Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века) - Владимир Мавродин

«Русская Вкраина», упоминаемая в ярлыке Менгли-Гирея, как мы уже видели, была подразделена на тьмы и управлялась темниками. Об этом говорят и другие ханские ярлыки. По-видимому, начало ханским ярлыкам великим князьям литовским на земли «Русской Вкраины» положил ярлык Тохтамыша, вынужденного искать помощи и убежища в Литве. Ярлык этот дан между 1395–1399 гг., т. е. после захвата Витовтом Смоленска, но еще до битвы на Ворскле.[1160] Затем реестр русских городов, уступаемых ханом Литве, встречается в ярлыке начала 30-х годов XV в., в письме Менгли-Гирея 1506 г. и, наконец, в трактате с Сагиб-Гиреем, датируемом 1540 г.[1161] Анализ ярлыков дает возможность сделать вывод, что ряд городов служил и опорными пунктами для татар, равно как и захваченные ими переправы и другие стратегические пункты. Такими пунктами были Рыльск и Путивль, которые в XVI в., уже в составе Московского государства, стали важнейшими пунктами сторожевой службы, откуда по шляхам и дорогам в «дикое поле» выходили разъезды городовых казаков и севруков. Стоявшие на границе татарской степи и русских лесов эти города играли большую роль во взаимоотношениях татар и русских.[1162]

В своем письме Василию III Менгли-Гирей указывает: «Область наша к намъ тянеть, Брянскъ, Стародубъ, Почапъ, Новый Городок, Рылеск, Путивль, Карачевъ, Радогощъ, то писаные восемь городовъ изъ старины наши были… тридцать и пять городовъ изъ старины дѣда нашего были».[1163]

Здесь и располагалась «Сараева сына Егалтаева тьма», или тьма Яголдая Сараевича. Ф. Петрунь предполагает, что Яголдай был последним представителем династии татарских владетелей и жил в 30-х — 40-х годах XV в. Яголдаева тьма — это синоним Курска, Курской тьмы, а сам Яголдай, по его мнению, выступает преемником известного баскака XIII в. Ахмата.[1164] Что в Курской тьме в XIV–XV, вв. сидели татары — это не вызывает сомнений. Город был разрушен еще в XIII в. и продолжал существовать лишь в виде городища. Таким его знают под названием «Курск на Тускаре» Воскресенская летопись»[1165] и под наименованием «Kuresk» список городов Свидригайло.[1166] Но тьма Яголдая не совсем соответствовала Курской тьме, так как последняя упоминается как самостоятельная административная единица. В состав Яголдаевой тьмы входили южная часть Подесенья и течение Оскола, а именно Милолюб, Мужеч, Оскол (Oskol, Milolubl, Muszecz списка городов, Свидригайло).[1167] Только один Брянск на северо-западе входил в Яголдаеву тьму. Позднее Яголдаева тьма составляет часть Путивльских земель, где обнаружено много памятников материальной культуры, принадлежащих татарам. В литовские времена здесь же располагалась часть знаменитой Глинщины. Владетельный род Глинских, обладавший чуть ли не всем Левобережьем, вел свое происхождение от татарских феодалов-династов, переведенных великим князем литовским на положение вельмож-магнатов и принятых им «чесно не яки слугъ но яко единыхъ отъ сродникь своихъ». Путивльские земли тянулись на юг и восток от Путивля к верховьям Сулы, Псла и Ворсклы. В состав Путивльских земель входили следующие населенные пункты: Жолвань (Жолважь), Биринь (Биринсинячь), Хотмышль, заброшенный далеко в степь на Ворскле, Хотеллосичи (Лосичи), или Лосицкая волость, расположенная также на Ворскле. На Ворскле же лежала «Ницянская земля» (волость). Поселения на Ворскле составляли южную границу Путивльских земель. Верховья Сулы целиком тянули к Путивлю, хотя на низовьях позднее были расположены уходы жителей Канева.

Путивльские земли были, пожалуй, южной окраиной «Русской Вкраины», если не считать слабо заселенной Глинщины, соответствовавшей (наряду с частью Путивльских земель), примерно, древнему Переяславльскому княжеству, в те времена действительно представлявшему собой полупустыню. Недаром Глинщина названа в актах «пустыней по реке Суле». С древней Переяславльской землей и ее населением Глинщину связывает топонимика: Север-Сульская, Север-Глинщина, Удай-Север, где располагаются «северские уходы», «уходы» севруков.

На юго-востоке к Курской тьме тянул, по-видимому, и Донец, так как в списке городов Свидригайло «Donyesk» идет вслед за «Kuresk»’ом.[1168]

В конце XIV в. переходит от татар к Литве и Снипород, по легенде основанный выходцами из пятигорских черкесов,[1169] причем легенда вряд ли лишена основания.[1170]

Анализ документов дает возможность сделать вывод, что под конец татарской поры (конец XIV в.) на территории Левобережной Украины существовали три области, находившиеся в непосредственной зависимости от татар, где существовало татарское феодальное землевладение: Курское Посемье и, несколько южней, Яголдаева тьма, и на Суле, Псле и Ворскле — Глинщина и Снипород. Черниговская тьма находилась в меньшей зависимости от татар, нежели Курское Посемье или бывшая территория Переяславльской «Украины».

Таким образом ханские ярлыки и письма к великим князьям литовским, несмотря на свое позднее происхождение, восходят к источникам конца XIV в. и рисуют политическую жизнь Левобережной Украины накануне захвата Заднепровья Литвой.

Как ни скромны сообщаемые ими сведения о политической жизни Заднепровского края, тем не менее, при скудости источников, они все же имеют большую ценность для исследования и проливают свет на некоторые стороны истории Украины.

На этом исчерпываются все известные нам сведения о княжествах Днепровского Левобережья во времена владычества татарских ханов. Мы, естественно, не занимались верхнеокскими княжествами, которые жили обособленно и оторвались от южной части Северской земли, хотя княжеские роды их вышли из рода черниговских князей.

Затронутые нами отдельные княжества на севере, которые также в дальнейшей своей политической истории окажутся мало связанными с южным Левобережьем, с территорией позднейшей Украины, все же не могли быть опущены из-за той большой роли, какую играли они в политической жизни древней Северской земли в конце XIII и в течение всего XIV в.

Татаро-монгольское иго, «иссушавшее и оскорблявшее самую душу народа, ставшего его жертвой» (К. Маркс), как мы видим, было одним из наиболее тяжелых моментов в истории всей Руси и интересующего нас Днепровского Левобережья, в частности.

Мы уже отмечали, что из всех земель древней Руси, несомненно, больше всего пострадала Переяславльская «Украина» — южная часть Северской земли. В рассматриваемый период во всей южной части Левобережья и в Посемье слабо пульсирует политическая жизнь, усиливается разобщенность, замкнутость экономическая и политическая. Появился новый хищный и алчный эксплуататор — золотоордынский хан. Огромные ценности отнимались у народа и присваивались татарской феодальной знатью. Результатом установления татаро-монгольского ига было лишь чрезвычайно медленное развитие производительных сил страны, а чаще всего и просто деградация ряда областей, подвергавшихся разорению. Население уходит в леса, где и скрывается. Пашню пашут наспех, реставрируя отсталые формы земледелия. На месте пашен появляются «уходы» («ухожаи»). Рыбная ловля и охота заменяют земледелие. Пашни порастают лесом, а на юге — ковылем. Запустевает Переяславщина. Вместо многочисленных городов мелькают лишь «городища» — остатки некогда известных летописцу городов, да кое-где на «уходах» попадаются становища «севруков». При первом появлении татар они либо исчезают, скрываясь в недоступных местах или в немногочисленных уцелевших городах по Днепру и Остру, либо, собираясь в «ватажки», дают им отпор, сами нападают на маленькие татарские чамбулы и на пасущих стада татарских чабанов. Кочевья татар соприкасались с «уходами» севруков.[1171] Подобного же рода промысловая «вольница», в результате татарского погрома и владычества приобретавшая особый характер, складывалась на всем огромном протяжении степей от Днепра до Дона. По свидетельству Вильгельма де Рубрука, в задонских степях бродили «шайки» (по переводу Малеина) русских, венгров и алан — «рабов татар» (причем тут термин «раб», очевидно, означает подданный), собиравшихся в ватажки по 20–30 человек. Эти ватажки днем укрывались, а по ночам, вооруженные луками, нападали на татар, купцов, отбивали у татарских чабанов табуны скота и т. д.[1172] Конечно, в задонских степях такие ватажки «вольницы», со всех сторон стесненные татарами, не могли жить и действовать иначе. На Левобережье они, по-видимому, все же были более самостоятельны. Пустынный край, покрытый разрушенными городищами, мало привлекал татар. Так превратилась в татарское пастбище некогда многолюдная и богатая Переяславльская «Украина». Только в Черниговской земле, да на севере, у Брянска, сохраняется политическая жизнь в тех ее формах, которые сложились в домонгольские времена.