Ящик водки - Альфред Кох

– Нет. А еще есть фридманизм – это как бы альтернатива кейнсианству.

– Это Фридман Михаил Маратыч придумал?

– Нет, Милтон Фридман. Чикагская школа. Но это не касается нашей темы.

– Но почему ты мне не хочешь рассказать про Кейнса? Ты, может, сам про него ничего не знаешь?

– Джон Мейнард Кейнс. Говорят, пидарас.

– А чем еще знаменит?

– Придумал теорию, основанную на так называемом мультипликаторе Кейнса. Ну перестань, это неинтересно!

– Как – неинтересно? Напротив. Гайдар, Горбачев и Кейнс.

– Нет. Неинтересно. Мне интересно другое: в 91-м Ельцина выбрали президентом. А Собчака – мэром, и это все в один день, кстати, произошло.

– Тебя все это порадовало?

– Да.

– И меня Ельцин страшно порадовал. Я думал – вот счастье. Царство справедливости. Все будет прекрасно теперь. Наконец-то мы этих товарищей…

– Так оно и случилось. Счастье и справедливость наступили. Правда, «товарищи» опять вернулись. Потому что вся Восточная Европа приняла законы о люстрации, а Россия не приняла. И не запретила работать на серьезных должностях коммунистам и кагэбэшникам.

– Если б она запретила, то кто бы командовал?

– Я, я бы командовал.

– Ага, и я. А больше никто. Вдвоем мы бы много накомандовали.

– Да до хуя бы мы накомандовали. Но вот Чубайс с Гайдаром – точно бы не командовали! Они же были коммунистами. А Димка Васильев бы командовал. Нормальная была бы компания.

– Что, думаешь, мы бы справились без коммунистов?

– Конечно. Знаешь, как было б хорошо, если б они не мешали…

– Ничего хорошего не было б в том, если б от власти были оттерты самые социально активные люди, самые карьерные… Хотя… Я бы расстреливал всю эту публику. В свое время – так с удовольствием бы.

– Мы б им сказали: ребята, если не хотите в расход, тогда заткнитесь и сидите в подворотне своей. А то с ними разговаривали, спрашивали их мнение…

– И еще так: «Вот сейчас каждый подписывает бумагу: я, такой-то, состоял в компартии, и потому подлец и негодяй, или дурак. Или продался. Прошу меня простить и буду платить алименты до конца жизни. И согласен ходить с клеймом на лбу». А кто-то б сказал: «Лучше расстреляйте». Ну вот, половину б расстреляли, а половина ходила бы с клеймом. Справедливо.

– Да. И избирательных прав их лишить.

– Это само собой. Кастрировать их или нет – это еще можно обсуждать, а что избирательных прав лишить – это точно.

– Кастрировать? Нельзя: у нас демографическая ситуация тяжелая.

– Вот видишь. Конечно, хотелось бы коммунистов поприжать. Но, с другой стороны, надо признать, что шустрых людей в стране мало. И многие из них пошли в партию, чтоб эту шустрость как-то пристроить к делу.

– Шустрость! Ха-ха-ха!

– А если этих, кто был в партии, отодвинуть в сторону и послать на второстепенную работу, то где б мы взяли людей на ответственные посты? Таких-то много, кто говорит: «Я ничего не умею, но зато я ничего не спиздил, я честный, я чудный», – но надо же как-то и горы сворачивать, а не просто сидеть со своей идейной девственностью… Так вообще бы все остановилось.

– А в августе был путч.

– Что, сразу? Как-то быстро мы до путча добрались.

– А что? Ельцина избрали, обмен денег провели – и сразу путч. Херак.

– А съезд депутатов? А начало переговоров в Ново-Огареве?

– Слушай, отвали, а? Это ж никого не интересует.

– Ты что, не помнишь ново-огаревского процесса?

– Да не было никакого процесса. Просто они сидели бухали… И на хуй Горбача посылали. Вот и весь процесс. Это, кстати, здесь недалеко, по пути на мою дачу, – где сейчас Путин живет.

– А, где кирпич висит?

– Да.

– А ты помнишь, что был референдум о судьбе СССР? И «за» было 112 миллионов человек. Из 146 миллионов голосовавших.

– Да помню.

– И что ты об этом скажешь?

– А чего тут говорить? Ну и х… с ним.

– Ну как же? Люди сказали – СССР сохранить, а им ответили: «Очень хорошо, но мы его развалим. Пардон».

– Да, и его закрыли. В соответствии с решениями.

– Обанкротили. Умышленно.

– Ну ты же помнишь, какой Горбачев льстивый вопрос задал? «Согласны ли вы проживать в союзе равноправных и справедливых, где все поровну и все чудесно?» За такое все проголосуют! Я бы и сейчас проголосовал. Но к тому времени такого не было, ну и хера ли было спрашивать?

– А тебя не волнует, что была восстановлена немецкая республика на Алтае?

– Не-а. Никак.

– Так, какие еще события? А смерть Кагановича тебя тоже не ебет?

– Уж не ебет так не ебет. Ну перестань!

– А указ президента о департизации госучреждений?

– Чего?

– Департизация.

– Не, это все было ненастоящее.

– А что организацию Варшавского Договора распустили?

– А куда б они делись? Де-факто они сами распустились. Давай лучше про ГКЧП.

– Ну ладно, давай. Это был как раз понедельник. Приезжает ко мне шофер, заходит на кухню, где я чай пью, и смотрит на меня большими глазами. Я говорю – ты чего приехал, сегодня ж у нас выходной? Номер газеты «Коммерсантъ» (еще еженедельной), где я тогда работал, сдавали все выходные, надо ж и отдохнуть… Ну да, говорит, теперь вам только и остается что отдыхать – все же кончилось. Что ты, спрашивает, думаешь об этом обо всем? О чем? Ну что Горбача выгнали? Бля-а-адь! Включаю ТВ, врубаюсь, и мы едем в редакцию. Только ночью оттуда вернулся! И шофер мне говорит: ты знаешь, я тебя везу – так это просто жест доброй воли…

– А так-то «весь мир насилья мы разрушим»?

– Типа. Трудовая у него в советском учреждении осталась, он недавно у нас работал – и его радовало, что он не лопухнулся с переменой строя. Сидим после в редакции, смотрим «Лебединое озеро».

– Это «Манфред» был! Симфоническая поэма!

– Да ну? Точно?

– Да. Чайковского. Точно знаю.

– А печаталась газета в типографии «Красная звезда». И оттуда сразу позвонили и сказали: «Знайте, вот таких, как вы, мы никогда больше печатать не будем. И сейчас накажем виновных, которые допустили преступное сотрудничество с вами за ваши грязные деньги». А кэш, кстати, стали из редакции развозить по квартирам надежных людей. Готовились же к обыскам, к конфискации, арестам и как-то пытались наладить систему выпуска газеты в подполье. И в такой обстановке, значит, редколлегия начинается. Яковлев объявляет, что решил работать в подполье.

– Не одни бабки у него в голове были, а?

– Ну да, тогда, в путч, продать газету олигарху вряд ли бы удалось. И вот он говорит: «Предупреждаю, что все это может херово кончиться. Понимаю, что не все готовы к таким рискам. Давайте сейчас мы выйдем из кабинета, и кто хочет, пусть валит, мы его поймем. А кто вернется в этот кабинет – на тех я буду рассчитывать». И вот люди собрались через пять минут, с любопытством оглядываются вокруг – интересно же, кто свалил! И недосчитались мы одного человека. Не будем называть его имени, достаточно в журналистских кругах известного. Скажу только, что 22 августа он как ни в чем не бывало вышел на работу. Я его, конечно, призвал к ответу. Он без тени смущения дал мне объяснение: «Я неоконсерватор. Потому что еврей. Есть среди нас диссиденты, конечно, но настоящий ответственный советский еврей заинтересован в сохранении СССР. Потому что если Союз развалится, то русских погонят из бывших республик. Они, голые и босые, побегут в Москву. И, увидев там сытых и довольных евреев, кого же, спрашивается, они начнут бить? Это кому-то надо? Никому. Вот потому я и поддержал ГКЧП. Там я сделал все, что мог, а теперь, когда победила ваша гребаная демократия, вот вернулся к вам. А куда ж мне теперь еще идти?…»