Ящик водки - Альфред Кох

Что касается жителей деревни, то они, слыша этот рев и эту стрельбу, конечно, были уверены в скорейшей погибели (что потом и подтвердилось в беседах с ними).

Пару часов продолжалось это безобразие. В какой-то момент стрельба как по команде (почему – как?) прекратилась, вертолеты разом улетели и танки тоже уползли. Оцепление снялось и уехало, так что мы смогли наконец войти в село. Там на площади у сельсовета уже галдели местные – им же надо было выкричаться. Местное население дало мне такие показания: военные потребовали сдать все оружие. Им отдали сколько-то там дробовиков. Показалось мало: а пулеметы где? Чтоб добиться их выдачи, постреляли. Не добившись, уехали.

Вскоре подъехало местное руководство: начальник милиции, главный кагэбэшник и секретарь райкома партии. Тут же на улицу вынесли множество столов, сдвинули, нанесли продовольствия – и начался веселый и шумный праздник освобождения села от Советской армии. Соленья, копченья, чача, тутовая водка – мы наконец-то поверили, что очутились на Кавказе… А то сухие корочки жрать… Я там выпивал со счастливыми армянами и думал про Советский Союз, про то, насколько он нужен этим вот кавказцам. Может, в тот момент армянам показали какое-то неправильное, нелицензионное, пиратское лицо СССР, но где им было увидеть другое?

На обратном пути в темноте и от волнения наш шофер заблудился. Это стало ясно в тот момент, когда после некоторого грохота на близком расстоянии от нашей машины лег снаряд. «Танковое орудие. Стало быть, на азербайджанскую территорию заехали», – определил наш боевой шофер, ветеран Карабаха. Он выключил бортовые огни и скомандовал нам выскочить из машины и залечь в поле. Что мы и сделали, причем весьма торопливо. Лежим… И тут – второй снаряд. Был недолет, теперь перелет – стало быть, вилка. Им там в танке осталось чуть подкрутить прицел – и попасть, поразить цель… Я лежал на грунте и ругал себя ужасными словами. Мне было так жалко себя. Я думал: «Ведь в этот самый момент я мог бы сидеть дома на кухне под красной лампой на пружинке и пить, на худой конец, хоть чай. Ну чего я поперся в эти Богом забытые места? Зачем?!» Впрочем, третьего снаряда для нас у азербайджанской стороны не нашлось. Так что, полежав еще минут десять в пыли, мы залезли в машину и через пару часов были в Ереване.

Наутро – проблемы с билетами: челноки раскупили все. Я еще в Москве обратил внимание: почти каждый пассажир тащит в самолет ящик сливочного масла. Вот они сдали то масло оптом и летели теперь за новой партией. Откуда ж билеты при такой постановке вопроса? Я пошел к начальнику аэропорта и объяснил ему, что судьбы Армении – в его руках. Он проникся, пошел с нами и собственноручно вытащил из очереди к стойке регистрации двух челноков. И произнес короткую речь: «Стыдно вам, братья-армяне, что вместо вас русские ездят на вашу войну! В то время как вы спекулируете маслом!» После в самолете летчики, которых проинформировали о нашей миссии, позвали нас в кабину и там поили кофе и коньяком и настаивали, чтоб я сел за штурвал. Я все-таки отказался, чем их страшно обидел.

Вообще та ситуация полна была выразительных деталей. Смотрите, сколько тут всего намешано! Голод и нехватка бензина. Военные действия и контрабанда продовольствия. Бестолковое поведение Советской армии. «Дружба народов». Единение разных слоев населения внутри одного народа (за исключением русских) в трудные времена. Ну и чего ж было ожидать? В общем, Советский Союз таки был обречен…

– А еще по тому году у меня было такое тонкое финансовое переживание. С осени 89-го до весны 91-го доллар подорожал в сорок раз – если по официальному курсу. А на черном рынке – только в два раза. С 13 рублей (или соответственно 62 копеек) до 25 рублей.

– Ха-ха-ха! Красиво.

– А что все-таки происходило с долларом?

– Я думаю, он просто искал точку равновесия. И нашел.

– Ты-то что чувствовал, когда развалился Союз? Когда поезд приплыл?

– Мне абсолютно не жалко было Советского Союза.

– Тебе было в кайф, что демократия и все такое прочее? А ты осознавал, что геополитически Россия становится хрен знает чем? А не великой державой?

– А я никаких личных дивидендов не получал от того, что Россия – великая держава. Мне от этого только херовее было. Я очень явственно себе представлял, как изо рта моих детей вытаскивается кусок и кладется в Мозамбик. Мне это не очень нравилось, это был удар по моему непосредственному карману.

– То есть ты именно в таких терминах тогда рассуждал.

– А глупо рассуждать в иных терминах.

– А я тогда это воспринимал как явление природы.

– Нет… Ну вот как тебе объяснить… Если едешь из Тольятти в Москву на машине, то по дороге будет Сызрань. Там стоят качалки, качают нефть. Они стоят до горизонта – качают, качают… Я своими глазами это видел. И потому у меня злоба была, во-первых, на космос, а во-вторых, на это помогание. И это накладывается на разговоры об Эмиратах и Саудовской Аравии. И я думал – ну почему ж мы-то так живем? Нам отвечают – а зато мы летаем в космос и помогаем всему миру… Это все детские впечатления, мне было лет пятнадцать тогда.

– Что, тебе херово жилось?

– Но могло бы еще лучше житься! Я хотел, чтобы у нас были хорошие дороги, красивые дома… Жилищный вопрос, как всегда, портил жизнь. Я никак не мог понять, почему такая богатая огромная страна не может обеспечить своих граждан жильем. При том, что одним таким гражданином был я. Вот ты рассказывал мне про ГДР, как там молодоженам квартиры вручали, – так это на наши бабки и вручали. А я со своим маленьким ребеночком и своей женой не мог получить квартиру!

– И вот ради квартиры пришлось обрушить империю.

– Похоже, что да! Обрушили – и сразу у меня квартира образовалась. Вот буквально в 1991 году.

– Ага. Это типа свойство капитализма – раздавать бесплатныеквартиры. Ха-ха. Что касается этих качалок, то мне про них рассказывал Аушев.

– Русланчик? Знаю. Это ж наш, кустанайский.

– А, он тоже из ссыльных… Так, по его данным, нефти на душу населения в Чечено-Ингушетии было больше, чем на Ближнем Востоке. А по детской смертности вайнахи были тоже на первом месте в стране. Это он все к тому, что не надо копить обиды, а надо делать вид, что ничего не случилось. И вот он говорил, что субъектом Российской Федерации никто не хочет быть, а желающих оставаться под властью британской короны – полно.

– Тоже интересная история. В шестидесятые многие выходили из состава Британской империи.

– Выходили, да. Но до сих пор австралийцы считают себя подданными королевы! И на флаге у них – Union Jack. И язык английский они у себя не отменили. Представь себе бывшую республику СССР, например, твою любимую Латвию, которая в уголке своего флага сохранила б советское знамя и русский язык чтоб оставила главным… И чтоб не плевалась и не пыталась переписать историю так, чтоб там про русских ни слова…