За пределами просветления - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Этот человек спросил у своего врача:

– Что мне делать?

Врач сказал:

– Сделай вот что: возьми красивую фотографию обнаженной женщины и приклей ее внутри холодильника. Каждый раз, когда твоя жена будет открывать холодильник, чтобы взять очередную порцию мороженого, она будет думать: «Какое красивое тело!» И тогда она может начать думать о себе, о том, что она не так хороша.

– Отличная идея! – воскликнул человек.

Через два месяца врач встретил этого человека и не поверил своим глазам.

– Что случилось? – спросил он. – Я не видел тебя всего два месяца, а ты стал таким толстым!

Он ответил:

– Все это случилось благодаря твоему совету, идиот! Ты мой врач или мой враг? Я приклеил внутри холодильника фотографию красивой обнаженной женщины. С тех пор моя жена не открывает холодильник, а вот я не могу выдержать и пятнадцати минут, чтобы не посмотреть на эту фотографию. Но когда открываешь холодильник, видишь не только фотографию, но и мороженое, торт… Ты поломал мне жизнь. Моя жена стала более стройной, красивой, а я превратился в урода. И всем этим я обязан тебе!

Это общество, этот мир основан на идиотских предрассудках.

Моя коммуна была протестом. Она продержалась пять лет – и это было чудо, так как фашистское и империалистическое правительство Америки испробовало все способы, чтобы уничтожить ее. Они не могли добиться этого законным путем, потому что в коммуне было четыреста юристов – у нас была самая большая в мире юридическая фирма. Четыреста саньясинов, среди которых были очень известные юристы, а также недавние выпускники университетов, вели непрерывную борьбу с американским правительством по всем юридическим вопросам. В конце концов правительство поняло, что законными средствами нас уничтожить невозможно, и тогда они стали применять незаконные методы.

А когда мировая держава – самая великая держава в мире – начинает вести преступные и незаконные действия, что могут сделать четыреста человек?

Мы были готовы вести законную борьбу, сообразуясь с разумом и логикой, используя все возможные средства. Но невозможно было бороться незаконными методами.

Я был арестован незаконно, без всякого ордера – они не могли найти никакого основания для моего ареста, поэтому какой может быть ордер?

Меня арестовали посреди ночи под прицелом двенадцати заряженных пистолетов. Я спросил:

– Где ордер на арест?

– Ордера нет, – ответили они.

– Вы можете хотя бы на словах объяснить, в чем дело, почему меня арестовывают? – спросил я.

Они ответили:

– Мы не знаем.

Я сказал:

– Тогда дайте мне возможность связаться с моим адвокатом.

Они отказали мне в этом.

Повсюду в мире каждый гражданин имеет право связаться со своим адвокатом, если правительство совершает такой незаконный акт. Но они боялись, что если появится мой адвокат, то он первым делом спросит: «Где ордер на арест?»

Они уничтожили коммуну таким образом, чтобы весь мир думал, что они не совершили ничего преступного, но все их действия были преступными…

В суде они обвинили меня в ста тридцати шести преступлениях.

Я три с половиной года хранил молчание и никуда не выходил из своей комнаты. А если человек остается безмолвным: ни с кем не встречается, ни с кем не разговаривает, никуда не выходит из своей комнаты, – то как он может совершить сто тридцать шесть преступлений? Я решил, что это, должно быть, чудо, должно быть, я творю чудеса! И у них не было никаких доказательств.

Они предложили начать переговоры. Представитель правительства ясно дал понять моим адвокатам, что правительство не может признать свое поражение. Они сами по глупости своей назвали это дело «Соединенные Штаты Америки против Бхагвана Шри Раджниша». Они сами дали ему такое название, не было никакой необходимости так его называть. Поэтому они оказались в затруднительной ситуации: если бы я выиграл дело, это означало бы, что Соединенные Штаты Америки потерпели поражение в своем собственном суде в соответствии со своими собственными законами, в соответствии со своей собственной конституцией.

Поэтому они сказали:

– Мы не можем… правительство не может признать свое поражение. Вы знаете, и мы знаем, что у нас нет никаких доказательств. Поэтому лучше всего будет не доводить дело до суда. Мы готовы начать переговоры. И наше условие будет таково: Ошо должен признать любые два обвинения, он должен сознаться в том, что совершил два преступления – чтобы показать миру, что, арестовав его, мы не сделали ничего плохого, – и заплатить минимальный штраф. Тогда внешне все будет выглядеть законно.

Но мой адвокат сказал:

– Будет очень трудно убедить его принять ваши условия.

– Мы должны предупредить вас, – сказал представитель правительства, – что, если он не согласится и дело дойдет до суда, то разбирательство может растянуться на десять-двадцать лет. Это дело против правительства, и вы должны понимать, что правительство не может позволить себе проиграть это дело. Поэтому мы будем всячески затягивать его, в освобождении под залог будет отказано, и Ошо будет оставаться в тюрьме. Дело его жизни будет уничтожено, а его саньясины по всему миру будут ужасно страдать.

И он прошептал на ухо моему главному адвокату:

– Вы должны понимать, что его могут и убить. Если мы увидим, что проигрываем дело, его могут найти убитым.

Мои адвокаты пришли ко мне в слезах – а они были самыми лучшими адвокатами Америки. Я спросил их:

– Почему вы плачете? В чем дело? Эти сто тридцать шесть обвинений ни на чем не основаны. Мы выиграем дело.

Они сказали:

– Дело-то мы выиграем, но твоя жизнь в опасности, а мы не хотим рисковать твоей жизнью.

И мои адвокаты были правы.

Ведь под мое сидение была подложена бомба, поэтому, если бы что-то пошло не так, они могли бы покончить со мной в тот же день. Просто по случайности меня привезли в тюрьму раньше, чем они ожидали, – а это была бомба с часовым механизмом, так что она не взорвалась.

После того, как я уехал из Америки, генеральный прокурор заявил представителям печати: «Нашей основной задачей было уничтожение коммуны».

Почему? Ведь коммуна не причинила Америке никакого вреда. Но глубоко внутри она задела эго Америки, ее гордость: мы показали им, что мечта осуществима, что пять тысяч человек могут жить без каких-либо правоохранительных органов, без судов, без насилия, без наркотиков, без убийств, без самоубийств, без умопомешательств. И люди жили так радостно и так красиво, что вся Америка начала завидовать.

Само существование коммуны представляло опасность для американских политиков, так как это доказывало, что у них нет никакого интеллекта, в противном случае они очень легко могли бы сделать то, что сделали мы, – в их руках вся власть, все деньги.

В этой маленькой коммуне из пяти тысяч человек было все, что нужно человеку, и в ней было очень много свободы, очень много любви. Все работали семь дней в неделю, по двенадцать-четырнадцать часов в день, и никто не уставал – потому это не было принуждением, они делали то, что хотели делать, это было творчество. Это был такой творческий процесс, что после четырнадцать часов работы они еще и танцевали на улице, поздно вечером они играли на гитарах, пели, танцевали.

Коммуна была обречена на уничтожение. Она была слишком хорошей, чтобы не быть уничтоженной. Она было альтернативным обществом.

Махавира и Будда не создавали никаких альтернативных обществ. Они были частью общества, они продолжали зависеть от общества. Их революция была интеллектуальной, словесной. Мой бунт был реальным, экзистенциальным.

И уничтожение коммуны в Америке не означает, что сама идея коммуны исчезнет. Во многих странах по всему миру коммуны процветают. И их число будет расти.

Америка еще пожалеет, что упустила такую возможность. Она могла бы поддержать коммуну и дать понять миру, что коммуна символизирует свободу, символизирует нового человека, символизирует будущее человечество.

Америка упустила великую возможность.

Уничтожив коммуну, она уничтожила доверие к себе, она уничтожила свою собственную демократию. Она показала, что является ничем иным, как просто лицемерным обществом.

Третий вопрос:

Ошо,

Самое сильное переживание в моей жизни – это любовь, которую я чувствую к тебе. Она подобна ливню, который очищает мою душу и наполняет мое сердце благодарностью.

Но я до сих пор продолжаю искать что-то, как будто есть еще секрет, которым ты со мной не поделился. Эта безумная любовь между нами – действительно все, что нужно? Почему я тогда не удовлетворен этим переживанием?

Любовь никогда не может быть удовлетворена. Если она удовлетворена, то это уже не любовь. Чем сильнее и глубже любовь, тем больше будет неудовлетворенности. Это не противоречит любви, это просто говорит о том, что любовь необъятна, что твое сердце хочет любить бесконечно, что оно никогда не будет удовлетворено.