Троцкий - Дмитрий Антонович Волкогонов

двух-трех месяцев вынужденного затворничества на Принкипо Наталья Ивановна с мужем увидели, как тяготится без дела сын, как он скучает по семье, оставшейся в Москве. Письма получали оттуда редко: как выяснилось, большинство их, как и раньше, оседало в ОГПУ. Старший сын был гордостью отца: полное совпадение убеждений, бойцовский характер, умение ориентироваться в хитросплетениях партийной и международной политики. После долгого семейного совета решили поддержать намерение Льва поехать в Москву и определиться по обстановке: остаться там или с семьей выехать к отцу. Предполагалось решить и вопрос о будущем Сергея, который увлекся наукой и едва ли согласится перейти, как старший брат, на положение политического кочевника.

Лев съездил в советское консульство, запросил разрешение на возвращение в Москву. Ему обещали быстро ответить, но шли недели, а представительство молчало. Тогда отец помог написать еще одно заявление:

«В коллегию ОГПУ, копия – в Президиум ЦИК СССР

Я обратился 13 июля с. г. в Генеральное консульство СССР в Константинополе с просьбой дать мне справку, нужна ли мне – советскому гражданину – виза для обратного возвращения в СССР. Консульство затребовало мой паспорт (я его сдал) и обещало дать ответ через несколько дней. С этого времени прошел месяц. Я обратился в консульство вторично (8 августа с. г.) также без результата.

Убедительно прошу ускорить прохождение этого вопроса, тем более, что ни формальных, ни по существу мотивов к отказу существовать не может. Ехал я вообще сюда лишь временно, в Москве у меня живет семья и пр.

Л. Л. Седов»{846}.

Конечно, консульство само ничего решить не могло. Шестерни бюрократической машины медленно завращались, «перемалывая» заявление, пока наконец Енукидзе не доложил лично Сталину о просьбе сына Троцкого. Тот только усмехнулся и сказал:

– А сам не просится обратно? – И, помолчав, бросил: – С ним все кончено. Как и с его семьей… Отказать.

Енукидзе понимающе улыбнулся, и в тот же день на прошении Л. Л. Седова начертал резолюцию: «Сообщить, что отказано. Енукидзе. 24.VIII.29 года»{847}. Пути возвращения в Москву к своей семье сыну Троцкого были отрезаны. Но скоро работа, к которой подключит его отец, целиком захватит Льва Седова, и он станет до самой смерти правой рукой Троцкого, отвечая за издательскую деятельность, связи и контакты со множеством мелких групп троцкистов в Европе, ну и, наконец, за безопасность отца.

Еще когда вагон с Троцким катил к Одессе, изгнанник отправил в Москву несколько телеграмм с просьбой разрешить уехать с ним его секретарям Познанскому и Сермуксу. Находясь на пароходе, Троцкий в упор спросил Федора Павловича Фокина:

– Почему нет ответа из Москвы, отпустят ли со мной товарищей Сермукса и Познанского?

– Да, конечно, отпустят, они прибудут в Константинополь другим пароходом…

– Обманете, как и раньше…

Конечно, никто и не собирался отпускать помощников Троцкого: ведь они резко повышали его «производительность», вели всю переписку, несли на своих плечах большую организационную работу. Судьба секретарей Троцкого исключительно печальна. Пройдя ряд лагерей, они навсегда сгинули в зловещем ГУЛАГе, не оставив никаких следов. Еще раньше был доведен до самоубийства Глазман, умер в тюрьме управляющий канцелярией Троцкого Бутов. Все, кто были около Троцкого в разное время, испили самую горькую чашу до дна. Содержимое этой чаши готовилось по рецептам того, кто остался за кремлевскими стенами. Троцкий долго, с тоской и горечью вспоминал своих верных помощников, которым в значительной степени обязан таким обилием опубликованных статей, речей, докладов, книг. Они ловили его мысли на лету, записывали, редактировали, готовили к печати, подбирали литературу, переводили, уточняли. Наверное, литературный силуэт Троцкого был бы много расплывчатее и бледнее, не будь в свое время с ним этих преданных и грамотных людей.

Скоро Троцкий узнал и о реакции Москвы на свои первые турецкие публикации. Месяца через два он стал получать бандероли с комплектами «Правды», «Большевика», весьма определенно отозвавшихся на голос Троцкого из-за кордона. Например, «Правда» поместила заявление 38 его бывших сторонников, демонстративно порывавших с Троцким и осуждавших его выступления в буржуазной прессе{848}. «Тяжелая артиллерия» заняла свои позиции в главном теоретическом органе ВКП(б) – журнале «Большевик». Там с двумя разгромными статьями выступил Ем. Ярославский. Троцкий давно не любил этого большевика. Еще во время первой русской революции он отметил для себя беспринципность этого человека, готового служить тому, кто сильнее. Будучи затем редактором газеты «Деревенская правда», членом партийного центра по руководству восстанием в Москве, первым комиссаром Кремля, Ярославский проявил себя исполнительным, не лишенным творческого воображения человеком. Однако, когда он стал заниматься историей партии, быстро показал себя послушным и понятливым интерпретатором сталинских взглядов. Но Ярославский поддерживал не только взгляды, но и действия Сталина. Выступая на январском (1938) Пленуме ЦК, он «успокаивал» коллег, что «мы в состоянии выдвинуть вместо разоблаченных врагов десятки и сотни тысяч достойных людей…»{849} Ярославский считал сталинский террор естественным продолжением революционного процесса. В 1936 году в его руках окажется письмо Н. И. Седовой (распространенное партаппаратом среди московского руководства) о судьбе сына Сергея. Ярославский хорошо знал обоих сыновей Льва Давидовича, но, конечно, заступаться за младшего сына Троцкого не стал. Ему не доведется узнать, что такое смерть сына… Это случится уже после того, как бывшего председателя Союза воинствующих безбожников и старосты Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев Ем. Ярославского уже не будет в живых. 11 января 1947 года Сталину доложат: «Два дня назад в 22.30 в гостинице «Центральная» выстрелом из браунинга покончил с собой сын Ем. Ярославского – В. Е. Ярославский…»{850} Но я отвлекся…

Троцкий не без брезгливости прочел первую статью Ярославского: «Мистер Троцкий на службе у буржуазии, или первые шаги Л. Троцкого за границей», а затем и вторую – «Как ”отвечает“ Троцкий и как рабочие отвечают Троцкому». Набор выражений обеих статей был уже обычным для советской печати того времени: «контрреволюционные призывы Троцкого», «рекорд глупости», «возвращение к меньшевикам», «плевок по адресу Советского Союза», «блудливая, ренегатская троцкистская правда», «полное идейное банкротство и перерождение Троцкого» и т. д. Отсутствие аргументов компенсировалось, как обычно, крепкими выражениями. Однако две основные идеи у Ем. Ярославского все же выделить можно. Он полагал, что Троцкий разоблачил себя полностью, получив за свои публикации «крупную сумму долларов». Как пишет сталинский автор, «живой политический покойник, живой ренегат сторговывается, за сколько продать свою клевету…». Оказывается, даже известно, за сколько: «По некоторым данным за статьи ему заплачено больше 10 000 долларов, по другим – около 25 тысяч…»{851}

Другая идея статей Ярославского – осуждение Троцкого как ренегата за сам факт публикации статей в буржуазной печати. Классовая девственность сталинского идеолога не допускала даже возможности «обращаться к классовым врагам пролетариата, пользоваться их услугами для публикации своих инсинуаций»{852}.

Троцкий, читая эти казенные, разносные статьи, мог подумать: для Ленина не было зазорным печататься в буржуазной прессе, критикуя меньшевиков. Это не считалось предосудительным. Неужели Сталин, исключив своего главного оппонента из партии, вытолкав его за кордон без средств к существованию, мог рассчитывать на то, что тот навсегда замолчит и притихнет? Нет, выбор Троцким сделан давно. Он будет бороться всеми доступными для него политическими и идейными средствами. Будет бороться со Сталиным и его оруженосцами. Такими, как Ем. Ярославский. Ему, кстати, он посвятит еще не один абзац своих будущих статей и даже создаст блистательные сатирические зарисовки, например, «Советские Плутархи». Троцкий напишет в этой статье всего несколько строк: «При царе Давиде летописцем состоял некий муж, по имени Гад. Был ли он академиком, неизвестно. Но историк Ярославский происходит, несомненно, от этого Гада по прямой линии… Ходят слухи, что ввиду особых заслуг этой корпорации по ”чистке“ истории, Кремль намерен ввести особый знак отличия: орден имени Плутарха». Однако сам Ярославский опасается, что это имя может посеять в народе соблазн. «Плутархи? – удивится иной обыватель, не получивший классического образования, – Плутархи? А, может быть, просто архи-плуты?»{853}

Перед Троцким стояли задачи: прежде всего наладить регулярный выпуск «Бюллетеня оппозиции» и распространить его в максимально возможном количестве стран, включая и СССР; создать центр сплочения марксистских сил, противостоящих бюрократическому социализму; попытаться установить связь со своими сторонниками в Советском Союзе.

…Устало разогнувшись к концу дня за письменным