Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - Лео Перуц

В первый момент, когда я услышал шепот, мне, естественно, представилось, что в комнате есть еще кто-то. Я подумал о Дононе или одном из гессенских офицеров. А может быть — фельдшер? Но с чего бы они стали говорить с Салиньяком в темноте? Мои глаза напряженно искали фигуру человека во тьме — я разглядел очертания стола, стула, на спинке которого висел плащ Эглофштейна, обоих дубовых сундуков, в которых хранилась документация, столик в углу, где стояли серебряный полевой сервиз адъютанта и глиняный умывальный тазик, и теневую фигуру Салиньяка в середине, но больше никого не было… ни офицера, ни фельдшера…

Несмотря на усталость, во мне пробудилось острое любопытство. С кем же таким напористым тоном шепчется Салиньяк? И где этот загадочный другой? Я зажмурил глаза, чтобы сосредоточенно слушать. Но все равно расслышал не все: ветер скрипел внизу входной дверью, стучал в стекла мокрым снегом. Огонь в печке слабо освещал часть комнаты, распространяя тепло, отчего у меня не проходила невольная сонливость. Я немного отодвинулся от печи, подпер голову руками и, может быть, несколько секунд и вправду был в полудремоте: но тихий смешок Салиньяка окончательно возбудил мои нервы.

Салиньяк смеялся. Нет, это был не радостный смех. В нем слышалось другое — может, ненависть, упрямство, презрение, а скорее, отчаяние, не страх, а злобное отчаяние, издевка. Нет, такого смеха я не слыхал, я понимал его не лучше, чем слова, которые бормотал Салиньяк в пространство:

— Ты опять зовешь меня? Нет, благостный! Я ни на что не надеюсь! Нет, премудрый! Нет, милосердный! Слишком часто ты меня обманывал…

Я прижался к стене и, затаив дыхание, ловил его слова. А Салиньяк продолжал:

— Снова ты хочешь одурачить меня лживой надеждой, опять разочаровать и увидеть в убожестве и отчаянии. Я знаю твою ужасную волю. Нет, праведный, ты всю вечность наслаждаешься местью, — я тебе не верю, ты ничего не забудешь!

Он умолк и, казалось, слышал какой-то голос, исходящий, верно, из шума дождя и стуков ветра. Потом медленно шагнул вперед.

— Ты велишь? Я еще должен тебе подчиняться. Ты хочешь этого? Да, я пойду. Но знай, что путем, каким ты меня шлешь, я пройду ради другого, того, кто могущественнее тебя!

Он молча прислушался к кому-то из темноты, и я не знаю, из каких глубин или с каких высот он получил ответ, ибо я не слыхал ни звука.

И вдруг он выпрямился и бросил во тьму:

— Твой голос — бурный ветер! Но я не боюсь тебя. Тот, кому я служу, имеет львиную пасть, его голос грянет из тысяч бездн над кровавыми полями земли!

Огонь в печи вдруг вспыхнул ярче, на секунду высветил восковое лицо маску дикого вдохновения, и сразу же оно скрылось во тьме.

— Да! Это — он! — услышал я ликующий шепот. — Не лги! Он — обещанный, он — истинный. Потому что все высшие знамения исполнились. Он вышел с острова среди моря, он носит десять корон на голове, как было предсказано. Кто ему равен? Кто может противостоять ему? Ему дана власть над племенами людей. Вся земля дивится ему, и все, живущие на ней, молятся ему…

При этих словах меня пронзил настоящий ужас: я узнал образ Антихриста, врага человечества, восставшего со своими знамениями и чудесами, победами и триумфами против Бога и всех, кто служит Богу… Завесы жизни разорвались перед моими глазами. И я впервые ясно увидел в путанице событий их тайный и ужасный смысл. Томление ужаса охватило меня, я хотел бы вскочить и бежать прочь, побыть один — но тело меня не слушалось. Я сидел на полу как прикованный, и словно целая гора давила мне на грудь. А голос во тьме окреп, звучал уже громко, ликовал в мятежном торжестве:

— Дрожи, несчастный распятый! Конец твоей власти ныне настал! Где ты, кто сражается за тебя? Где они, сто сорок четыре тысячи, которые носят твое имя на лбу? Их я не вижу, А он — пришел, ужасный, он — победитель и разрушит твое царство на этом свете…

Я хотел крикнуть — но не было сил, только слабое кряхтенье вырвалось из горла. И голос прозвучал еще раз, перекрывая вой ветра и шум ливня, непрерывно хлеставшего в окна пополам со снегом.

— Вот я стою перед Тобою, как тогда, и вижу Тебя бессильным и отчаявшимся, как тогда. И кто помешает мне поднять кулак и еще раз ударить в лицо, которое я ненавижу…

Он мгновенно смолк. Дверь со стуком отворилась, и вошли полковник с Эглофштейном. Свеча достаточно осветила помещение, и я успел увидеть, что Салиньяк со сжатыми кулаками обращается к углу, где висел образ Спасителя. Потом его застывшие черты смягчились, он опустил руки и спокойно повернулся к полковнику.

А тот нахмурился:

— Салиньяк? Так вы еще здесь? Я же вам приказал идти домой и переодеться испанцем! Время идет. Что вы тут делали?!

— Я молился. А теперь я готов. Полковник оглядел комнату и заметил меня.

— И Йохберг тут, — сказал он с усмешкой. — Могу держать пари: парень хорошо вздремнул за печкой! Йохберг, вы выглядите так, будто еще не проснулись!

Мне и самому в присутствии людей показалось, что я всего лишь видел кошмарный сон. И все же я покачал головой. Но полковник уже не обращал на меня внимания.

— Салиньяк, вам я дал поручение одеться крестьянином или погонщиком мулов…

— Я поеду так как есть.

— Да вы с ума сошли! Первый же пост вас заметит и…

— Я его сомну!

— И мост через Алькор — он в руках герильясов…

— Проскачу галопом.

Полковник даже притопнул ногой в гневе.

— Проклятый упрямец! Вам придется еще проехать Фигеррас, а деревня занята большими силами врага. Вам не пройти там!

Салиньяк высокомерно усмехнулся.

— Уж не хотите ли вы учить меня, как действовать саблей, господин полковник?

— Но, Салиньяк, будьте рассудительны! Ведь судьба полка, даже больше успех всей кампании — зависит от исхода вашего предприятия!

— Об этом не беспокойтесь, господин полковник, — равнодушным тоном возразил Салиньяк.

Полковник в гневе заходил взад-вперед, но вмешался Эглофштейн:

— Я знаю ротмистра с Восточной Пруссии, — сказал он. — И если кто сможет живым пробиться через линии герильясов, так, ей-Богу, только господин де Салиньяк!

Полковник постоял с минуту в нерешительности, раздумывая, затем пожал плечами.

— Ладно, — проворчал он, — В конечном счете это ваше дело — как пробиться.

Он взял со стола карту, развернул ее и указал место, где Салиньяк должен будет встретить передовые части д'Ильера.

— Я дам вам лучшего коня, буланого, который носит клеймо Ивенского конного завода. Приложите все силы и поезжайте, как сумеете…