Фашисты - Майкл Манн

прежде всего контрпродуктивен. Спорадические местные выступления, отсутствие парамилитарной организации — все это причины его поражений, которые не случались, только если армия и полиция отказывались стрелять в протестующих. Роковой ошибкой была и вера в то, что можно победить, противостоя всем сразу. Анархистской агрессией — особенно той, что проявлялась на словах, — конечно же, подпитывались ультраправые, сочинявшие об анархистах страшные сказки; агрессивность отпугивала буржуазию, крестьян среднего достатка и многих рабочих — особенно женщин, а также людей пожилых или религиозных. Самим анархо-синдикалистам их тактика, вероятно, показалась бы оправданной, если бы в конечном счете привела к революции. Однако в условиях расколотого рабочего движения их деятельность подпитывала, радикализовала и распаляла авторитарных правых, что порядком портит о них впечатление, при всем нашем сочувствии к ним как к пострадавшей стороне, при всем восхищении их храбростью и неиссякаемым оптимизмом.

СОЦИАЛИСТЫ

Поскольку испанская коммунистическая партия до гражданской войны была малочисленна, основной партией на левом фланге (и тогда, и сейчас) была Испанская социалистическая рабочая партия (ИСРП). В ИСРП состояло от 60 до 80 тысяч членов, ядро составляли квалифицированные промышленные рабочие, ряды которых в последнее время начали пополнять сельскохозяйственные работники. Таким образом, социалистическое движение было преимущественно пролетарским, при том, что его лидерами становились люди из тех 15–25 % активистов, чья профессия не была связана с ручным трудом. Среди депутатов-социалистов в парламенте большинство составляли учителя и писатели, хотя рабочих в социалистической фракции было больше, чем в других (см. Приложение, табл. 9.1, ряд 9). В Севилье партийные лидеры происходили из всех классов, большую часть составляли служащие (см. Приложение, табл. 9.2). Молодежное крыло партии разрослось, стало ультралевым — и избиратель у социалистов был в целом моложе, чем у остальных партий. Женщин за партию голосовало меньше, чем мужчин, от женских движений в ней состояло лишь 10 % членов (Contreras, 1981: 84-112; Aubert, 1987: 181–182; Palomares Ibanez, 1988). Профсоюзы социалистов объединялись в более крупную организацию — ВСТ; к 1932 г. она разрослась и насчитывала миллион активистов, из которых свыше 80 % составляли работники ручного труда (Gcuinea, 1978: 38, 96, 401; Contreras, 1981: 108–109). Также социалисты организовывали по всей стране «народные дома» — это были местные общества просвещения и организации взаимопомощи, которые имели большое значение для укрепления пролетарских гетто в более развитых регионах.

Идеология социалистических лидеров представляла собой смесь реформизма с эволюционным марксизмом, с примесью столь характерного для Испании «морального» социализма. Поначалу ожидания от реформ были положительные. После выборов 1931 г. ИСРП стала крупнейшей партией в парламенте; три министра-социалиста в левоцентристском правительстве — Ларго Кабальеро, Индалесио Прието и Фернандо де Лос Риос — проявили себя как эффективные реформаторы. Идею сотрудничества с иными силами продвигало даже крыло ортодоксальных марксистов, поскольку, с их точки зрения, пролетарская революция могла начаться только тогда, когда завершится буржуазная. Вслед за остальными социалистическими партиями того времени испанские социалисты считали буржуазную демократию далеко не высшей своей целью и формально были привержены делу «революции», которую они, судя по всему, видели преимущественно бескровной. В первые три года республики ее лидеры и социалисты тесно сотрудничали. В регионах, где партия пользовалась наибольшим авторитетом, появились новые комитеты по улаживанию трудовых споров, Jurados Mixtos; за время реформ численность ВСТ выросла (Carmona, 1989: 408; Bosch, 1993).

Однако почти сразу дали знать о себе две проблемы. Во-первых, реформистские указы и законы, принимаемые правительством, давали рабочим и крестьянам повод требовать еще большего, что побуждало их к активным действиям. На местном уровне баланс политических и военных сил начал изменяться в сторону ослабления «касикизма» и репрессий. Росло число забастовок и захватов земель. Причем в ходе этих беспорядков рабочие брали не организацией, а численностью; целью выступлений была не революция, а реформы ради сохранения базовых материальных ценностей (Bosch, 1993). Но так или иначе они нарушали общественный порядок. Во-вторых, республиканско-социалистическая коалиция полностью не могла контролировать не то что страну целиком, а даже ее госаппарат. Так, в ключевом министерстве внутренних дел, средоточии старорежимной исполнительной власти, посты занимали сплошь консервативные республиканцы, и не случайно. Как часто бывает при демократизации режима, сюда старались назначать людей исходя из расчета, чтобы были довольны армия и полиция. Одновременно (что также совершенно естественно) в провинции назначали консерваторов-управленцев — в случае с Испанией это были гражданские губернаторы, которые активно применяли против левых делегированные им особые полномочия. Кальво Сотело замечал в 1935 г., что без применения чрезвычайных полномочий республика просуществовала всего 23 дня (для него это был аргумент за отмену республики). Трудовое законодательство внедрялось особенно неравномерно. Слабое в плане инфраструктуры, испанское государство было раздираемо внутренними политическими противоречиями. В регионах, подконтрольных землевладельцам и церкви, над левыми метко подтрунивали: мол, у вас республика, ею и питайтесь. Все потому, что в этих регионах республиканская власть присутствовала лишь на словах. Ряд местных управленцев с успехом содействовали реформам (Collier, 1987), однако левые жаловались, что законодательство применяется далеко не во всех регионах страны.

В 1933 г. для республики настали тяжелые времена[50]. В начале этого года вспыхнули восстания НКТ, кульминацией которых стала резня в андалузском городе Касас-Вьехас, унесшая жизни местных жителей. Вначале кабинет (включая министров-социалистов) с удовлетворением рапортовал о подавлении несомненно, жестокого и кровавого восстания. Но по мере того как всплывали подробности, стало ясно, что кровопролитие в Касас-Вьехасе было делом рук Национальной гвардии, действовавшей по указке провинциальной администрации; тогда левые выступили с осуждением своих лидеров за участие в «государственном терроризме». Под руководством социалистического сельскохозяйственного союза был проведен захват земель на юге, который Хулиа (Julia, 1989: 25) характеризует как акт «вмешательства профсоюзов в сферу политики». Левые были слишком привязаны к ритму массовых забастовок и потому не могли проводить ответственную политику. По мере того как слабела левоцентристская коалиция, реформы в республике также сходили на нет. Летом ассоциации нанимателей прекратили сотрудничать с властями и потребовали аннулировать результаты реформ. Министр труда Кабальеро уже принимал у себя целые делегации рабочих, недовольных приостановкой внедрения преобразований. В августе его риторика приобрела левые черты: он заявил, что если реформа невозможна, то социалистам следует отменить буржуазную демократию.

На социалистов оказывали влияние события в Германии, Португалии и особенно в католической Австрии (о жизни в которой в Испании было хорошо известно). В целях защиты реформ, говорили некоторые социалисты, нужно дать силовой ответ фашизму, который завладевает правыми умами. В некотором роде имело место зеркальное отражение реакции, которую мы наблюдали в последних двух главах в случае с Венгрией и Румынией. Там к варианту силового противостояния фашизму склонялись как раз правые. Испанские правые фашистами, безусловно, не были; но