Лучший из врагов. На первой полосе - Вэл Корбетт

Стоял октябрь, но, хотя они находились в современном здании, огонь в камине уже напоминал о приближении зимы. Лиз могла только предположить, сколько было затрачено труда, чтобы сделать вентиляционную вытяжку и печную трубу для этого камина.

Она пыталась бороться с нарастающим внутри нее волнением. Ведь речь идет всего о нескольких словах, которые скажет ей владелец во время обеда. Уже в который раз она вспомнила, что понедельник это ее выходной день. Но если хозяин вызвал вас к себе, то вам не остается ничего другого. Она успокаивала себя. Ну не мог же он для плохого известия выбрать время ленча. Если бы кроме нее здесь были рекламные агенты или другие журналисты, она имела бы хоть какую-то поддержку. Но, похоже, они встретятся тет-а-тет. Значит, видимо, разговор пойдет о том, займет ли она место редактора. Будет ли этот обед ее триумфом или просто утешительным призом? Навряд ли он стал бы тратить на нее время, если собирался ее уволить. А может быть, и стал?

Фергус Кейнфилд был коренным канадцем, чей дед заработал состояние, начав издавать газеты в городках, выраставших как грибы вдоль железнодорожных линий. Потом была организована сеть радиовещательных станций.

Сам Фергус прожил в Великобритании пятнадцать лет, но британцем так и не стал. Лиз его лицо было знакомо, в основном, по снимкам в газетах, если не считать нескольких деловых встреч. В ожидании, пока Фергус ее примет, Лиз рассматривала картины на стене, которые она знала по каталогам художественных произведений. Очевидно, когда-то они были выставлены на аукционе «Сотби». Чувствовалась рука Гордона Риса, художника по интерьеру, который до этого успешно работал у Маргарет Тэтчер, после — у принцессы Дианы, а теперь — у этого гнусавого провинциального канадца.

Моложавый, богатый и постоянно живущий отдельно от жены Фергус Кейнфилд всегда занимал первое место в колонке светских сплетен, и не меньше о нем сплетничали в его же офисе. Его жизнь окружали слухи. Говорили, что кроме дома в Канаде, где жила его жена, ему принадлежат дома, в которых живут его любовницы в Гонконге и Кэп-Феррете, а так же квартира в «Трамп-тауэр» в Нью-Йорке, но никто и никогда его любовниц в глаза не видел и не мог назвать их имен. Настоящая и единственная миссис Кейнфилд жила в фамильном особняке в Торонто, хотя трое ее детей учились в британских школах-интернатах. Кроме регулярных поездок в Гордонтаунскую, Биненденскую и Дрэгонскую школы и посещения особняка на юге Франции, все остальное время она предпочитала проводить вместе со своими породистыми лайками, призерами всех выставок на Северо-Американском континенте.

Если говорить правду, то она посвятила свою жизнь разведению породистых собак только потому, что в семейной жизни не нашла удовлетворения. С самого начала их брак оказался неудачным, а после того, как миссис Кейнфилд заявила, что двух сыновей и дочки достаточно, Фергус вдруг сказался импотентом.

Правда, через несколько месяцев миссис Кейнфилд обнаружила, что ее муж импотентом был не со всеми. Как-то раз она заехала без предупреждения к нему в офис. Когда она познакомилась с новой секретаршей мужа, выглядевшей, как она сама пятнадцать лет назад, у нее почему-то мелькнуло подозрение, что муж ее обманывает. Ее опасения подтвердились после того, как она прослушала запись на автоответчике, посвященную вовсе не работе. Томным голосом секретарша говорила своему шефу о том, что она собирается делать, когда они снова останутся в кабинете Кейнфилда. «Я опущусь на колени и буду у тебя сосать медленно, очень медленно», — предвкушал женский голос. Миссис Кейнфилд была несколько шокирована.

Роман с секретаршей давно закончился, но именно она выпорхнула навстречу Лиз и, приветливо улыбнувшись, проводила через двустворчатую дверь в кабинет Кейнфилда — тот сохранил за ней прежнюю должность.

Фергус стоял в углу к ней спиной, с телефонной трубкой в руке. Не поворачиваясь к Лиз, он просто указал ей рукой на стул и быстро произнес: «Садитесь, садитесь».

Она очень осторожно опустилась на изящный, обитый шелком стул в стиле Людовика XIV (он как-то ужасно заскрипел под ней) и принялась внимательно изучать Фергуса. Это был мужчина намного выше среднего роста, около шести футов и трех дюймов, решила она, крупного телосложения, с седеющими волосами и уже заметной лысиной. Он улыбнулся ей своей знаменитой плотоядной улыбкой. Если бы они были немного получше знакомы, она бы ему посоветовала сменить очки в стиле Гиммлера на что-нибудь более располагающее на дружеский лад.

На письменном столе стояли три телефона, а также лежали кучи всяких бумаг, контрактов и факсов. Она вспомнила рассказ одной своей знакомой о том, как она однажды побывала на приеме у премьер-министра в его кабинете. Там он обратил ее внимание на два телефона — один черный, другой красный. «Одна линия проведена прямо из Белого Дома, другая — из Кремля, — веселым голосом объяснил ей премьер, — но я всегда забываю какая откуда».

Рядом с телефонами Фергуса стоял компьютер, соединенный по сети с фондовой биржей. Работали сразу три телевизора, по одному шли новости «Скай Ньюс», два других показывали программы Би-би-си-2[49] и Си-эн-эн[50], причем звук у всех трех телевизоров был выключен.

При первом же взгляде на него становилось ясно, что это очень энергичный человек. Разговаривая по телефону на неплохом беглом французском, он умудрился одним жестом усадить Лиз за стул и взглядом прищуренных глаз послать дворецкого выполнять поручение. Через несколько минут дворецкий вернулся с серебряным подносом в руках, на котором стояли два фужера с пенящейся жидкостью цвета янтаря.

Лиз решила, что одна рюмочка ей сейчас не повредит.

Фергус быстрым движением сел на стул напротив нее. Он уже говорил по второму телефону, диктуя цифры на каком-то другом языке. Французский Лиз понимала, ну, а что касается цифр, то она догадалась, что речь идет об очень больших суммах. Что он еще решил купить? Город переполняли слухи о сделках, которые он совершает в Европе. Пока его пальцы бегали по клавиатуре компьютера, его глаза перескакивали с экрана одного телевизора на другой. На мониторе стали появляться постоянно меняющиеся столбики цифр, шириной во весь экран.

— Attend[51]! — произнес он в трубку.

Положив трубку, он крикнул секретарше: «Принеси мне папку по сделкам с французами и, если сможешь, переключи Жака на другую линию». Наконец он повернулся к Лиз и хитро ей улыбнулся. Что он задумал?

Он протянул свою здоровую загорелую ручищу. Но пока Лиз раздумывала, нужно ли ей встать и пожать его руку или просто протянуть свою, не вставая при этом, он был занят уже другим делом.