Фашисты - Майкл Манн

в районах, где особый вес имела религия, а также о возрастных представителях класса. Симпатизировали правым и работники сферы обслуживания, и представители так называемых свободных профессий.

Таким образом, с одной стороны, политика в Испании носила явный классовый характер. В стране не существовало сколько-нибудь значительного фашистского или популистского движения, которое бы нарушило эту картину, собрав по всей стране надклассовый электорат. С другой стороны, немаловажную роль играли отрасль экономики, вероисповедание, пол и возраст — и особенно регион и вероисповедание: эти факторы в некоторых районах могли соперничать с классовым, а в совокупности на общенациональном уровне были не менее важны, чем класс. Политические движения были вынуждены искать поддержку у всех или, по крайней мере, у большей части перечисленных самобытных социальных групп. Теперь пройдемся по всему политическому спектру слева направо и рассмотрим, на кого опиралась каждая группа, ее политические взгляды, степень ее жестокости и меру ответственности за крах республиканского правления. Затем мы затронем тему правых (которые в этой работе являются основным предметом изучения) и расскажем об их роли на фронтах гражданской войны.

АНАРХО-СИНДИКАЛИСТЫ

В Испании действовали два рабочих движения, не приемлющие, во-первых, капитализм, во-вторых — друг друга. Анархо-синдикалисты, ставившие целью свержение государства, равно не выносили и республику. Политической партии они не имели, их основной организацией была федерация профсоюзов НКТ. Она практически не имела центрального руководства и, хотя могла оперативно мобилизовать местных жителей, на национальном уровне была представлена слабо. Состав ее варьировался, численность его установить трудно, однако к середине 1930-х она насчитывала немногим более миллиона человек — 13 % всей рабочей силы, примерно столько же, сколько социалистический ВСТ (католические и коммунистические профсоюзы имели еще по 2 % электората). 30 % членов НКТ были из Каталонии, еще по 15 % — из Андалусии и Валенсии. Поддержку главным образом оказывали сельские чернорабочие Андалусии, работники каталанской и валенсийской текстильной и строительной промышленности, а также беднейшие крестьяне в окрестностях Сарагосы. Тяжелая промышленность в федерации была представлена недостаточно. Конторские работники составляли лишь 5 % ее членов, и еще 5 % женщины — правда, эта цифра представляется недостоверной: известно, что в общественной работе анархо-синдикалистской конфедерации принимало участие значительно больше женщин. Таким образом, это движение было почти исключительно пролетарским, и большую часть его боевого актива составляли рабочие. Подтверждение тому — протокол о полицейской облаве в Логроньо: там задержаны художник-оформитель, механик из гаража, токарь-станочник, дворник, сапожник, парикмахер, два жестянщика, кузнец и торговец (Bermejo Martin, 1984: 253).

При этом движение было расколото на два лагеря: умеренно синдикалистский и более молодой, более урбанистический и агрессивный — анархистский, во главе которого стояла целая организация — Федерация анархистов Иберии (ФАИ). В 1933 г., когда у синдикалистов разделились мнения относительно того, стоит ли сотрудничать с республиканской властью, ФАИ пыталась встать у руля НКТ. Они пытались организовать переворот, но выбрали для него неудачное время. Новое правое правительство после прихода к власти, недолго думая, отправило заговорщиков в тюрьму и в ссылку. «Народный фронт», придя к власти в 1936 г., их помиловал, и до военного мятежа у двух противоборствующих фракций НКТ хватило времени примириться друг с другом (Tunon de Lara, 1972: 718–719, 785–789, 873–881; Guinea, 1978: 96; Bar, 1981; Vega, 1987; Kelsey, 1991; Fraser, 1994: 542–552). Поэтому в годы республики движение особой организацией не отличалось — что для анархистов, возможно, как раз плюс.

Однако НКТ постоянно призывал к всеобщей революционной забастовке. Особенно пламенной была стилистика листовок ФАИ: в них поощрялась «революционная гимнастика» — беспощадные бунты, устраивая которые рабочие готовили себя к финальной революции, содержались призывы к насильственным политическим чисткам:

Смерть полицейским! Смерть солдатам — сынам нашего класса, поднявшим оружие против нас! Смерть ушлым господам — буржуям, феодалам-капиталистам! Смерть проклятым дармоедам, попам, политикам всех мастей! Если сегодня вы не восстанете против них мощною безжалостною силой, то завтра они вас не простят и не пощадят! Скрепите сердца перед битвой! К оружию! Идите брать церкви, монастыри, казармы, крепости, тюрьмы, ратуши и трущобы! (Ramírez Jimíenez, 1969: 106).

Такая риторика, несомненно, наводила страх — особенно на священнослужителей, составлявших самую беззащитную, уязвимую из перечисленных выше групп. В Испании священников уже давно приносили в жертву народному гневу. И все же враги НКТ преувеличивали реальную опасность, стоявшую за этими строками. Государство периодически выступало с заявлением о разоблачении того или иного заговора, об обнаружении схрона оружия, и печать не стеснялась распространять панические слухи. Впоследствии эти «заговоры» превратились в повод для репрессий.

Но давайте посмотрим на реальную деятельность НКТ. За время республиканского правления она объявила три «всеобщие забастовки»: в январе 1932 г., в январе 1933 г. и в декабре 1933 г. Однако эти мероприятия преследовали маловнятные цели: с одной стороны — планы устроить революцию, с другой — ограниченные протестные демонстрации. Большинство боевиков были готовы захватывать фабрики, землю, проводить шумные уличные шествия. Некоторые из них, впрочем, шли несколько дальше — резали кабели связи, захватывали общественные учреждения, уничтожали протоколы заседаний правительства, обстреливали казармы Национальной гвардии или случайным образом подрывали какое-нибудь здание. Жертвы в данном случае были незапланированными, скорее случайными. Риторика, которой оперировало движение в целом, чаще была не кровожадной, скорее наоборот — наивной и идеалистической. В качестве примера приведем революцию, произошедшую в масштабе одной деревни:

Все граждане осведомлены о том, что настоящим устанавливается либертарно-коммунистический режим и отменяется денежная система. Революционный комитет заявляет, что отныне каждый имеет право взять себе в магазине любой товар при условии, что он не возьмет лишнего количества, превышающего его дневную норму потребления (Kelsey, 1991: 96).

Все три восстания окончились крахом. В них участвовали разрозненные объединения НКТ, в основном в удаленных деревнях или городских рабочих окраинах; они на одни сутки оккупировали свой район, но, стоило вмешаться полиции, спасались бегством. При всей серьезности намерений некоторых активистов, эти выступления никак нельзя назвать революциями.

Большинство акций НКТ вырастали из обычных трудовых споров. Однако поскольку наниматели были настроены враждебно, а в НКТ не очень-то ценили коллективный договор с предпринимателем, переговоры часто носили формальный характер. Затем НКТ предпринимал попытку применить силу: по его указанию разгневанные толпы людей перекрывали дороги. Несколько раз такие шаги имели действие; если же результата не было, то могли последовать вандализм и спорадические поджоги. Если вмешивалась Национальная гвардия, то на улицах могли появиться баррикады, а в руках у восставших — пистолеты. Рабочие ряда отраслей имели возможность раздобыть динамит, и в этом случае все заканчивалось гибелью людей. И тем не менее у насилия были свои границы. Боевиков не слишком заботила собственность, однако (несмотря на анархистскую риторику) личный террор они почти не замышляли