не было друзей или приятелей? Так не бывает!

— К сожалению, бывает, — вздохнув, сказала кошка. — Селяне у нас люди тёмные. А Ваня коваль, причём коваль потомственный. От того все его беды.

— Ну и что с того, что коваль? Не вижу здесь связи.

— А она есть. Причём самая прямая: боится простой народ кузнецов. Боится за их власть над огнём да железом. В коварстве и колдовстве чёрном подозревает. А Дурак-то наш, сам знаешь, при случае и взаправду колдонуть может. Потому-то и один с самого детства, ни друзей, ни приятелей. Запрещали селяне отпрыскам своим с кузнецовым сыном водиться. Сторонились его. А ведь недаром говорят, что самая крепкая дружба всегда корнями в детство уходит.

Вот оно как! Тогда понятно, почему в Брутовке Ваня лишь быстренько проведал маму, а после целые сутки безвылазно просидел с нами в гостевой избе тётушки Луносветы. Не к кому ему было пойти.

Мне стало грустно.

— Потому и на тракт, проситься к обозникам, Иван пошёл один, — продолжала Бася. — И это притом, что в охрану издавна принято наниматься целой ватагой. Собираются хлопцы с одного села, и вперёд, за приключениями. Вместе и веселее, и спина в бою прикрыта. Одиночкам купцы всегда отказывают. Кстати, — словно очнулась киса. — А зачем мы сюда пришли?

— А вот за этим, — выдвинув из-под лавки дорожную сумку, я вытащил свитер. — Ваня попросил, будем Блестину утеплять. Идём, там нас уже заждались.

Мы поспешили обратно в трактир.

На ступенях Бася остановилась и подняла на меня глаза.

— Знаешь, Сеня, эльфийский мёд самые потаённые закоулки души раскрывает. Ночью, когда ты уснул, Ивана словно прорвало. Он выложил нам с Блаблом всё, что наболело. И поверь, ему сейчас очень нелегко. Только-только нашёл друзей, а уже пора расставаться. Думаю, Блестинка боль эту сразу почуяла, потому-то и на свидание согласилась. Чтобы спасти добра молодца, уберечь от одиночества. Так что нельзя Дураку её упускать! Никак нельзя! Ты уж намекни ему, по-дружески! — И киса, задрав хвост, ­шмыгнула в зал.

Я задумчиво посмотрел ей вслед. Да, мне прекрасно известно, что такое одиночество. Здесь, в чужом мире, оно ощущается особенно остро. В отличие от Дурака, у меня друзья были, но сейчас они очень и очень далеко. И, чего греха таить, отдаляться мы начали задолго до моего ухода в Навь. Общих интересов практически не осталось. У друзей давно семьи, дети, и одинокий холостяк стал им попросту не нужен. Грустно, конечно, но это жизнь.

Эх, где бы мне найти свою берегиню?..

Подавив горестный вздох, я вошёл в трактир и тут же приободрился: в помещении вкусно пахло свежей выпечкой. Источником божественного аромата служила распахнутая дверь кухни и громадное блюдо с пирогами в могучих руках Блабла. Что ж, тоска приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Как мудро говорил Ваня, погрустить можно и попозже, перед сном.

Заметив меня, гном обрадовался.

— О, Арсений, привет! — Воскликнул он, водружая пироги на столик перед Иваном и Блестиной. — Присоединяйся, здесь на всех хватит! Скоро и самовар поспеет, чаю душистого заварим. На травах, с мёдом.

— Отлично, — довольно потёр руки я. — С чем пирожки?

— А с едой, — ухмыльнулся в усы Блабл. — На любой вкус! Есть и солёные, и сладкие, и даже с рыбой.

Любопытный Ваня тут же схватил самый верхний пирог и разломил пополам.

— О, мой любимый, с вермишелью! — Довольно крякнул он и протянул половинку Блестине. — Попробуй-ка!

— Да погоди ты, — осадила его Бася. — Дай девочке привести себя в порядок. Сеня?

— Прошу! — Я расправил свитер и протянул берегине. — Только обязан предупредить: чистая шерсть, будет колоться.

— Благодарю, — мягко улыбнулась девушка. — Ты за меня не волнуйся. Поверь, после этого, — она со звоном тряхнула кольчугой, — уже ничего не страшно. Главное, чтобы тепло было.

Взяв у Ивана ключ от комнаты, она осторожно положила спящего Пузю на лавочку и грациозно удалилась на второй этаж. Я, Ваня и даже Блабл заворожено уставились ей вслед.

Неизвестно, сколько мы просидели бы, тупо пялясь на лестницу, если бы не Бася.

— Сеня, — просипела вдруг она, осторожно тронув меня лапкой. — Сеня, окно…

Что-то в голосе кисы заставило меня вскочить и резко обернуться. Рядом тихо черзыхнулся гном, испуганно ахнул Дурак и сдавленно квакнул Пузя.

И было от чего!

Там, за окном, замер в мертвенном призрачном сиянии герой моего кошмара — жуткий безголовый всадник на огромном угольно-чёрном коне.

Зажатая подмышкой голова его, похожая на кусок заплесневелого сыра, насмешливо изучала нас, растянув беззубый рот в отвратительной усмешке.

— Дюллахан, — прошептала Бася, дрожа от ужаса.

— Он самый! К вашим услугам, — пронзительно проскрипела голова, осклабившись ещё гаже.

Чёрные глаза её забегали по лицу, словно жирные мухи. От этого мерзкого зрелища меня чуть не стошнило.

— Чего тебе надобно, демон? — Сурово спросил Блабл.

— О, самую малость, мой благородный гном! Извини, не ведаю твоего имени, — издевательски фыркнул всадник, помахивая костлявым кнутом.

— Я… — Начал было Блабл, но яростное кошачье шипение оборвало его на полуслове.

— Молчи! — Рыкнула Бася, вспрыгнув на стол и выгнув спину дугой. — Это же завалгалльский демон смерти! Стоит ему произнести твоё имя — и всё, ты мертвец!

— Верно, — разочарованно буркнул всадник, но тут же снова ухмыльнулся. — Дрожите, смертные, и бойтесь! Молитесь всем своим богам! Сегодня же один из вас покинет этот мир навечно.

— Да? А кто именно? — Спросил Ваня. Он уже оправился от первого испуга, и теперь с жадным любопытством разглядывал безголовое чудовище. — Самый умный? Или самый красивый?

— Я послан за одним из вас, и заберу его с собою, — замогильным голосом проговорила голова, грубо проигнорировав вопрос