Дневники св. Николая Японского. Том Ι - Николай Японский

30 июня 1880. Понедельник.

В Березе и на пути из нее

Утро скучнейшее, сбор в дорогу; нужно бы выехать в восемь часов, а выехали в одиннадцать благодаря «лошадям овса нужно дать», «еще не спеклось на дорогу», — попрощавшись с своими и всем селом — по домам, отправились и часу во втором были в Татеве. Обед. Великолепный сад. — Ожидание сбора учеников и прогулка по саду. Училище действительно образцовое. — Прежде того — в Церковь, где ученики пели литию. — в школе пели концерт. Херувимскую и прочее: точно, очарование — мужичонки, поюшие труднейшую музыку…

Скучная дорога и ночевка на постоялом, где жена больна горячкой. Немного заснул на сене, на полу.

1 июля 1880. Вторник.

На пути в Ржев и из Ржева в Петербург

По ухабистой и пыльной дороге добрались в Ржев. Здесь — процессия — проводы чудотворной иконы Божией Матери в село; посмотрели, потом купили ножи, вилки, на сюртуки, к окнам и прочее. — Останавливались на постоялине Морозова. — В третьем часу — на станцию железной дороги. — По ней в Осташково, здесь — ожидание почтового поезда, — Теснота на поезде и негде заснуть.

2 июля 1880. Среда.

На Пути в Петербург и в Петербурге

Страшно измучившись всю ночь, так как спать хотелось, а спать нельзя было, утром, в десять часов, прибыл в Петербург, что весьма приятно было. О. Исайя показал ящики, присланные из Москвы, — все двадцать три ящика пришли исправно. Пришел Яхонтов и рассказал об учреждении Общества Православных. Брат о. Александр принес несколько писем. Пообедал и отдохнул. В шестом часу отправился к Владыке Исидору; он встретил шуткой: «А мы думали извещать в полицию, что Преосвященный пропал». — Поужинал, сходил в купальню и вымылся мылом и «се есмь».

3 июля 1880. Четверг. В Петербурге

Утром послал телеграммы к Преосвященному Алексею в Москву: нет ли известий от Коцинского? — К Аксенову, чтобы прислал собранные на храм деньги для положения здесь в банк, и к Я. А. [Якову Аполлоновичу] Гильтебрандту, что завтра до десяти дома. — Попросил потом у о. Исайи лошадь, поехал к Обер–прокурору Константину Петровичу Победоносцеву — не застал, на даче в Ораниенбауме, к Ильинскому — не застал, на даче, — к Феодору Николаевичу Быстрову — на даче, к Ивану Ивановичу Демкину — и с ним в Петергоф на пароходе в сопутствии двух его сынов — Пети и Вани. — К П. Афонасьевичу Благовещенскому, — дома нашли только жену его и Колю Булгакова, который проводил нас к Федору Николаевичу Быстрову, на Кривой улице. — Сидели в саду, пообедали, отправились потом к Благовещенскому, — тоже были в саду, на солнце, — потом ели вишни и пили наливки; отправились в царские сады смотреть фонтаны; видели Самсона среди бездны других меньших фонтанов и водяных гор, Адама, фонтанное дерево, где из каждого листа — вода, и грот, где нужно сидеть под водою, — взглянули на садик в Монплезире.

В девять часов на пароходе отправились обратно в Петербург. — День был весел, за исключением неприятности у Феодора Николаевича из писем казанских семинаристов — Вишневского и Васильева, что они не могут ехать в Миссию — родители не пускают. — Значит, певчих нужно опять искать. — В двенадцатом часу ночи вернулся домой в Лавру.

4 июля 1880. Пятница. Санкт–Петербург

Скука и апатия весь день. Утром Яков Аполлонович Гильтебрандт и Дмитрий Александрович Резанов — поболтали до десяти часов. Потом день, разнообразимый приходом случайно заходящих. В четыре часа был у Константина Петровича Победоносцева — не было дома, хотя вчера говорили, что в четыре часа будет. — Возвращаясь, зашел в сапожный магазин выбрать сапоги, до Лавры доехал в дилижансе, читая дневные газеты. Отправился к о. Иосифу — цензору, говорили об истории Голубинского. Доложили, что меня ждут к о. Александру, брату, что там студент один желает меня видеть. Оказался Плотников. — Дай Бог ему. Весьма симпатичная личность. Очень не нравится только одно, что он в Казани до сих пор держит необъявленным свое поступление в Миссию. Что–то чуть–чуть иезуитское; дай Бог, чтобы это было простодушно русское, то есть человеку до сих пор совестно сказать: «Не хочу я служить здесь, хотя вы желаете», — словом, — или чрезвычайно деликатное, или… По отправлении его к себе в гостиницу, я сходил в баню, потом слушал из–за стены игру на пьянино.

5 июля 1880. Суббота. Санкт–Петербург

Продолжается уже 22 октября, среда, 1880 года, на пути из Сингапура в Гонконг, на судне Тencer, Ocean Steam–Ship Со, капитан Power. — В Петербурге тогда просто опротивело вести дальше дневник: вечно одни и те же пошлые чувства недовольства собою и всем на свете, одна и та же суетня и одна и та же пустота. Собирался в дорогу. Укупоривал вещи, что из Москвы и Казани. Служил раз в Исаакиевском Соборе литургию, — в Казанском — молебен вместе с Высокопреосвященным Исидором; на праздник Казанской Божией Матери, в Лаврском Соборе. — Акафист Успению в одну субботу. Был на обеде у Великой Княгини Екатерины Михайловны в Ораниенбауме. Представлялся Государю Императору в Царском Селе, покупал книги, иконы, хлопотал в Синоде, между прочим, об архимандритстве о. Анатолия, о прогонах и подъемных о. Димитрию. Между тем к Плотникову приехали мать и сестра и отговорили его ехать в Японию: видимо, стал колебаться: я подал в Синод, чтобы остановили дело о производстве его в члены Миссии. Просился один из Лавры учителем пения, но тоже потом стал колебаться и оставлен. Митрополит Исидор все время был чрезвычайно ласков и заботлив; точно отец родной о чаде, заботился о Миссии. Обер–прокурор Константин Петрович Победоносцев — тоже весьма просто и ласково делал для Миссии в Синоде все что нужно. Собирался 1–го августа выехать из Петербурга, потом 10–го, наконец, 15–го, отслуживши обедню в Крестовой Церкви вместе с Высокопреосвященным Исидором и напутствованный им, после обеда у него, иконою Покрова Божией Матери, с вечерним поездом отправился в Москву. Благословляя иконой, Митрополит сказал: «Искренно желаю, чтобы Покров Божией Матери был над Япониею». Дал потом трость, принесенную ему кем–то из Иерусалима. Когда я, откланиваясь, сказал, что даст Бог, чрез десять лет буду иметь счастие опять увидеть его, он промолвил: «Нет уж, мне не дожить; а услышите, что помер, отслужите панихидку». Это были последние слова его. И в самом деле, едва ли уже мне услышать что–либо лично из его уст, — ему восемьдесят два года. И при таких летах — такая деятельность, бодрость и свежесть. Вот с кого брать пример! — С Ольгой Евфимовной Путятиной простился в их квартире — она больна была, грустно–грустно расставалась, у них такое домашнее несчастие — болезнь графа Евгения. На железную дорогу провожали оо. сотрудники, В. А. [Варвара Александровна] Иордан, племянник Сережа, брат о. Димитрия — Дионисий Смирнов. 16–го августа был в Москве, опять на Саввинском Подворье. Преосвященный Алексей принял ласково и сказал, что нужно сегодня же побыть у Митрополита Макария, он–де пеняет, отчего тогда пред отъездом из Москвы не побыл у него (а он тогда был в Троицко–Сергиевской Лавре). Отправился я в Черкизово. И вот–то попал на сцену! Давно уже со мной никто так не говорил. Митрополит Макарий как раскричался на меня! И за что же? Мое письмо из Петербурга, в котором я извещал, каким путем пересылать в Японию деньги, обещанные им на Миссию, он принял за настойчивое требование этих денег. Ко мне–де никто так не пишет! — Ну и мелочен же он! Правда, должно быть, что кто повыше, перед теми он угодничает до невероятности. — Взял в Москве Святого Мира и частиц святых мощей, для чего нужно было подавать прошение в «Московскую Святейшего Правительствующего Синода Консисторию», купил атласу на сто антиминсов и попросил в Синодальной типографии отпечатать их, — без надписей на русском языке, а с пробелами. Федор Николаевич Самойлов еще на Миссию пожертвовал десять тысяч рублей, которые и посланы были мною в Хозяйственное управление на хранение. Еще набралось и пожертвований вещами немало, так что двенадцать ящиков пришлось отослать в Петербург о. Федору для пересылки оттуда в Японию.