Том 29. Письма 1902-1903 - Антон Чехов

20 февраля 1903 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 315.

Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 20 II. 1903; Москва. 23 II. 1903.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 15 февраля 1903 г.; Книппер ответила 24 февраля (ГБЛ; частично опубликованы — Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 219–220, 226).

…я сам не отдал бы Суворину для его театра пьесы… — А. С. Суворин добивался, чтобы пьеса «На дне» шла на сцене его театра. Но М. Горький решительно воспротивился этому и писал К. П. Пятницкому 15 февраля 1903 г.: «Чуть-чуть не всадили меня в скандал. Получил вчера телеграмму: „Суворинский театр делает нам льготы. За это с будущего сезона „На дне“ будет принадлежать Суворину на два года на обычных условиях 10% сбора автору. Вполне уверенный ваших выгодах я обещал категорически. Разрешите заключить Сувориным условие от вашего имени. Немир<ович> Данчено“. Я так и взвился, точно обваренный. Ответил: „Очень изумлен столь простым пониманием моих выгод, но все же между мною и Сувориным не может быть никаких соглашений“. Затем написал письмо в том смысле, что, если Худож<ественному> театру очень важны льготы, — я отказываюсь получать с него авторские, но пьесу мою театру, в котором ставят „Сон Услады“, „Контрабандистов“ и прочую мерзость, — на исключительных условиях — не дам. Дать так — все равно, что пойти в сотрудники „Нового времени“. Да, вот как понимают мои выгоды и даже такие порядочные люди, как Немирович» (Горький. Письма к Пятницкому, стр. 120–121). Об этом инциденте писал Чехову Вл. И. Немирович-Данченко 16 февраля: «Суворины отец и сын очень ухаживали за мной в надежде сдать нам театр за то, что Горький даст им на будущую зиму „На дне“. Но вчера я получил от Горького телеграмму: „Никакие соглашения между мною и Сувориным невозможны“. Воздух около Суворина действительно пакостный. И какой это плохой театр» (Немирович-Данченко, стр. 319).

Книппер также писала о гастрольной поездке МХТ в Петербург: «Сейчас говорил Влад. Ив. в театре, что Горький ни за что не даст пьесу Суворину, а Суворин только при условии отдачи пьесы дает нам театр. Значит, у Суворина не будем, а Панаевский, говорят, занят. Не знаю, чем покончат».

Насчет Варнека ты ~ ошибаешься. — В письме от 15 февраля 1903 г. Книппер писала о смерти художницы Стопницкой после операции, сделанной доктором Л. И. Варнеком. Доктор Варнек — старший врач Первой Градской больницы Москвы — лечил О. Л. Книппер во время ее тяжелого заболевания весной 1902 г., хотя операцию делал не он. Н. В. Стопницкая (урожд. Горожанкина) была ученицей Н. А. Клодта; ее смерть получила широкий резонанс в прессе. 27 апреля 1903 г. ее муж, прозектор Московского университета приват-доцент С. О. Стопницкий обратился к Варнеку с открытым письмом, обвиняя его в смерти жены из-за «гнилостного заражения организма больной» при неопрятно сделанной операции («Русское слово», 1903, № 115). Письмо широко комментировалось газетами в ожидании ответа Варнека. В своем ответе, написанном 29 апреля того же года, Варнек объяснил причины гибели больной — «от гнойного воспаления брюшины вследствие глубокого проникновения заразных начал из больных органов в ткани, которые нельзя было удалить. Эта же причина, от которой вообще погибает у всех операторов в среднем 5,7% оперируемых с этой болезнью страдалиц. Ни предугадать этого, ни устранить после операции, — заканчивал Варнек, — я не мог» (сообщено Л. В. Алексеевым).

…не дашь мне больше киснуть… — Об этом Книппер писала 11 и 14 февраля (см. примечания к письмам 3996* и 4004*). 12 февраля она опять возвращалась к этой теме: «Родной мой, как твое настроение? Ты хорошо прочел мое вчерашнее письмо? Вникнул? Понял? Я больше не буду блуждать без опоры и киснуть и не знать, что надо делать» (Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 218). 15 февраля Книппер просила: «Не чувствуй себя таким одиноким, дорогой мой. Я скоро буду с тобой. Мне стало легче с тех пор, как я решилась действовать энергично. Киснуть я тебе больше не дам».

4012. В. С. МИРОЛЮБОВУ

20 февраля 1903 г.

Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XX, стр. 51.

Открытка. Год устанавливается по почтовым штемпелям: Ялта. 20 II. 1903; С.-Петебург. 24 II. 1903. 3 ч.

Ответ на письмо В. С. Миролюбова от 14 февраля 1903 г.; Миролюбов ответил телеграммой от 25 февраля и письмом от 3 марта (ГБЛ).

…рассказ уже готов. — «Невеста».

…25 февраля вышлю Вам… — В телеграмме от 25 февраля Миролюбов просил прислать рассказ «Невеста» в Петербург, в редакцию «Журнала для всех» по новому адресу — Невский, 88. Рассказ был послан Миролюбову 27 февраля.

…телеграфируйте, что едете в Ялту… — См. письмо 4023* и примечания* к нему.

…не хандрите. — Отклик на сообщение Миролюбова: «Четвертый день сижу дома: нездоровится. Надо опять уезжать. Больше нервы, чем грудь. Заела бессоница. До этого чувствовал себя хорошо <…> И раньше здесь было одиноко, а теперь и совсем пойти некуда. Недавно порвались отношения с Михайловским. Теперь захочется людей повидать, пройдешься по Невскому, да и домой, и зацепиться не за что. Скоро жизнь свою изменю радикально. Так нельзя жить».

4013. П. П. ГНЕДИЧУ

22 февраля 1903 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Неизд. письма, стр. 39.

Ответ на письмо П. П. Гнедича от 18 февраля 1903 г. (ГБЛ).

Спасибо ~ за справку насчет гонорара. — См. письмо 4002* и примечания* к нему.

Мой брат… — Ал. П. Чехов.

Письмо в Контору я послал… — Это письмо Чехова не найдено.

4014. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 февраля 1903 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 316.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 17 февраля 1903 г.; Книппер ответила 26 февраля (ГБЛ; частично опубликованы — Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 221–222 и 227–228).

…ты там цветы от Ермоловой получаешь… — Об этом Книппер писала: «Вчера кончили сезон. Играли „Три сестры“, отлично играли. Была Ермолова, прислала в уборную каждой сестры чудесные майоликовые вазы с цветами. К. С-чу поднесла венок после 3-го акта, Вишневскому свою фотографию. Была за кулисами, восторгалась игрой, говорит, что только теперь поняла, что такое — наш театр. В 4-м акте, в моей сцене прощания, она ужасно плакала и потом долго стоя аплодировала. У нас всех было приподнятое настроение. Вызывали много; в конце, несмотря на то, что пост играем дома, публика устроила что-то вроде прощания и долго не расходилась».

Получил от Немировича очень милое письмо. — Письмо от 16 февраля 1903 г.

Пишет он насчет моей болезни… — Немирович-Данченко писал: «Твоя жена мужественно тоскует. И говорит, что тебе нет надобности жить всю зиму в Ялте. В самом деле, неужели нельзя жить под Москвой, в местности сухой и безветренной? Кого об этом надо спрашивать? Какому врачу ты очень веришь? Остроумову? Я с удовольствием принял бы участие в этих переговорах, т. к. и мое сердце щемит при мысли о твоем одиночестве в течение 4 месяцев. Расспрашивал вчера Симова, каков климат в его Иванькове <…> там лучший климат из всех подмосковных местностей. И рыбы много! Надо что-нибудь сделать. Разумеется, без малейшей опасности для здоровья» (Немирович-Данченко, стр. 317).

…насчет пьесы. — В своем письме Немирович-Данченко осведомлялся: «Как идет теперь твоя работа? Пишется или нет? Ужасно надо твою пьесу! Не только театру, но и вообще литературе. Горький — Горьким, но слишком много Горькиады вредно. Может быть, я не в силах угнаться за этим движением, стар уже, хотя очень оберегаю себя от консерватизма <…> и при всем том чувствую тоскливое тяготение к близким моей душе мелодиям твоего пера. Кончатся твои песни, и — мне кажется — окончится моя литературно-душевная жизнь. Я пишу выспренно, но ты знаешь, что это очень искренно. И поэтому, вероятно, никогда раньше меня не тянуло так к Тургеневу, как теперь. И в направлении репертуара мне хочется больше равновесия в этом смысле.

Подберись, пожалуйста. Употреби все приемы личной психологии, какие тебе известны, чтобы подтянуться, и напиши пьесу с твоим чудесным поэтическим талантом. Пускай мы будем стары, но не будем отказываться от того, что утоляет наши души. Мне кажется, что ты иногда думаешь про себя потихоньку, что ты уже не нужен. Поверь мне, поверь хорошенько, что это большая ошибка. Есть целое поколение моложе нас, не говоря уже о людях нашей генерации, которым чрезвычайно необходимы твои новые вещи. И я бы так хотел вдохнуть в тебя эту уверенность!» (там же, стр. 317–318).