Крещение огнем. Вьюга в пустыне - Максим Калашников

– Единственной стратегией сохранения привилегий верхов перед угрозой снизу было укрепление центральной власти, с которой сеньоры не столько боролись, как нас пытаются убедить в написанных в XVIII – первой половине XX века книжках, сколько поддерживали, – убежден профессор Фурсов. – Результат – так называемые «новые монархии» второй половины XV века (классика – Людовик XI). Намного более жестокие, чем их патриархальные средневековые предшественники.

Возникновение «новых монархий» совпало с открытием Америки и формированием нового мирового (атлантического) разделения труда. В Европу хлынуло американское золото и серебро, появились дополнительные средства для вложений в военное дело и, как следствие, военная революция XVI – начала XVII века. Она резко изменила соотношение сил в пользу верхов. Волна социального наступления низов, нахлынувшая с конца XIV века, с XVI века катится назад (перелом – поражение крестьянской войны в Германии). Начинается длинная волна наступления верхов в рамках Старого порядка, которую повернет вспять лишь революция во Франции 1789 года. Следующее контрнаступление верхов начнется между 1968 и 1991 годами – мы живем в эпоху, эквивалентно-нишевую Старому Порядку.

Кризис «длинного XVI века» стал системным и тотальным. Он охватил все сферы – экономику, социальные отношения, власть, религию, культуру, психологию. В Европе бушевали войны и восстания. К середине XVII века ситуация стабилизировалась. Это был совершенно иной мир, чем докризисный двухсотлетней давности. А вот 90 % семей, находившихся у власти в Европе в 1453 году, сохранили свои позиции и в 1648 году. Перед нами – системный трансгресс, при котором верхушка прежней системы трансформируясь, мутируя, создавая (естественно, неосознанно) новую систему, сохраняет свои позиции, устраивая прогресс для себя и регресс для основной массы населения. Кризис позднефеодальной системы интересен в двух отношениях: его исход определялся главным образом внутренними факторами (Османская империя при мощном влиянии на европейские дела была не в силах изменить системный вектор), и верхушка старой системы успешно «транслировала» себя – mutabor! – в верхушку новой системы, хотя и пришлось немного потесниться, дав место аутсайдерам. Дальнейшая история Европы – это утеснение старопорядковых верхушек аутсайдерами – буржуазными и антибуржуазными одновременно: 1789, 1848, 1914, 1917, 1933 годы…

Вот первый тип тяжелого кризиса перехода между эпохами – кризис, вызванный борьбой верхов за сохранение своей власти в новой эре. Некая операция «Прогресс», управляемая революция. И сей кризис был связан с внутренним развитием Европы.

– Второй тип кризиса – поздняя античность, времена падения Западной Римской империи (погибла в 476 г. нашей эры), – продолжает ученый. – Здесь мы видим внутренний кризис великой империи (падение эффективности рабовладельческой экономики, демографические проблемы, деградация правящей элиты), к коему добавилось Великое переселение народов: волны варварских племен, накатывающих на Рим с севера и востока. Они смели империю. Если феодалам в шестнадцатом веке удалось сохранить власть и войти в новую эру, то позднеантичным господствующим группам не удалось. Прежняя элита исчезла. Особенно примечателен кризис перехода между рабовладельческой античностью и феодальным средневековьем тем, что огромная масса варваров была демографически выкормлена римлянами на границах! Ведь что получалось? Племена германцев селились в порубежье с разрешения Рима (таким образом он избегал войн с ними), получали статус «федератов» (союзников) и пользовались плодами имперской культуры, переходя к более производительному сельскому хозяйству. И бурно размножались. За несколько веков такой политики варвары усилились и обрушились на Рим, уничтожив высокоразвитую культуру и на много веков погрузив нынешнюю Европу во тьму невежества и раздробленности.

Здесь к внутреннему общесистемному кризису уже с III века н. э. добавилась серьезная внешняя проблема – варварская периферия, которая все сильнее давила на Рим, варваризировала и (в том числе психоисторически) ослабляла его; на системное ослабление работало и христианство. Слабеющая, гниющая система была подорвана варварами. Великое переселение народов открыло «темные» (но еще вовсе не средние) века. Оно началось гуннами и визиготами в четвертом веке нашей эры, а закончилось арабами и норманнами (седьмой-десятый века новой эры). Поздняя античность – а многие серьезные историки предпочитают именно так квалифицировать «темные века» – имела варварский лик, как и ранняя («гомеровское время»). Возникший в IX–X веках на руинах позднеантично-варварской эпохи средневековый мир имел слабую преемственность с предшествующей эпохой, а феодальная система – с рабовладельческой. Это касается и системы производственных отношений, и господствующих групп, и городов. Позднеантичная верхушка погибла или разорилась в варварскую эпоху. Средневековый мир создавали новые люди.

Таким образом, кризис позднеантичного типа характеризуется, во-первых, комбинацией внутренних и внешних факторов (последние наносят смертельный удар). Во-вторых, полной религиозно-культурной перекодировкой – Римское общество ожидали варваризация и христианизация. То есть проникновение в систему психоисторических вирусов с севера и востока. Кризис «длинного XVI века» тоже имел мощный религиозный аспект, но то было внутрихристианское дело. Никакая новая система не отменила христианство, хотя, конечно же, протестантизм – это в определенной степени варваризация и иудаизация христианства. А вот в случае с Древним Римом старое язычество было уничтожено христианством.

И еще на один аспект позднеантичного кризиса хочу обратить внимание: античная система демографически вырастила варваров на своей периферии. Получив разрешение селиться на окраинах великой империи, варвары переходили к более развитым формам сельского хозяйства, что позволяло им численно расти и усваивать военные и организационные достижения античной системы. Результат – варварская Большая Охота из разряда таких, о которых старый мудрый удав Каа говорил, что после нее не останется ни волков, ни рыжих собак, ни удава, ни лягушонка? Маугли, ни даже косточек. Или, как пелось в шлягере нэповских времён, «всё сметено могучим ураганом, / и нам с тобой осталось кочевать».

Таков второй тип кризиса, где внутреннее ослабление цивилизации сочетается с нашествием «внешнего пролетариата», с волной переселения менее развитых, но бурно плодящихся воинственных народов.

Но самым тяжелым, страшным и долгим из известных нам кризисов человечества выступает кризис верхнего палеолита – древнекаменного века. Он начался примерно за 25 тысяч лет до нашей эры и закончился за 10–8 тысяч лет до рождества Христова неолитической революцией: переходом от охоты и собирательства к скотоводству и земледелию. Эта революция стала выходом из кризисной ситуации. В чем ее суть? Род «человек разумный» вел присваивающее хозяйство: охотился на животных, собирал плоды и коренья. Мы настолько размножились, что попросту истребили дичь и объели огромные пространства планеты. Кормиться стало нечем. А тут еще настал ледниковый период. 25 тысяч лет назад рухнула система, стоящая на высокоспециализированной охоте. Пришла социальная деградация. Примитивизировалось искусство. Население уменьшилось почти на 75–85 %. И чтобы выжить, людям пришлось переходить к производящему хозяйству, одомашнивая животных и растения, изобретая ремесла. Впрочем, послушаем самого Андрея Ильича:

– Самым тяжелым, страшным и продолжительным был кризис верхнего палеолита. Он длился десяток тысяч лет, охватил значительную часть планеты и был хозяйственно-ресурсным, экологическим, демографическим и социальным одновременно. В основе кризиса, как отмечают специалисты, лежало непримиримое противоречие между созданной человеком техникой массовой охоты на крупных животных (мегафауна), сделавшей возможным резкое увеличение численности населения, и ограниченностью природных ресурсов, которые по мере прогресса этого хозяйственно-культурного типа и основанной на нем социальной системы оказались исчерпаны. Результат – борьба за место под солнцем, уменьшение численности населения, социальная и культурная деградация. Причем, как отмечает М.И. Будыко, кризис наступил очень быстро, и у людей не было времени для постепенного перехода к другим источникам добывания пищи. То есть перед нами скоротечный кризис, мигом оборвавший прежнюю, длившуюся сотни тысячелетий и основанную на присваивающем хозяйстве и каменных орудиях «Игру Общества с Природой» (Ст. Лем).

Болезненным выходом из кризиса стала неолитическая революция, которой поспособствовали такие произошедшие между 12 и 9 тысячелетиями до н. э. неординарные факторы как окончание вюрмского оледенения, смещение полюсов Земли, устранение в Атлантике преграды для Гольфстрима и ряд других…